Капитуляция - Кренц Джейн Энн - Страница 61

— А что я получу взамен?

Он глубоко вздохнул:

— Черт меня побери, если я не сделаю все, что в моих силах и сверх того, чтобы тебе было хорошо со мной. Я даю тебе слово.

— А что ты собираешься делать, чтобы мне было хорошо? — Она потерла ладонью красноватое пятно на руке, оставленное пальцами Лукаса. — Насколько я понимаю, материально поддерживать меня ты не сможешь. По словам твоей бывшей возлюбленной, от меня в этом браке требуются деньги. Взамен ты дал мне титул. Признаю, но меня как-то никогда не волновали титулы.

Лукас стиснул зубы.

— Я дал тебе приключения, которых ты искала.

— То есть заманил меня этими приключениями.

— Викки, послушай…

— Скажи мне одно, Лукас. Теперь, когда ты благополучно женился, не собираешься ли ты завязать роман с леди Атертон?

— Господи, только этого не хватало. Я понимаю, сейчас ты готова считать меня негодяем, но ты достаточно хорошо знаешь Джессику — невозможно даже представить себе, чтобы у нее был роман.

Виктория содрогнулась:

— Прошу прощения. Разумеется. Леди Атертон — образец всех добродетелей. Ей и во сне не приснится что-нибудь столь неприличное, как роман с тобой.

— Вот именно.

— Джессика — существо благородное, возвышенное. Похоже, она не долго колебалась, когда последовала зову долга, а не зову сердца, приняла четыре года назад предложение лорда Атер-тона вместо твоего.

— Она сделала то, что должна была сделать, — нетерпеливо возразил Лукас.

— И ты так спокойно рассуждаешь об этом?

— Прошло уже четыре года. — Лукас пожал плечами. — И, откровенно говоря, теперь я рад, что не женился на Джессике. Недавно я окончательно понял, что такой брак был бы неудачен.

Виктория искоса глянула на него:

— Почему ты так говоришь? Она бы как нельзя лучше подошла тебе. Она была бы самой что ни на есть правильной женой, будучи, как мы уже отметили, образцом всех женских совершенств.

— Спрячь коготки, Викки. — Лукас чуть заметно усмехнулся. — Беда в том, что мне с ней скучно. В последнее время я обнаружил, что мне гораздо больше нравятся авантюристки. А после прошедшей ночи с уверенностью могу добавить, что предпочитаю страстных женщин.

— В самом деле? — Виктория вскинула подбородок еще выше. — Я полагаю, ваше суждение основывается на опыте? У вас была возможность сравнить мое поведение в постели с поведением леди Атертон?

Улыбка Лукаса стала еще шире.

— Не будь наивной. Ты можешь в самом безумном сне вообразить себе, как Джессика пробирается в гостиницу на свидание со мной или с другим мужчиной? Уверяю тебя, четыре года назад она была столь же порядочной и образцовой, как и сейчас. Она не стала бы рисковать своей репутацией ради мужчины или ради научного эксперимента вроде того, что был у нас этой ночью.

— Не то что я, — вздохнула Виктория.

— Не то что ты. Совершенно не то. По правде говоря, мне не доводилось встречать женщину, которая хоть отдаленно напоминала бы тебя. Ты — исключение, Викки. Поэтому я не всегда знаю, как с тобой обращаться, как справиться с тобой. Но я справлюсь, можешь быть уверена. А теперь довольно, мы уже и так потратили много времени на этот беспредметный спор. Отправляйся наверх и немедленно переоденься. — Он глянул на часы:

— Даю тебе четверть часа.

— Повторяю в последний раз, милорд, я никуда не поеду с вами.

Лукас в два шага пересек разделявшее их небольшое расстояние. Его четкая, немного напряженная походка показалась ей особенно угрожающей. Одним пальцем Лукас вздернул подбородок Виктории и заставил ее взглянуть ему в глаза. Встретившись с его взглядом, Виктория вздрогнула, словно от пронзительного холода. В его глазах сверкала сильная, все побеждающая воля.

Внезапно Виктория поняла, почему мужчины следовали за Лукасом в бои и почему все слуги в доме движутся сегодня так быстро и осторожно.

— Виктория, — произнес Лукас, — мне кажется, ты еще не вполне поняла, насколько безусловен этот приказ: мы отправляемся через пятнадцать минут. Я сам виноват, до сих пор я относился снисходительно к твоему упрямству и слишком часто отказывался от собственных здравых суждений, чтобы исполнить твой каприз, поэтому ты решила, будто можешь пренебречь даже моим приказанием. Уверяю тебя, ты сильно ошибаешься.

— Я не собираюсь выслушивать приказы ни от вас, ни от кого-либо еще.

— Придется. К счастью или к несчастью, у тебя есть теперь муж, и этот муж собирается выехать через, — он бросил взгляд на часы, — через тринадцать минут. Если к этому времени ты еще не переоденешься в дорожное платье, я усажу тебя в карету в любом, даже самом неприглядном виде. Теперь все ясно, мадам?

Виктория коротко вздохнула, понимая, что выполнит все его указания.

— Сила на вашей стороне, милорд, — уничтожающим тоном произнесла она, — и как все мужчины, вы без раздумий пускаете в ход хлыст.

— Уверяю тебя, я никогда не пущу в ход хлыст против тебя, Викки, о чем тебе прекрасно известно. А теперь не испытывай мое терпение. Осталось меньше двенадцати минут.

Виктория повернулась и выбежала из комнаты.

Путешествие в глушь Йоркшира оказалось самым долгим в жизни Виктории. В пути она почти не видела мужа. Лукас большую часть времени предпочитал ехать рядом с каретой верхом на своем Джордже, нежели иметь дело с дурным настроением Виктории. По ночам она спала в одной комнате с Нэн, а Лукас снимал другую комнату для себя и своего лакея. Встречались они за столом, молчали или разговаривали с ледяной любезностью.

К тому времени когда они добрались до Стоунвейла, настроение Виктории ничуть не улучшилось. Она подозревала, что Лукас тоже сердится, хотя и довольствуется тем, что просто не обращает на нее внимания, пока она не начинает капризничать.

Первое впечатление от Стоунвейла было не слишком обнадеживающим. Не требовалось даже ее обширных знаний в области ботаники и садоводства, чтобы понять: летний урожай будет ниже среднего. Все, что видела вокруг себя Виктория, носило отпечаток безнадежного уныния, начиная от обветшалых фермерских домиков и кончая отощавшей скотиной в полях.

Даже витрина деревенской лавочки пустовала, напоминая о бедности и запустении, нависших над этим краем, словно мрачная туча. Виктория нахмурилась при виде стайки детей, возившихся в грязи. Они были одеты в отрепья, достойные лондонского уличного мальчишки.