Поздравляю, желаю счастья! - Мёллер Канни - Страница 19

— Нет-нет, — соврала она, как обычно в таких случаях. Как будто заснуть посреди фильма — самое страшное преступление.

— Ты поела? — спросила я. Внезапно мной овладело беспокойство: может быть, ей и вправду приходилось несладко в последнее время?

— Все нормально, — устало ответила она. — Хорошо, что ты дома, который час?

— Десять, — ответила я. — Мы задержались у Лу. А это Ругер.

Мама медленно подняла голову с подушки и посмотрела в сторону двери. Застыв на мгновение, она вдруг вскочила и отбросила в сторону плед. Прежде чем протянуть Ругеру руку, она поправила пояс своего желтого халата.

Мама, конечно, не устояла перед его улыбкой, ей словно тоже передалась его лучистая радость.

— Поставим чайник? — предложила она, проведя рукой по волосам.

Мы сидели на кухне, мама зажгла свечи в канделябре. Ругер взял пять кусков поджаренного хлеба и намазал джемом, а сверху положил сыр. Мама терпеть не могла, когда папа так делал, но на этот раз не подала виду.

— Папа звонил?

Мама покачала головой:

— Нет, со вторника ни весточки. Он, наверное, ещё и не начал толком работать. — Мама сделала глоток чая с таким звуком, будто пыталась проглотить камень. Она поставила чашку на стол, глядя на пламя свечей, и я заметила, что в глазах у нее слезы. Тогда я пересела поближе к ней и обняла за желтые махровые плечи.

— Может быть, сами позвоним? Он оставил какой-нибудь номер?

— Он обещал позвонить, как только прибудет на место. Кажется, сначала он должен был оказаться в Арьеплуге.

Шмыгнув носом, она взглянула на Ругера:

— Мой муж распространяет лечебные препараты, — объяснила она.

— Я знаю, — ответил он. — Элли рассказывала.

— Мы немного беспокоимся, что из этого выйдет. Но ведь они не стали бы выпускать продукт, если бы не верили, что он будет продаваться?

— Конечно, не стали бы, — поспешно вставила я.

И он, конечно, не станет впадать в депрессию, если никто не будет покупать это лекарство. Он ведь не виноват.

Честно говоря, когда речь зашла о папе, я стала немного беспокоиться о том, что скажет Ругер. В жизни папы было немало загадочных моментов, но мне не хотелось заводить о них разговор сейчас.

— Как дела у Лу? — спросила мама, глядя на меня. Наверное, она тоже считала, что эта тема будет более уместной.

— Неплохо, — ответила я.

— А мне кажется, очень хорошо, — сказал Ругер.

— Вот как? — удивленно произнесла мама, переводя взгляд с меня на Ругера.

— Почему ее держат там? — невинным тоном поинтересовался Ругер. — Какая от этого польза? То есть с ней же все в порядке…

— Сегодня — да, — прервала его я. — Но, поверь, не всегда.

— Мы очень боялись, что не сможем остановить ее, если она снова вздумает навредить себе.

— Она только этим и занималась! — я заметила, что произнесла это немного агрессивно. Как будто Ругер не имел права сомневаться в правильности нашего решения.

— Я знаю, успокойся, — сказал Ругер. — Я только хочу сказать: может быть, ей уже лучше?

— На это мы и надеемся, — ответила мама, — что там ее вылечат.

— Я, но крайней мере, надеюсь посмотреть вместе с ней «Рождественский календарь», - заявил Ругер, допивая чай.

Сердце снова защемило, жестко и безжалостно. Я спрятала взгляд, чтобы не выдать себя.

— Как хорошо, что ты снова дома, — тихо произнесла мама, обнимая меня. — Надеюсь, ты идешь завтра в школу?

— Угу, — кивнула я, глядя на Ругера.

— Я могу постелить Ругеру на диване, — предложила мама.

— Не стоит. Лучше я буду спать с Элли в ее кровати, — спокойно ответил Ругер.

Сначала мама застыла, как статуя, но уже через мгновение рассмеялась легко и тепло.

— Ну, тогда спокойной ночи! Разбудить тебя, чтобы ты успела собраться? — спросила она.

— Конечно, — ответил Ругер вместо меня.

