Я - Янис - Мёллер Канни - Страница 23

— Он и тебя избил? — беспокойно спросила Глория. Она попыталась протянуть руку к моей щеке, но обессилела на полпути. Рука снова упала на желтое больничное одеяло.

— Ничего страшного, — сказала я и сжала ее ладонь. Она была холодновата.

— Он забрал мою сумку, да?

— Да.

Она глубоко вздохнула, со свистом и хрипом.

— Там лежали фотографии, мамы и папы. Я всегда носила их с собой. Без них так пусто. Сейчас они нужны мне.

Глория заплакала. А я не могла объяснить, зачем такому, как Адидас, ее фотографии. Наверное, он ужасно разозлился, обнаружив в сумке одни карамельки и старые снимки. Наверное, он все это выбросил по пути.

Тогда я и решилась. Надо вернуть Глории фотографии. Адидасу это не сойдет с рук. Не всю жизнь ему над нами издеваться.

Настало время положить этому конец.

22. Про то, что дела плохи

Разъезжать по нашему району в полицейской машине было немного странно. По дороге я все рассказала, даже о «Цирке Варьете», о том, что мы смотрели последнее представление и что Глория сначала была бодра, а потом, по дороге домой, вдруг устала.

Еще я рассказала все, что знала об Адидасе. Ничего хорошего о нем я даже вспомнить не могла.

— Мой брат считает, что он… нормальный… иногда, — сказала я. Больше ничего человеческого об Адидасе я не вспомнила. Ненависть наполняла меня до самых краев. То, что произошло, стало последней каплей. Ненависть бурлила и плескала через край. Три года я боялась этого гада — все время, что он жил в нашем районе.

— А ты не знаешь его адреса? — спросил полицейский, который сидел рядом со мной на заднем сиденье. — А его настоящее имя?

— Зак должен знать, — сказала я.

Так вышло, что домой я пришла в компании двух полицейских. Хотя мама, казалось, заметила только повязку на голове.

— Янис, милая моя!

Она обняла меня и вдруг сообразила, что пришла я не одна.

— Зак вернулся? — спросила я.

Мама покачала головой.

— Что случилось?

Я дала понять, что мы все должны пройти внутрь. Пусть лучше соседи не видят высоченных полицейских у нашей двери. Это что-то вроде инстинкта: не очень-то хочется появляться на людях вместе с полицейскими.

Мы сели за кухонный стол, и маме стали задавать вопросы о Заке, но она знала еще меньше, чем я.

— В школе, наверное, знают. У них должны быть адреса учеников.

В эту минуту хлопнула входная дверь. Увидев полицейских, Зак резко затормозил. Потом мне показалось, что он хочет сбежать. Но Зак, кажется, понял, что это дурацкая мысль.

— Сядь, Зак, — сказала мама. — Ты должен ответить кое на какие вопросы. Сейчас же.

Мне стало жаль брата. Я его знаю. Это самый трусливый из всех людей. Он думает, что все можно скрыть: главное, молчать, а потом все чудесным образом рассосется. Мама у нас совсем не такая: ей во всем надо разобраться, она не успокоится, пока не заставит тебя раскрыть карты. Так что вопросов она задавала больше, чем полицейские.

Но и Зак не знал, где живет Адидас.

— Мы всегда встречаемся на улице, — сказал он. — Я ни разу не был у него дома.

— Он должен вернуть сумку, — сказала я. — Глория носила в ней фотографии своих родителей. Они нужны ей — немедленно!

Я злобно уставилась на Зака, как будто именно он должен был разобраться с сумкой.

Полицейские стали прощаться и сказали, что, возможно, им понадобится поговорить со мной или с Заком еще раз. В таком случае они нас найдут.

— Надеюсь, его как следует накажут, этого Адидаса, — сказала мама.

— Ну-у, посмотрим, — сказал один полицейский, ковыряясь в ухе. — Если ему нет четырнадцати, он все-таки еще ребенок. Тогда наказывать его нельзя. Им займется социальная служба.

