Новые приключения Хомы и Суслика - Иванов Альберт Анатольевич - Страница 6

— И лёгкие у меня тоже хорошие. Можешь не простукивать, — смущённо пробурчал Хома. Вдруг стало стыдно ему. Нахалу и грубияну.

Но и легко стало. Когда знаешь, чем заболел, сразу легче становится.

— А ты… А Вы, — поправился Хома, — очень умный, знающий и красивый. Такой разноцветный: чёрный, белый, красный. Особенно красное охвостье Вам к лицу!

Теперь и доктор Дятел засмущался от похвалы и даже скрылся в дупле.

А Суслик с Хомой не спеша отправились домой.

Встретились опять по пути и Заяц-толстун, и старина Ёж.

Всем им вслух воздал должное Хома: Зайцу — за солидность, а Ежу — за воинственный вид.

А те настолько растерялись, что ничего не сказали.

— Почему же они промолчали? — озабоченно спросил потом Хома лучшего друга. — Ничего не ответили… — расстраивался он.

— И без того видно, какой ты благородный.

— Ты тоже хорош, — отвёл глаза Хома, вспомнив прежнее. — Пятнистый, как благородный олень.

— Опять врёшь?

— Да не вру я, не вру! Я взаправду сейчас сказал! — стукнул себя кулачком в грудь Хома. — Ну, надо же, никто правду от вранья отличить не может!

С тех пор стал Хома умней. И грубить стал меньше. Кому нужна такая слава — нахала и грубияна! И без того жизнь трудная. Везде опасность подстерегает: и в воздухе, и на земле. То Коршун, то Лиса. А то и Волк!

Только под землёй и можно спокойно жить. Но и там, глядишь, какая-нибудь грубая, ядовитая змея к тебе в нору заползёт!..

Как Хома ленивым был

В ышли на рассвете Хома и лучший друг Суслик из своих нор.

Встали столбиком и озираются, нет ли какой опасности, прежде чем к ручью пробежаться. Попить и даже умыться надо?..

Суслик упитанный такой стоит. Шёрстка лоснится. Отъелся в последнее время.

— Уж больно ты здоров! — восхитился Хома цветущим видом друга.

— He-а, я здорово болен! — сразу же возразил Суслик.

Он справедливо побаивался, что неспроста его Хома хвалит. Наверняка задумал какое-то хлопотное дело, отдуваться за которое придётся тому, кто здоровее.

А Хома знай твердит:

— Ты просто ненормально здоров!

— Я сильно ослабел, — протестовал Суслик.

— Да нет!

— Нет — да! — упорствовал Суслик.

Он всё более опасался, что тут дело не чисто.

И точно. Так оно и вышло.

— Не скромничай, — снисходительно почесал его за ушком Хома. — Давай к нам канавку от ручья прокопаем.

— Зачем? — поразился Суслик. — Чтобы нас затопило?

— Чтобы пить мы могли в безопасности. Не в норы же к себе канавку выкопаем! Пусть она рядом будет. Захотел, высунулся и попил. Каждый день к ручью ходим, рискуем. Вдруг Лиса набежит, вдруг Коршун налетит!

— Чудила ты, Хома! — удивился Суслик, а сам задумался. Ведь и правда неплохая мысль. Даже обидно, что Хома первый надумал.

— Ну как? Согласен?

— Я-то согласен. Да вот согласятся ли твои Лиса и Коршун нас не трогать, пока твою канавку рыть будем?!

Но Хома настаивал. Он любил порассуждать:

— Это смотря как мы рыть будем, быстро или медленно. Если быстро, то они и напасть не успеют. Если медленно, то сцапают — и привет! Давай всё обдумаем, рассчитаем, промеряем.

Обдумали. Промерили. Рассчитали. Заодно и попили из ручья. Умываться, правда, не стали. В другой раз можно дважды умыться.

До ручья оказалось, конечно, много шагов. Но, как ни считай, Сусликовых шагов почему-то было вдвое меньше Хоминых.

— Ишь, какой хитрый! — расшумелся Хома. — Умный какой! Значит, мне вдвое больше копать придётся?

Озадачился Суслик. Действительно…

Внезапно просиял Суслик:

— Ты не понял. У меня рост больше, оттого и лапы длинней. Поэтому твоих два шага за один мой идут.

— Вечно ты меня принижаешь и уменьшаешь, — разбурчался Хома. — Нашёл, чем гордиться.

