Поздравляю, желаю счастья! - Мёллер Канни - Страница 23

— Ну конечно, вместе, — он попытался произнести это уверенным тоном, но тут же прикусил губу и глубоко вздохнул.

Кажется, он боялся возвращения домой.

Мама преображается

Предрождественские недели напоминали американские горки. Папа смиренно искал работу, рассматривая варианты, которые совсем ему не нравились — поэтому, наверное, его и не брали. Мама все больше раздражалась. Возвращаясь домой из школы, я всякий раз смертельно боялась снова застать папу лежащим в ванне. Впрочем, теперь она вряд ли показалась бы ему такой удобной: ванна у нас маленькая, и папина нога в гипсе торчала бы вверх.

Однажды, решив выбросить мусор из корзины, стоявшей в гостиной, я обнаружила там рисунки. Целый ворох рисунков — в основном, карандашных. Лица, деревья, люди и улица.

Их мог нарисовать только папа.

Мне они очень понравились, но я ничего не сказала. Он же их выбросил.

Как-то вечером родители прийти домой вдвоем: они навещали Лу и разговаривали с ее врачом и психологом. Там же были секретарь социальной службы и куратор. И сама Лу. Но она все время молчала, уставившись в окно.

— Как будто речь шла не о ней, — сокрушалась мама, пытаясь ладонью разгладить морщинки на лбу, которые этой осенью стали только глубже.

— Да и ты не очень-то много говорил, — мама легонько пнула папин гипс — таким странным образом она привлекала папино внимание, когда он казался рассеянным. Больно ему не было, но выглядел этот жест довольно неприятно: а вдруг мама продолжит так делать, даже когда снимут гипс?

— Может быть, ей будет полезно немного пожить за городом, — осторожно произнес папа. — Может быть, весной ей так будет лучше?

— С какой стати?! — возмущенно крикнула мама, вскочив с места. Она схватила тряпку и принялась остервенело оттирать невидимое пятно на столе, прямо у папы под носом.

— Что такое? Вы о чем? Лу уезжает за город? Может быть, и мне расскажете?

Мама перестала тереть и повернулась ко мне.

— Для Лу нашли гостевую семью в Вагнхэреде. Но это не так далеко, как кажется.

— Но зачем ей туда? Ей что, нельзя жить здесь? — я почти кричала.

— Если она поживет несколько месяцев у этих людей, то, возможно, наберется сил… — объяснил папа.

— Наберется сил? Да ты просто трус! — прервала его мама, и тогда мое терпение лопнуло. Я выбежала в прихожую и надела куртку. Ну конечно, так и есть: папа — просто трус. Считает, что Лу вполне может отправляться в гостевую семью. Как будто нашей семьи для него не существует. Как будто легче согласиться, что мы плохая семья, в которой никто не в состоянии позаботиться о детях.

— Там ведь есть лошади, — произнес папа жалким голосом. — Лу любит рисовать, а папа в этой семье — художник… Он может чему-то ее научить…

Прямо в сапогах я бросилась в гостиную, чтобы достать рисунки, которые спрятала на стеллаже за книгами. Схватив всю стопку, я помчалась обратно в кухню.

— Ты тоже можешь кое-чему научить!

Папа выхватил листы у меня из рук. Но прежде чем он успел их скомкать, мама перехватила рисунки.

Удивительно, как быстро может преобразиться лицо. Злоба словно улетучилась, сердитое выражение сменилось изумленным, почти детским.

И с папой тоже что-то произошло. Сверкнув глазами, он одним прыжком оказался в гостиной, а вернулся оттуда с ручками и чистой белой бумагой.

— Так и сиди! - приказал он маме, словно пытаясь остановить мгновение.

— Вот так? — удивленно повторила она.

— Именно так. С таким выражением лица!

Я стояла на пороге кухни в куртке и сапогах, наблюдая за тем, как происходит доселе невиданное: мама молча сидела на стуле и делала все, о чем просил ее папа. Без возражений. А на бумаге тем временем вырастали контуры и линии: прежде чем уйти, я успела увидеть, как оживает новое мамино лицо.

Каштаны

Ругер положил целую гору каштанов на угли в буржуйке, чтобы поджарить. Было тепло и приятно пахло.

— Приглашаем вас на Рождество у тети Розы! — произнес Ругер, не сводя глаз с каштанов.

