Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей - Миронова Татьяна - Страница 5

- Гоньца поималъ есмь, Микуло. Гонець князю весть везлъ есть изъ Гюрьгева.

Человек, к которому обращался чернобородый, высокий ростом, кряжистый и сильный, был уже в годах, седина опушила его бороду и кустистые брови. Он подошел к поверженному, наклонился над ним:

- Что везлъ еси?

Человек в железной кольчуге молча отвернулся. Микула поднял голову, его взгляд упал на оцепеневшую от изумления четверку наших путешественников. Микула вопросительно глянул на чернобородого:

- Кто суть и отколе прiишли?

- Не сведаю, - поклонился тот.

- Съвязати имъ рукы, - коротко бросил Микула, и в тот же миг шестеро здоровенных молодцов скрутили нашим путешественникам пеньковыми веревками руки, повалили их рядом с пленником. Один из молодцов, тот, что связывал Митю, отобрал зажатую в его кулаке трубочку берестяной грамоты и почтительно поднес Микуле. Микула принял грамоту, раскатал и снова скатал полоску, распорядился:

- Посадити ихъ на передьню телегу.

Пленников тычками заподталкивали через малинник. На открытом вырубленном месте стояли несколько лошадей с телегами, было здесь и несколько верховых под седлами. Вместе с "железным" человеком, так же как и они связанным по рукам, ребят опрокинули в телегу. Микула приказал, обоз двинулся.

В ПЛЕНУ

В телеге наши путники стали понемногу приходить в себя.

- Да розыгрыш все это, местный драмтеатр развлекает народ. Глянь-ка на его убранство, - Прохор кивнул на пленника в кольчуге.

- Нет, - Митя тяжело вздохнул. - Послушай, как они говорят. И грамота та, из мешка, новехонькая, и шлем - так не подделаешь.

- Ерунда! - сердито сопел Прохор. - Сказки все это, фантазии дурацкие. В книжках хоть машины времени, а мы-то своими ножками сюда пришли. Вот привезут в город, увидишь, как нас разыграли.

- Скажите, - Ване стало страшновато лежать молча, - а куда это нас везут?

- Да кабы знать, - рассеянно пробормотал Прохор, но, словно спохватившись, вспомнив что-то, с надеждой остановил свой взгляд на ребятах:

- Вы сюда за малиной часто ходите?

- Не, - виновато мотнул головой Ваня. - Мы за вами следили. Думали, вы клад ищете.

- Клад... - горько усмехнулся Прохор. Прохор, Митя и странный воин в кольчуге лежали один подле другого, ребятишки были положены им в головы поперек телеги. Прохор повернулся к лежавшему за его спиной связанному воину, легонько подтолкнул его:

- А ты откуда такой нарядный?

Воин угрюмо глянул на него:

- Не розумею, что еси реклъ.

Прохор и Митя переглянулись.

Обоз въехал в селение, окруженное частоколом, и здесь наихудшие Митины предположения подтвердились: этим треклятым подземным ходом они миновали такую бездну веков, что трудно было определить, куда они попали. В тряской телеге несчастных пленников везли по сухой наезженной колее, по обеим сторонам которой теснились бревенчатые высокие дома, амбары, крытые дворы, обнесенные заборами и плетнями.

Несмотря на ранний утренний час, народу на улице было много. Привлеченные скрипом телег, выходили из ворот любопытные бабы в высоких шапочках (потом ребята узнают, что шапочки эти называются "повойниками"), перекинув коромысла через плечо, легко семенили по воду девушки в сарафанах и простых холщовых рубахах, головы их были повязаны широкими лентами. Голопузые ребятишки сновали возле телег, тянулись на цыпочки, чтобы разглядеть пойманных.

И уже не оставалось сомнений ни у Мити, ни у Прохора, что перед ними самые настоящие русичи из какой-то неведомой им древности. Прохор, приподняв голову, торопливо вглядывался в людей, дворы, постройки, пытаясь угадать время, в которое их занесло.

