Текила-любовь - Лаврова Дарья - Страница 5

Инга Николаевна, заместитель декана по физическому воспитанию, знала, что в семнадцать лет Настя была признана лучшим хореографом в Волгограде, и предложила ей работу. «Если уж эта наглая девчонка не хочет ходить на занятия, то пусть преподаёт танцы!» – так она сказала кому-то пару недель назад, а Настя согласилась.

Она вышла из комнаты и тут же столкнулась с каким-то неизвестным парнем. Нос к носу. Он задумчиво смотрел на неё и яростно тёр кулаком левый глаз. Казалось, парень спал на ходу и чему-то мечтательно улыбался. Такой весь трогательно взъерошенный. Невольно хотелось взять щётку и расчесать его спутанную русую чёлку.

Наверное, это один из тех парней, что обзывают Начо дедулей. И это совсем неудивительно! Несмотря на свой юный возраст, Игнасио частенько ходил недовольным, кряхтел и ворчал, как старик.

– Доброе утро, – сказала Настя.

– Кому доброе, а кому ещё экономику сегодня сдавать… – еле шевеля губами, ответил парень, но потом резко дёрнулся и добавил: – Ты что, говоришь по-русски? – весь его сон, казалось, рукой сняло.

– А что, нельзя? – дерзко ответила Настя. – Что в этом такого?

– Ты говорила на чистом испанском! Я сам слышал. Мы с Андрюхой думали, что ты из Мексики.

– Знаешь, какая у меня фамилия?

– Какая?

– Иванова, могу зачётку показать, если не веришь. А испанский я учу уже второй год, – сказала она, открывая дверь в ванную. – Ни пуха тебе с экономикой.

– Не поможет… – трагично отозвался он. – Как тебя зовут-то хоть?

– Почитай сказку «Морозко» – узнаешь, – ответила Настя и закрылась в ванной. Только тогда она поняла, что сама забыла спросить, как зовут того сонного парня.

Настя Иванова второй год жила в Москве. В школьные годы она успевала всё и при этом неплохо училась, хотя фраза «Меня не было, я болела» довольно часто ласкала слух её школьных преподавателей. Так каждую неделю: школа, секция бальных танцев, музыкалка, танец живота, а иногда и долгие отъезды на соревнования. Настя легко перебегала из одного заведения в другое с сумкой в одной руке, гитарой во второй и вешалкой с нарядами для выступлений – в третьей. На бегу успевала обедать. Вид у неё был совершенно не ботанский – плюс прекрасная осведомлённость в секс-вопросах, куча поклонников и разбитых сердец, за исключением своего собственного.

Глядя на худую вертлявую девчонку на старых видеозаписях, никто даже и подумать не мог, что она настолько талантлива. Невероятно талантлива!.. Все движения, повороты и комбинации давались ей легко – с первого раза, будто она родилась уже с этим. В десять лет Настя участвовала в юношеских турнирах по бальным танцам и занимала исключительно первые места. За семь лет их коллектив объехал всю Восточную Европу – от путешествий остались несколько внушительных фотоальбомов, видеокассет с выступлениями и, конечно, кубки с медалями.

В шестнадцать Настя со своим партнёром и ещё две пары из их группы поехали в Англию на Блэкпульский танцевальный фестиваль. Это единственный турнир, куда съезжаются все лучшие танцоры и специалисты планеты. Туда не зовут и не приглашают специально, туда едут сами, чтобы почувствовать себя частицей волшебного Великого мира Танца, прикоснуться к Вечному, поклониться Святому. Это место небывалых взлетов и крушения надежд, сладких слез счастья и горьких – разочарования. Четвертьфиналистов Блэкпула знают по именам, полуфинал – объект для поклонения. Ну а попасть в финал, а тем более выиграть Блэкпул – мечта любого танцора. Первые в Блэкпуле – это действительно лучшие среди лучших. Выиграть там – значит навсегда войти в Историю.

Анастасия Иванова и Владимир Данилов дошли до четвертьфинала, и это было невероятное счастье!.. Домой они уезжали в бешеной и яростной эйфории, чтобы вернуться в Блэкпул через год в мае. Обязательно вернуться, потому что не вернуться было нельзя. Вернуться, чтобы победить.

Но она не вернулась.

Через неделю после возвращения из Англии Настя сломала руку. «Уж лучше б я свернула себе шею!» – кричала она тогда. Врачи запретили ей заниматься танцами.

