Зовут его Валерка - Костюковский Борис Александрович - Страница 17

В этот день тётя Лена ничего не делала, все обязанности по дому выполняли мужчины. Валерка с дядей Сашей приготовили ужин, и, хотя не всё получилось вкусно, тётя Лена их уверяла, что всё очень «здорово и необыкновенно мило».

Ещё вчера дядя Саша сказал Валерке:

— Мы завтра с тобой должны так всё организовать, чтобы тётя Лена порадовалась.

Глядя на сияющую тётю Лену, Валерка сразу вспомнил эти слова.

Утром под своей подушкой она нашла Валеркино письмо, написанное самостоятельно, так, что и дядя. Саша не видел.

«Тётя Ленчка пыждравляе восмом мартым никаво не боись всигда идитё вперет доздравствуит Куба родина мая.

Наш плимяш Валерко».

Тётя Лена так обрадовалась письму, что даже позвонила дяде Саше на работу.

— Саша, наш малыш написал мне замечательное поздравление к Восьмому марта. Представь, он советует мне никого не бояться и всегда идти вперед.

И вдруг лицо тёти Лены вытянулось: она слушала, что ей отвечал дядя Саша, и удивлённо поглядывала на Валерку.

— Ах вот как? Значит, у тебя в кармане пиджака обнаружена такая же записка? — воскликнула тётя Лена. — Но это же наш, женский праздник. При чём здесь ты?

Валерка подбежал к телефону.

— Я нечаянно, я нечаянно! — кричал он, дёргая тётю Лену за руку. — Я два письма написал… Думал, что это ваш костюм… Тут темно было…

— Саша, — прижав к себе Валеркину голову и счастливо смеясь, закричала тётя Лена, — племяшек просто ошибся карманом! Второе письмо тоже мне. А кто его научил переделать своё имя по-испански?

— Это по-кубински! — запротестовал Валерка. — Это Натка сказала, что по-кубински меня зовут Валерко.

— Слышишь, Саша? Это его Натка, оказывается, на кубинский лад переделала, и Натка, наверное, сказала, что Куба его родина.

— «Куба — родина моя» — так поётся, — подсказал Валерка.

— А-а, это из песни, Саша… Нет, еще не отдала. Ладно, сейчас отдам. — Тётя Лена положила трубку. — Мы с дядей Сашей купили тебе книги. На, получай.

До этого он читал афиши на улицах да букварь, а теперь тётя Лена вручила ему сразу много детских книг.

— Учись читать, — сказала она весело, — давно нам надо было снабдить тебя литературой.

После этого случая тётя Лена стала чаще заглядывать к нему в тетради и даже вместе с ним делать уроки.

Вчера вечером благодаря Валерке у тёти Лены снова было хорошее настроение. В домашнем задании по письму он должен был от разных имен образовать фамилии.

Упражнение они разбирали с тётей Леной. Она намывала имя, а Валерка придумывал фамилию.

Владимир, — говорила тётя Лена.

Владимиров, — отвечал и записывал Валерка.

— Иван, — читала тётя Лена.

— Иванов, — быстро выпалил Валерка.

Всё шло хорошо, но как только дело дошло до «Валерия», он вдруг осекся и замолчал.

— Какая же будет фамилия, если имя Валерий? — снова спросила тётя Лена.

— Ки-сте-нёв, — неуверенно растягивая слово, ответил Валерка.

Тётя Лена рассмеялась и сказала:

— Да ты подумай лучше. Ведь не о тебе же здесь речь идёт.

— Ну тогда Семиусов, — назвал Валерка фамилию своего одноклассника.

Тётя Лена развеселилась ещё больше;

— Да нет же, Валерочка, давай начнём снова. Посмотри: если имя Владимир, то фамилия Владимиров, если Иван, то Иванов, если Виктор, то Викторов. А если Валерий?

И только тут догадался Валерка, что от него требуется.

— Валеров, — назвал он фамилию и засмеялся вместе с тётей Леной. Это ничего, что он ошибся, зато у тёти Лены было хорошее настроение.

Кончились мартовские ветры. К концу месяца снова начало пригревать солнце, снег стал серым, а местами совсем исчез. Но зима ещё упрямилась, и неожиданно выпал такой глубокий снег, что снова кругом все побелело.

Казалось, что этот снег никогда не растает и никогда не кончится зима.

Но Валеркины опасения были напрасными. В апреле началась такая дружная весна и так пригрело солнышко, что за несколько дней почти весь снег исчез. Только местами, там, где были сугробы, да вокруг катка, проблёскивали грязноватые бугорки снега, но и они оседали к земле, словно пена в стакане с газированной водой.