Дома здесь были устроены так, как обычно их ставили на Севере и на Западе Руси. Бревенчатые, двухэтажные, они свысока глядели верхними резными оконцами на улицу. Нижние этажи, хозяйственные, их называли "клети", там хранились припасы, зимой жил скот, подслеповато смотрели на свет узкими щелями прорубленных окошек. Дворы были обнесены высокими заборами и крыты тесом, через отворенные ворота, часто с затейливой резьбой, виднелись то притушенный горн кузни, то островерхая крыша медуши - деревянного кладезя меда, то гончарный круг, возле которого мокла, разбухала в корыте глина. Все это: и дома, и дворы, и медуши, и кузни, такие вот обожженные в печи горшки, выставленные во дворах остывать, - бытовали на Руси века, и Прохор не находил зацепки угадать, в какое время живут эти люди. И на одежде жителей не мог он определить время. Женщины шли в простых синих поневах, под поневой выказывались холстинные белые рубахи, у иных с пущенной по рукаву красно-черной крестовой вышивкой. "Такие наряды, доставшиеся от прабабушек, пожалуй, и сейчас найдешь в сундучке у иной новгородской старушки", - подумалось попутно Прохору. И схватившие их молодцы одеты были как-то обыденно и безлико: все в холщовых портах и широких навыпуск рубахах, подвязанных плетеными ремешками. Вот и Митька, кстати, очень похоже на них одет, такая же простая рубаха без воротника, просторные льняные штаны, подвязанные ремешком. "Да куда же мы попали, елки-моталки, в какой век? "

Прохор устало положил голову на слежалую солому и стал разглядывать пленника, из-за которого они так неосмотрительно выскочили в перелесок. Тонкая, склепанная из мелких металлических колец рубашка с короткими, па локоть, рукавами доходила всаднику до бедер и была натянута поверх красной холстинной рубахи. Плетение кольчуги ладилось затейливо и искусно. Синие грубой шерсти штаны были заправлены в желтые из мягкой кожи сапоги - видать, не простого звания был всадник. Но главное - шлем! Такие шлемы с закрывающей шею кольчужной бармицей носили древнерусские воины в тринадцатом веке. Похожий шлем, принадлежавший князю Ярославу Всеволодовичу, отцу Александра Невского, хранится в Оружейной палате. Да, почти такой, та же стрельчатая форма, и завершается острием. Правда, тот, Ярослава Всеволодовича, украшен золотыми чеканными пластинами с изображением русских святых. А в остальном один к одному. Так же вот приклепан стальной наносник с полукружьями для глаз. В общем, красивая работа! Выходит, что? Мы в тринадцатом веке?

Прохор тотчас вспомнил цифры, вычеканенные на крышке люка в раскопе - 1240 год - год Невской битвы! Ничего себе! Занесла их судьба. 

Чувствуя, как затекают свинцовой немочью туго спеленутые веревкой руки, Митя пытался хоть чуть пошевелить ими. Всю дорогу, как и Прохор, он мучился догадками, в какое время они попали, и если для Прохора подсказкой могли стать одежда, оружие, постройки, то Мите ответ мог дать язык, и он всю дорогу напряженно прислушивался к возгласам, раздававшимся во дворах, к плачу и покаянному крику наказанного матерью малыша, к коротким перемолвкам шедших позади телеги мужиков, пытался определить, каким временем отзываются напевный, скорый их говорок, слова и весь строй их речи.

- Како ударю тя въ лобъ палицею, - кричал увлекшийся игрой мальчишка своему товарищу, собираясь закатать ему добрый щелчок. И Митя смекал, что те самые сверхкраткие, о которых он еще недавно толковал увязавшимся за ними Ване и Васе, уже утратились, преобразовались в обычные звуки. "Раз сказано "лоб", значит, мы в древнерусской земле не ранее конца двенадцатого века, - размышлял Митя,

- а вот та девица рассказывает подружке о том, что случилось на "торожку", на торге, на базаре. В новгородских берестяных грамотах такое встречается не раньше тринадцатого века. Стой-ка! Что это он там говорит? - Митя глянул на идущего рядом с их телегой Микулу, передававшего своему молодцу грамоту и негромко сказавшего в напутствие:

- Пришли ми челов?къ на жеребьци.

"Человекъ! Ага! - Митя торжествовал, если можно было торжествовать в этот невеселый для них час. - Он сказал: "пришли человекъ", а не "пришли человека". Так могли говорить только до конца тринадцатого века, не позже. Получается, мы в тринадцатом веке! ". И еще не сразу освоившись с ошеломившей его догадкой, Митя, прежде чем поделиться с Прохором своим открытием, жадно ловил слова, все сильнее укрепляясь в своей правоте. Наконец он повернулся к Прохору: