Пять Колодезей - Азбукин Борис Павлович - Страница 33

— Говори, это вы тута копали?

— Я… мы, дедушка. Всю ночь копали…

— Эх, вы, копатели!.. Говорил же я вам — не трожьте! Зачем же вы тут понашкодили?

Сердце Степы сжалось.

— Это мы для того, чтоб побольше воды набралось, — пояснил он дрогнувшим голосом.

— А где она, вода-то? Где? Покажь.

Из палатки вылезли Пашка, Валька и Санька. Ошеломленные и растерянные, смотрели они на дно колодца, где виднелась только желтовато-серая масса и галечник.

— Ушла ваша вода… Вся ушла. Эх, мальцы, мальцы! Сами, навредили себе похуже того Федьки Хлыста. — Дед Михей покачал головой. — Додумались копать! Это ж все одно, что выбить в цибарке днище. Сколько в нее не лей, вся вода в землю уйдет! — Старик в сердцах плюнул и пошел прочь, шаркая калошами по сухой траве.

— Мы не знали, что так будет, — попробовал оправдываться Пашка.

— Я вам говорил… говорил, а вы не слушали, — подбежал к колодцу Митя. Лицо его было помятое, заспанное, волосы торчали во все стороны, как разворошенная солома.

— Они всегда все делают по-своему, все выхваляются. Хвастунишки! — гневно крикнула Любаша. — Мы все тут работали, старались, а вы… вы что наделали?.. У-у, какие! — И она топнула ногой.

Степе казалось, что все это сон, утомительно длинный сон. Он даже ущипнул себя. Что он наделал! Как он посмотрит в глаза отцу, товарищам и объяснит, что случилось?

Лицо у него пылало, в носу щекотало что-то едкое, он еле сдерживался. Стараясь скрыть волнение, Степа присел на корточки на краю колодца, мужественно подавляя закипавшие слезы. Что же делать? Неужели ничего нельзя поправить?

Ребята не знали, что предпринять. Любаша, вытирая рукавом глаза, побрела за дедом Михеем.

— Что и говорить, напартачили, — признался Пашка. — Сорвалось! — Он опустился рядом на корточки. — Ну, ничего! Мы еще докажем. — Азартной душе маленького рыбака несвойственно было долго предаваться унынию и отчаянию.

Несколько минут Степа сидел неподвижно, пока не переборол душивших его слез. Успокоившись немного, он встал и пошел к деду Михею, который сердито покрикивал на коров, тыкавших мордами в пустую колоду. Неподалеку на траве сидела Любаша и покрасневшими, припухшими глазами бесцельно смотрела за село, туда, где густо зеленело море. Степа стал упрашивать деда Михея начать копать новый колодец возле коровника. Но пастух только сердито смотрел на него и молчал.

Час спустя возвращались в село. Степа один тащил тележку, нагруженную ведрами, плащ-палатками, веревками и кастрюлями. Пашка и Санька катили другую, потяжелее, с кольями. Митя с Валькой, взвалив на плечи лопаты, брели тропой у обочины. Не было только Любаши — она пошла одна, целиной, через пастбище.

Утро было прозрачное, ясное. Небо легкое и просторное. Ребята молчали. Тишину степи нарушало только тарахтенье тележек на ухабах, звонкие трели невидимых в небе жаворонков да стрекотание цикад.

Когда вошли в село, Степа понял, что здесь все уже известно — Фомка успел разболтать. В окнах замелькали лица ребят и девчонок, любопытные выбегали за ворота и, казалось, с молчаливым осуждением глядели на проходивших «изыскателей».

Неподалеку от Пашкиного дома из-за кустов дерезы высыпала стайка мальчишек. Вслед за ними появился и Федька Хлыст, но он держался поодаль. Под левым глазом у него темнел фиолетовый синяк, багровый подтек расплылся на правом виске. Кривя губы, он посматривал на груженые тележки, и радость светилась в его серо-зеленых глазах.

Валька, увидев Федьку, остановился и начал что-то торопливо и быстро рассказывать Мите. Лицо у Мити вдруг покраснело, и он зло поглядел на Вальку.

Хлыст подошел ближе к дороге и, засунув руки в карманы, поджидал.

— Где ж ваша вода? Тю-тю! — ухмыльнулся он в лицо Степе.

— А тебе что за дело? — окрысился подскочивший Митя. — Рад небось, что по-твоему вышло? Рад, что подучил Вальку? Гад ты, вредитель — вот ты кто!