— Я же не виноват, что таким вымахал! — гордо оправдывался Суслик.

— Выходит, я виноват, что таким дылдой не стал.

— Так будем копать или нет? — закричал Суслик.

— Завтра начнём.

И Хома ушёл в свою нору.

Всю ночь он не спал. Думал. А утром внушительно сказал Суслику:

— Я тут прикинул в уме: раз у тебя лапы вдвое длинней, то тебе надо копать вдвое больше меня. Я один копок сделаю, ты — два копка. Справедливо?

— Чего? — разволновался Суслик. — Совсем наоборот! Раз твои лапы вдвое меньше, то ты должен вдвое больше копать. На один мой копок — два твоих копка!

— Я — два, а ты — один?!

— Ленивый ты, Хома.

— Ленивый? Сам хвастался, что вдвое выше меня, а как до дела дошло, так меня, маленького такого, загружать, да?

Как ни спорили они, как ни рядили, не могли о главном договориться: кому больше другого копать.

И правда — кому?..

Так и не вырыли они канавку.

А впрочем, всё равно ничего бы не вышло. Ни за что не дали бы им копать те же Лиса и Коршун. Ни днём ни ночью.

Тем более, по ночам ещё и Сова с Филином, как известно, не спят — бессонница. Да и Волк рыщет не хуже Лисы. А может, лучше и больше. У него тоже лапы длинней.

И вообще, как считал Хома, с Сусликом на пару копать — неблагодарный труд. Скорее всего, он бы канавку только до своей норы довёл. Она к ручью чуточку ближе. Стал бы он тебе дальше рыть! Сказал бы: «Моя нора с краю». И хоть трава не расти!

С ним даже отдыхать трудно, а не то что работать. Он такой.

Как Хома голову не потерял

— Меня ничем не удивишь на этом свете, — сказал однажды Хома лучшему другу Суслику.

— А на том?.. — лениво спросил Суслик.

— На каком ещё — на том? На том берегу ручья, что ли? Там, конечно, светлей. Солнечней. Но меня и там ничем не удивишь.

Они, разомлев, на бережку ручья сидели. На этом.

Вверху, по синему небу, и внизу, по синей воде, проплывали кучерявые белые облака.

Зелёные и серые кузнечики, веселясь, так и прыскали над пахучей травой.

Жужжали важные, пузатые шмели, раскачиваясь на высоких ромашках.

Шустрые птицы замысловато носились над водой, хватая на лету глупых неловких мошек…

И всё это было так удивительно, что трудно было принимать слова Хомы всерьёз.

— Нет, ничему не могу удивляться, — повторил Хома. — А ты про какой-то тот свет мямлишь!

— Я просто хотел сказать, — вновь замямлил Суслик, — что будет, если нас не будет? Понял?

— Нас не будет — ничего не будет, — решительно отмёл Хома. — И нечего об этом рассуждать. Я говорю, что меня вообще ничем изумить нельзя. Даже Шмелём величиной с воробья! Я давно ничему не поражаюсь. Плохая примета. Старею, верно.

— Спорим! — внезапно предложил Суслик.

— О чём? — сладко потянулся Хома.

— Я тебя удивлю.

— Ха-ха, тебе-то я давно удивляюсь, — отмахнулся Хома. — Да ты сам себе удивляться должен!

— Не твоё дело, — насупился Суслик.

— Ясно — не моё. Ты вот попробуй меня удиви. Тогда и спорь.

— И попробую, — увлёкся Суслик таким необычным занятием. — Но только, чур, условие. Если ты хоть раз удивишься, то ты проиграл.

— А что я выиграю? — заинтересовался Хома.

— Да не сумеешь ты выиграть. И не надейся. Головой ручаюсь!

— А что я проиграю? — выпытывал Хома.

— Хвастаться больше не будешь.

— Ладно. Раз ты сказал, что своей головой ручаешься…

— Я так сказал? — обеспокоился Суслик.

— Сказал-сказал, — заверил его Хома.

— А чего ты с ней делать будешь, если случайно выиграешь?

— Захочу, на память себе оставлю, — размечтался Хома. — На долгую светлую память.

— И откуда ты взялся на мою голову! — обиженно проворчал Суслик. — В таком случае давай на равных спорить. Голова против головы!

— Моя голова? — придирчиво уточнил Хома.

— Твоя.

— Против твоей?