Моя лучшая вещь

Мы лежали в моей комнате, перешептываясь в темноте. Поначалу я никак не могла привыкнуть, что Ругер лежит рядом со мной, но вскоре мне уже казалось, что это самое обычное дело — пожелать маме спокойной ночи и вместе забраться под мое розовое одеяло. Бабушка сшила его из разных лоскутков, я очень люблю это одеяло. Возможно, это лучшая вещь из всех, что у меня есть. После Ругера, конечно. Хотя человека нельзя считать своей вещью. Можно только брать его на время, быть рядом с ним. Эта история с ревностью и вправду застала меня врасплох. До сих пор я думала, что этим страдают только очень неуверенные в себе люди с узкими взглядами на жизнь. Теперь я знала, что ревность касается и меня. Пусть Лу и Ругер нравятся друг другу, но не слишком сильно и не так, чтобы я осталась в стороне.

— Мне очень нравится твоя сестра, — внезапно произнес Ругер.

— Знаю, — отозвалась я, как можно более спокойным тоном. — Это заметно!

— Неужели ей и вправду нужны все эти лекарства?

— Не знаю. Она, по крайней мере, считает, что нужны.

Он гладил меня теплой ладонью вдоль позвоночника, зная, как я люблю, когда он с силой проводит ладонью по коже — до мурашек.

— Ты волнуешься за папу?

Меня вдруг разозлило, что он задает вопрос, ответ на который очевиден. А может быть, я просто хотела забыть об этой тревоге, и потому быстро сменила тему.

— Почему ты не живешь у тети?

— Как же — живу!

— Не заметила.

— Может быть, ты и не заметила, но я там живу.

— Понятно, — мне стало обидно. — Спокойной ночи.

— Можем как-нибудь сходить к ней, и ты все поймёшь, — шепнул он мне на ухо.

— Завтра? — Я повернулась к нему, не сомневаясь, что он ответит «нет». Что именно завтра неподходящий день. Но он кивнул. И мы договорились, что он будет ждать меня у школы после уроков, в половине четвертого.

— Только не говори ей заранее, — попросила и. — Иначе она станет хлопотать и готовиться к нашему приходу.

— То есть как?

— Печь пироги, делать уборку и все такое…

В темноте раздался смех Ругера.

— Сразу видно, что ты не знаешь мою тетю.

Затем он повернулся на бок и почти сразу уснул.

На следующее утро, когда мы с мамой завтракали, он еще спал. Я оставила записку, написав, что он может поесть, принять душ и вообще делать все, что угодно. Только пусть не забудет встретить меня в половине четвертого.

— Напиши, чтобы не забыл запереть дверь, когда будет уходить, — напомнила мама, натягивая красивые кожаные сапоги. С утра у нее был вполне бодрый вид образцовой банковской служащей. Трудно поверить, что тот же самый человек вчера лежал на диване, укрывшись пледом.

Тётя Роза

Он ждал меня, сидя на ступеньках и не обращая внимания на вопросительные взгляды прохожих.

Сюзи и Лотта остановились у велосипедной стоянки, чтобы понаблюдать за нами. Они, конечно же, давно поняли, что я с кем-то встречаюсь. Но то, что это был суповар из парка, стало для них новостью.

Я уже жалела, что попросила Ругера встретить меня у школы, чувствуя, что завтра не миновать настырных расспросов.

Ругер привел меня в узкие переулки, где раньше мне бывать не доводилось. Домишки, словно вынырнувшие из другой эпохи, нахохлились на старинных фундаментах каменной кладки.

— Тетя Роза плоховато слышит, но терпеть не может, когда ей кричат. Если она чего-то не услышит, делай вид, что ничего и не говорила. Мне кажется, она лучше понимает телом, чем ушами.

Когда мы поднялись на вершину горы, с которой был виден терминал финских паромов, Ругер остановился. У самого обрыва, скрытая буйно разросшимся кустарником, приютилась маленькая избушка. Она, должно быть, лепилась к деревьям — иначе давно уже сползла бы на шоссе, где вереницей выстроились машины. В подмороженной траве бродили, что-то поклевывая, несколько куриц и разноцветный петух.

— Добрый день, Шейх Абдул Хасан! — вежливо обратился Ругер к петуху. - Как дела? Дома ли тетя?