Приближался май, а вместе с ним летние каникулы.

В школе шла усиленная подготовка к Первому мая. Во всех классах стояли большие букеты багульника, который принесли ребята из ближайшего леса. Багульник уже распускался, и, наверное, поэтому в воздухе стоял какой-то особый весенний запах.

Девочки на уроках труда из красных лент делали банты; мальчики из толстого картона вырезали голубей, раскрашивали и прикрепляли их к палочкам. Старшеклассники под руководством учителя рисования заготавливали транспаранты и сами писали на них лозунги.

У всех было предпраздничное настроение. Дома тоже чувствовалось, что приближается долгожданный праздник.

Тётя Лена каждый день покупала продукты, складывала их в холодильник и всё время охала, что она наверняка что-нибудь забыла купить и потом будет стыдно перед гостями.

В доме тётя Лена объявила аврал. Она перемыла все окна, повесила новые гардины, которые были куплены специально к Маю, и снова, несмотря на протесты дяди Саши, переставила мебель на новые места. В эти дни здорово досталось дяде Саше с Валеркой. В их обязанности входила вся мужская работа, и они еле успевали поворачиваться. Такая уж неугомонная тётя Лена!

Ну зачем ей понадобилось затевать эту возню? У них и без того всё хорошо.

Валерка тоже пробовал протестовать, но тётя Лена с ним не согласилась.

— Май — это особенный праздник, — сказала она. — Май — праздник революции, праздник весны и радости. Вот поэтому его надо встречать по-особому.

Но, как всегда, у Валерки не обошлось без огорчений. Было это в конце месяца. Вернулся Валерка из школы и вручил дяде Саше маленькую узенькую полоску бумаги, на которой было написано, что «завтра в 7 часов вечера в 1–ом «Б» классе состоится родительское собрание».

Дядя Саша расписался на бумажке, и Валерка отдал её Дарье Емельяновне.

Когда дядя Саша вернулся с собрания, у него был недовольный вид.

— Зря я пошёл туда, — сказал он Валерке, — мне там за тебя было стыдно.

— Почему? — не понял Валерка.

— Потому что ты стал нарушать дисциплину, шалишь на переменах. Дарья Емельяновна говорит, что, когда ты входишь в класс после перемены, от тебя пар идёт — так ты носишься по коридорам. Ну, а потом я очень удивлён, что ты скрыл от меня одну вещь.

— Я ничего не скрывал, — убеждённо ответил Валерка.

— Ничего, говоришь? Тогда объясни мне, пожалуйста, за что тебя пересадили на первую парту?

— Потому что я хороший ученик.

— Ты в этом вполне уверен?

— Да, вполне.

— Ну, тогда слушай, что я тебе скажу. Дарья Емельяновна мне сказала, что ты все время крутился на уроках, вот она и решила пересадить тебя поближе к себе — для исправления. Теперь, я надеюсь, тебе понятно, какой ты хороший ученик?

— Понятно, да не очень-то, — ответил Валерка.

— Это ещё почему? — возмутился дядя Саша.

— А знаете, у нас в классе есть такой ученик — Ощеулов? Он такой плохой, что Дарья Емельяновна и мы все с ним совсем замучились. Он и недисциплинированный и двоечник. Мы договорились учиться без двоек, а ему всё равно. Дарья Емельяновна пересадила его на самую заднюю парту и сказала ему: «Уходи-ка ты, Ощеулов, подальше с глаз моих, нечего тебе делать на первой парте, сюда я лучше хорошего ученика посажу».

Валерка очень возмутился от незаслуженной обиды. Он смотрел на дядю Сашу честными и негодующими глазами. Ведь дядя Саша сам говорил, что напрасно обижать человека — плохое дело. А дяде Саше вдруг стало весело, он смотрел на Валерку и улыбался. Тёте Лене почему-то тоже стало смешно.

— Ну конечно, Саша, — сказала тётя Лена, — в одном случае я не вижу никакой логики, а в другом — полная логика.

— Ты вот что, племяш, — сказал дядя Саша, — пойми одно, что Дарья Емельяновна считает тебя исправимым человеком, вот поэтому и посадила ближе к себе. А в Ощеулова она потеряла веру. Что же касается твоих оценок — я ими вполне доволен. Слышал, у моряков есть такая команда: «Так держать!»? Вот и я тебе даю такую же команду: исправь дисциплину! А в остальном— «так держать!»