— Привет! — отозвалась я. — Ты вообще заметил, что меня здесь не было?

— Конечно, — ответил он. — Когда ты не со мной, ты где-то в другом месте. Вполне логично.

Он встал и посмотрел на меня.

— Хотя в некотором смысле, ты всегда со мной, потому что я знаю, что скоро снова увижу тебя.

Я обняла его и подумала, что именно так оно и есть.

— Я просто ездила в Люлео, чтобы забрать папу. Он сломал ногу и был весь в синяках, но, в общем и целом, справился неплохо. Будь тот пень чуть острее, он проткнул бы папу насквозь.

Ругер задумчиво кивнул и наклонился к печке, чтобы еще раз перевернуть каштаны.

— То есть с чудо-таблетками покончено?

Я кивнула и стала рассказывать, чем он занимается сейчас.

— Хотя они, конечно, снова могли начать ссориться. Прошел уже целый час с тех пор, как я ушла.

— Думаю, ссоры позади, — спокойно сказал Ругер. Огонь в печке ярко освещал его лицо. — Хочешь?

Я не знала, как очистить каштан и при этом не обжечься. Ругер показал: нужно зажать орех между большим и указательным пальцами, чтобы он раскрылся, как цветок.

— Тетушка была просто вне себя от радости, когда ей пришло в голову организовать большой рождественский ужин. Она обожает праздники, но не устраивала ничего подобного уже тридцать лет. А теперь решила, что настала пора.

— А кто придет?

Ругер пожал плечами.

— Насколько я знаю тетю, придет довольно много народа. Но она сказала, что ты — особо важный гость. И еще она хочет, чтобы ты пришла вместе с семьей.

— Папе придется ковылять на костылях по булыжнику, хотя он наверняка с радостью согласится, но вот Лу…

— С ней я уже поговорил.

Я уставилась на него, так крепко сжав каштан, что рука заныла.

— Когда ты с ней говорил ?

— Сегодня. Я пришел к ней и спросил, не хочет ли она прийти сюда и поесть каштанов. Но она ответила, что слишком устала. Вы же только что вернулись из Люлео. И врачам наверняка не очень понравилось бы, что она снова сбежала.

Он спокойно обмакнул каштан в масло, посолил его и отправил в рот.

— Нет ничего вкуснее, — причмокнул он с закрытыми глазами.

Я сглотнула слюну, каштанов мне почему-то больше не хотелось.

— Значит, ты собирался есть каштаны с ней???

Он вопросительно взглянул на меня.

— Разве ты не хотела, чтобы она поскорее выбралась из больницы? Или я чего-то не понял?

Мне хотелось крикнуть прямо ему в лицо: ты - мой! И хотя мне удалось прогнать эти ужасные слова, вместо них получилось что-то нечленораздельное.

— Дело в том, что… Потому что…

Я почувствовала, что не могу подобрать слов.

Он недоуменно смотрел на меня, так что, в конце концов, мне пришлось отвернуться.

— Я, наверное, пойду…

— Почему ты рассердилась? — спросил он, не повышая голоса.

— Потому что… потому что ты, кажется, любишь Лу больше, чем меня.

Я злобно дергала шнурки ботинок, на которых было полно узлов.

— Я знаю, она же гораздо интереснее, чем я! Ее загадочность, ее болезнь… а я простой, обычный человек…

Я утирала слезы и сопли рукавом куртки и чувствовала себя хуже некуда. Во всех смыслах. Я словно пыталась унизить собственную сестру, чтобы удержать Ругера.

Он схватил меня за талию. Заставил сесть на одеяло и утер мое лицо подолом рубашки.

— Никогда так не уходи. Никогда не уходи от меня, пока сердишься.

— Я не сержусь. Я расстроилась, — всхлипнула я. — Потому что я тебе надоела. Потому что ты понял, что я зануда.

— Вот как? — он принялся массировать мои плечи.

— Прекрати! — крикнула я. — Не пытайся сделать вид, что все в порядке! Скажи правду, и я уйду. А потом уж показывай Лу, как забираться на это дерево. Я не буду мешать вам. Но тебя я больше видеть не желаю!

Если бы мы не сидели в домике на дереве, я бы просто бросилась прочь. Но в ту самую минуту я не могла этого сделать.