Обольщение - Кренц Джейн Энн - Страница 2

— Домой! — бросил он, когда ему открыли дверцу кареты.

Кучер в рейвенвудской ливрее, зеленой с золотом, дотронулся до шляпы, что означало: приказ ясен.

Прекрасная упряжка гнедых рванула с места, едва только щелкнул кнут и хлопнула дверца кареты. Граф Рейвенвуд сегодня не в настроении раскатывать по сельским дорогам.

Джулиан откинулся на подушки, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Он попытался сдержать нетерпение, хотя задача была не из легких.

У него и мысли не возникало, что его предложение кем-то будет отклонено. Мисс Софи Дорринг, черт ее побери, не может и мечтать о чем-то лучшем. Все заинтересованные лица понимали это.

Лорд Дорринг и его жена едва не лишились сознания, когда несколько дней назад Джулиан попросил руки их внучки. Они прекрасно отдавали себе отчет, что Софи давно уже миновала тот возраст, когда девушке делают столь выгодное предложение. Граф был прямо-таки подарком судьбы, посланным провидением.

Губы Джулиана насмешливо скривились, когда он представил себе сцену: Софи сообщает своим воспитателям о намерении отклонить предложение графа. Лорд Дорринг явно растерялся, лихорадочно соображая, как выпутаться из ситуации, а лицо мадам наверняка пошло пятнами. Их начитанная внучка нанесла им сокрушительный удар.

Но весь вопрос в том, почему эта дурочка так повела себя. Она должна была кинуться Джулиану на шею, услышав такое предложение. Он ведь собирался поселить ее в Рейвенвудском аббатстве, сделать графиней Рейвенвуд. Девица двадцати трех лет, воспитанная в деревне, со скромным приданым, с весьма посредственной внешностью, вряд ли могла рассчитывать на что-то большее. Джулиан мимоходом подумал: а что за книги читает Софи? Впрочем, не так это важно.

Дедушка явно потакает прихотям внучки. Вот в чем дело. Женщина моментально начинает пользоваться слабостями мужчин, стоит только проявить их.

Однако возраст Софи играл не последнюю роль в выборе Джулиана. Он уже был однажды женат на молодой взбалмошной девице, с него довольно. Воспоминаний о сценах, вспышках ярости и истериках Элизабет ему хватит до конца жизни. Поэтому он решил выбрать взрослую и уравновешенную женщину. И менее требовательную. И благодарную.

К тому же у Софи в деревне, казалось Джулиану, нет большого выбора женихов. Сомнительно, что и в городе она пользовалась успехом. Она не из таких леди, кто притягивает к себе пресыщенных светских львов, считающих себя знатоками женщин и ценителями лошадей. И, увидев ее однажды, они бы не удостоили ее более взглядом.

Софи не была ни жгучей черноволосой красавицей, ни милой голубоглазой ангелоподобной блондинкой, которые пользовались бешеным успехом у мужчин. Ее каштановые приятного оттенка локоны были столь же своенравны, как и сама хозяйка. Кольца волос постоянно выбивались из-под шляпы и стремились покинуть старательно уложенную прическу.

Она даже отдаленно не напоминала греческую богиню — образ, который вошел в моду в Лондоне. Но Джулиан ничего не имел против вздернутого носика Софи, мягкой округлости ее подбородка и теплой улыбки. Так что ему, желавшему поскорее получить наследника, будет совсем не обременительно почаще оказываться с ней в постели.

Он не мог не восхищаться прекрасными глазами Софи — удивительного, необычного бирюзового цвета с золотыми искорками. И самое замечательное, привлекавшее его в ней больше всего, — обладательница столь прекрасных глаз понятия не имела, как их использовать для флирта.

Вместо того чтобы бросать кокетливые взгляды из-под ресниц, Софи смотрела в глаза мужчине открыто и честно. Такая манера убеждала Джулиана, что Софи вряд ли удастся освоить виртуозное искусство обмана. И это его вполне устраивало. Попытка узнать истину, скрывавшуюся за милой ложью Элизабет, однажды чуть не свела его с ума. Софи была изящна, модные платья с завышенной талией шли ей, хотя и подчеркивали, что ее грудь не столь высока. Однако от Софи веяло здоровьем — качество, которое Джулиан очень ценил. Зачем ему болезненная жена? Хрупкие женщины трудно рожают.

Джулиан, мысленно рассматривая свою избранницу, понял, что в основном он довольно верно оценил ее физические качества, но в то же время, судя по всему, не принял во внимание некоторые особенности ее характера.

Например, он никогда бы не догадался, что за простотой и скромностью обнаружится своенравие и чрезмерная гордость. Вероятно, именно гордость помешала Софи проявить хотя бы элементарную благодарность. И ее своенравие оказалось сильнее, чем можно было ожидать. Ее бабушка и дедушка пребывают в растерянности и совершенно беспомощны перед непредвиденным отказом внучки. И спасать положение следует самому, ни на кого не надеясь.

Джулиан принял решение, когда карета с грохотом остановилась перед импозантным въездом в аббатство Рейвенвуд. К парадному входу в дом вели две лестницы, словно две клешни огромного рака. Граф выбрался из экипажа и, поднимаясь по каменным ступеням, негромко и спокойно отдавал приказы:

— Пошлите кого-нибудь в конюшни, Джессап. Я хочу, чтобы через двадцать минут мне оседлали вороного жеребца.

— Слушаю, милорд.

Дворецкий удалился, чтобы передать указание лакею, а Джулиан прошел через холл, громко стуча каблуками по черно-белому мрамору, затем поднялся по лестнице, покрытой тяжелым плотным ковром.

Джулиан не обращал внимания на окружавшее его великолепие: он здесь вырос, все ему было привычно, и он мало заботился об аббатстве после женитьбы на Элизабет. Когда-то он гордился своим домом. Гордился и принадлежавшими ему плодородными землями. Теперь же чувствовал лишь смутную неприязнь к своему родовому гнезду.

Время от времени ему приходила в голову навязчивая мысль: не в этой ли комнате ему наставляли рога.

Земля — другое дело. Ни одна женщина не способна запятнать репутацию прекрасных плодородных полей Рейвенвуда или других его имений. Мужчина может положиться на землю, если будет о ней заботиться. Она не предаст и не оставит его без награды. Сохранить земли для будущих графов Рейвенвудов — ради такой цели Джулиан мог пойти на самую большую жертву. Он готов был снова жениться в надежде, что при другой жене в аббатстве не останется и следа от Элизабет, особенно в чрезвычайно роскошной, экзотически чувственной спальне, которую она здесь устроила. Джулиан ненавидел эту комнату и ни разу со дня смерти Элизабет не переступал ее порога.