В начале июля отец – Алексей Петрович купил два билета на поезд и отправил жену и несчастную дочь в Москву. Если уж так получилось, то Настя не должна была остаться без высшего образования. Благодаря сохранившимся связям Алексея, она без труда прошла конкурс и к началу августа уже была зачислена на первый курс инженерного факультета по специальности технология машиностроения.

Ей было всё равно, чему и где учиться, так как учёба не входила в Настины планы. Она курила, матерились не хуже дворовой шпаны и пила текилу. Появился пирсинг в брови и пупке, а стройные ноги спрятались под бесформенными рваными штанами. Настя меняла парней как перчатки, а ночи прожигала в клубах и… танцевала.

За полгода она поправилась на десять килограммов. Как ни странно – её это не испортило. Была такая тощая: за шваброй спрячется – незаметно будет. А стала – нормальная. Вернее – мягкая такая. Одним словом – аппетитная.

Настя часто ночевала в девятом блоке. Там не спали часов до пяти. Ей нравилось торчать на общей кухне с каким-нибудь латиносом или афроамериканцем и варить сосиски. Там же, у афроамериканцев Настя научилась танцевать r’n’b.

К концу года Настя уже никаким боком не вписывалась в понятие «приличная девушка». Она дралась с соседкой и вела далеко не самый здоровый образ жизни, но стоило позвонить родителям и сказать, что через день они приедут в Москву навестить её, Настя менялась. В комнате наводился порядок, пирсинг вынимался, а рваные штаны летели далеко в шкаф. Им на смену приходили стильные брюки, кофточки и образ куклы Барби – Настя научилась неузнаваемо преображаться менее чем за полчаса. Она считала, что для родителей должна остаться той хорошей девочкой, которой была до поступления в институт. После телефонных разговоров с матерью она ревела в подушку, а через час снова дралась с соседкой Кристиной. В конце концов, студенты за стенкой не выдержали накала страстей и накатали заяву коменданту. Девушек расселили. Копии приказов висели по всему блоку.

Настя провела две пары и в половине первого уже шла домой. В воздухе пахло мокрыми листьями и немного сыростью. Всё было хорошо, но что-то её волновало. Еле заметное чувство, которое начинало раздражать. Ни закрытая сессия, ни работа хореографа, ни предстоящая ночь в диско-баре «Матрица» в центре Москвы не приносили ей удовлетворения.

Всё хорошо, всё как надо – и в то же время, всё не так. Не так, как она мечтала и представляла. Снаружи отлично, а внутри пусто. Будто развернула конфету в красивой обёртке, а там ничего нет. Сплошные противоречия и недомолвки. Есть подруги, есть ещё куча друзей по всему универу, есть родители и маленькая сестра Дашка, есть всё, что нужно, – но ещё есть одиночество, которое Настя осознала и прочувствовала, медленно идя мимо ёлок по асфальтированной мокрой дороге, пахнущей осенью.

Конечно, есть парень – Начо Рамос Санчес. Ну да… И что этот Начо? – думала про себя Настя, пнув ногой мокрую шишку. Сядет напротив, возьмёт за руки, уставится на тебя своими телячьими тёмными глазами и давай по-испански: «Mi bella… te amo, te quiero… mi chiquita…», а потом целоваться и всё такое. Любит. Хочет. А бывает, ревнует, но уже по-русски. Злится. «Ты общаешься с бывшим парнем, ты с ним спишь и изменяешь мне!.. Да? Да? Тебе ведь нравится спать с ним?» И почему девчонкам так нравятся эти латиносы?

Когда она вернулась, дома никого не было. Настя закинула сумку в стенной шкаф, на дне которого новые соседки, к которым её подселили в начале сентября, устроили нечто вроде бара. В два ряда стояли бутылки: текила с пробкой в виде чёрной шляпы, две бутылки виски, три – Чинзано и Мартини.

Соседки оказались интересными. Приходя домой из универа, Настя часто видела картину маслом – Машка Давыдова, девушка с идеальной сияющей кожей и светлыми волосами, стояла на кровати в одном нижнем белье и курила в форточку. От неё пахло смесью пива, мятных сигарет и дорогих горьковатых духов. Маша почти не ела, не ходила в универ и не вылезала на улицу – лишь раз в день она спускалась в магазинчик на первый этаж за сигаретами и пивом. Они вместе пили, и Маша делилась с Настей своими заморочками, проблемами, фобиями и неосуществлёнными желаниями. Судя по всему, у Машки была депрессия.