Что такое сказал Митька? Кого подучил Хлыст? И при чем тут Валька?

Степа, Пашка и Санька остановились и, ничего не понимая, смотрели на Митю. А Валька вдруг съежился и быстро шмыгнул в чей-то двор.

— Стой! Куда же ты? — крикнул вдогонку Митя.

Но Валька даже не обернулся.

— Не умеете воду искать, так не беритесь, — продолжал издеваться Федька. — Тоже изыскатели нашлись!

— Иди, иди своей дорогой, пока еще фонарей не привесили! — Пашка, сжав кулаки, шагнул к Федьке. — Прочь с дороги!

Федька попятился, перепрыгнул через кювет и отбежал.

Через минуту обе тележки вкатили в Степин двор и поставили в сарае. По существу, от сарая остались со времен войны три наполовину обвалившихся стены и груды бутового камня на месте четвертой. Среди развалин в углу и находился Степин склад, возле которого мальчики принялись теперь разгружать вещи.

— Вы знаете, почему Валька сбежал? — возбужденно спросил Митя.

— Почему? — У Степы у самого не выходило из головы странное поведение Вальки.

— Он боится, что вы бить его будете.

— Мы — бить? Что ты мелешь?

— Ничего я не мелю. Думаешь, Валька сам додумался раскопать дно колодца? Это Федька его подучил. Валька только сейчас по дороге мне признался.

— Федька Хлыст?! — в один голос воскликнули мальчики.

— Ну да, Федька. А ему подсказал это какой-то тип, которого он повстречал на берегу, возле каменоломни. Он Федьку о колодце выспрашивал.

Митя пересказал все, что говорил ему Валька, не забыв упомянуть приметы «зловредного типа».

— Постой… постой, — растерянно пробормотал Степа. — Как же это так? Выходит, мы…

— Выходит, вы клюнули на Федькину удочку, — перебил его Митя. — Потому-то он так и радуется! Эх, вы! — Митя с сожалением смотрел на своих ошарашенных друзей.

Все разошлись по домам.

Степа пролез за тележку в угол сарая, к своему складу. На него дохнуло запустением. За те дни, что он здесь не был, весь угол над ямой затянуло густой паутиной. Степа нашел щепку, намотал на нее тягучие серые нити и отбросил в сторону. Затем он нехотя приподнял лист железа, прикрывавший яму, и начал укладывать в нее автомат, веревку и другие вещи.

На душе было мерзко, противно. Хорошо бы ни о чем не думать, а уснуть и спать целых сто лет. Но спать не хотелось, и не думать он не мог. Степа чувствовал себя несчастным. Все — ребята и взрослые — его осуждают, все от него отшатнулись. Даже Любаша, которую он считал верным другом, и та отступилась. Теперь над ним будут смеяться: «Вот дурень, попался на Федькину удочку!»

Все, все пропало! Он опозорен перед всеми. Выхода нет. Хоть беги из села. Вот он возьмет и уедет навсегда. Уедет обратно в город и будет жить у бабушки.

И Степа представлял уже себя сидящим в грузовой машине, которая вот-вот тронется и умчит его на станцию. Прибежали Любаша, Пашка, Митя, Санька и другие ребята. Они уговаривают его остаться. Любаша смотрит на него и просит: «Не уезжай… Мы не хотели тебя обидеть». Она в чем-то раскаивается, просит прощения… И ему уже не хочется уезжать, покидать своих новых друзей. Но он подавляет в себе слабость и гордо отвечает Любаше: «Нет. Я уже решил. Я должен уехать, и я уеду навсегда…» Он видит, как вздрагивают Любашины плечи, и ему становится жаль и ее и себя. Но он непоколебим. Когда грузовик наконец выезжает со двора на улицу, Любаша вместе с ребятами долго еще бежит по дороге, что-то кричит вслед и машет рукой…

Степа очнулся. Он сидел на пустой тележке, и крупные слезы катились по его пылавшему, растроганному лицу.

А как же Пашка и Митя? Ведь он клялся им в дружбе навек! Бросить их — значит изменить своему слову. А что подумают о нем городские ребята, когда он вернется? Скажут — дезертир. Нет, нет, так нельзя!

Степа соскочил с тележки, вытер рукавом лицо и, опустившись на колени, прикрыл листом железа свой потайной склад. Когда он поднимался, к его лбу прилипла паутинка. Откуда она опять взялась? Степа смахнул липкую нить и с досадой поглядел на черного паука, притаившегося на стене.