— Конечно, — согласилась мама. — Я и забыла. — Кажется, она смутилась. Трудно представить себе, что такой, как Адидас, может быть ребенком.

Когда я вошла в нашу комнату, Зак уже лег спать. Я поняла, что сегодня никаких вылазок через окно не будет, и сдернула с него одеяло.

— Где вы обычно встречаетесь?

Он уставился на меня, как будто не понял, что я сказала.

— Где? — повторила я.

— У заправки или у метро. Но ты его не найдешь.

— Я попробую.

Я пристально посмотрела на брата, отодвинула горшки с пеларгониями и полезла в окно.

Зак сел на постель. Он, конечно, побледнел.

У заправки было пусто. Ни одной машины у колонок, ни одного покупателя. Даже продавца не было видно. Как будто весь район опустел. Где все люди, думала я, направляясь к метро. Поезд только что прибыл, и в дверях показались люди, которые тут же разошлись в разные стороны. Снова пусто.

Я мерзла, в голове что-то противно стучало. Повязка была довольно неудобная, кожа чесалась все сильнее и сильнее, и, наконец, стала чесаться так, что я не выдержала. Я сняла повязку. Это оказалось так же просто, как снять шапку. Я потрогала голову, крови не было. Только какая-то корка на волосах. Было немного больно. Но без повязки гораздо лучше. Что бы там ни было, а не очень-то хочется разгуливать вокруг в виде сбежавшей мумии. Если нет особой необходимости. Мы с Заком однажды смотрели такое кино. Там все было внутри пирамиды, и один человек встал из гроба и…

Больше я ничего не успела подумать: кто-то возник среди домов. Не мумия, конечно. Он был в черной куртке. Я немного заволновалась: хорошо, если это Адидас.

Если это он, то мне больше не надо ждать. Надо просто сказать — отдавай сумку, вот и все. Если у него нет с собой сумки, пусть принесет.

И я пошла бы за ним домой. Он от меня не скроется.

Не знаю, почему я решила, что он будет меня слушать.

Но это был не Адидас. Просто человек шел к метро. Он даже не взглянул на меня и сразу скрылся.

Какой-то невероятный вечер, все люди куда-то исчезли, как будто вместе с цирком уехали. В какую-то минуту я захотела позвать Линуса, хорошо бы не стоять здесь одной. Но не успела, потому что увидела черную куртку с белыми полосками. В дверях метро показался Адидас. Он почти сразу меня заметил.

Я стояла у неработающего фонтана.

В нем никогда нет воды, я ни разу не видела даже самой маленькой струйки. Если, конечно, никто не остановится помочиться. Как, например, Адидас.

Он подошел к фонтану и повернулся спиной ко мне. Я увидела струю и услышала, как она ударяется о стенку пустого бассейна.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он, не оборачиваясь.

— Тебя жду, — ответила я.

— Тебе мало влетело? — даже по спине было видно, что он ухмыляется.

— Мне нужна сумка, — сказала я.

Тогда он обернулся.

— Ты что, совсем рехнулась?

— Тебе какое дело, — ответила я. — Давай сумку.

— Ну ты зануда. Я ее выбросил, если хочешь знать.

— Где?

— А чего это я буду отчитываться?

— Потому что там то, что нужно Глории.

— Что за Глория?

— Ты ее избил и ограбил.

— А, та…

— Она в больнице.

— Там ничего не было.

— Куда ты ее выбросил?

— Только пять тошнотных конфет. И двадцать крон. И все. Проваливай, слышь?

Но я не собиралась проваливать. Я стояла и смотрела на него.

Он шагнул ко мне, и я подумала, что если он подойдет еще немного, я дам ему коленом. Или головой. Хотя это вряд ли. Голова у меня была не в форме. Но он сделал только один шаг, остановился и ухмыльнулся.

— Ты такая мелкая, цыпа, — издевался он. — Как малю-усенькая крабовая палочка.

Он протянул руку и хотел меня пощупать,но я отскочила в сторону.

— Где ты выбросил сумку? — рявкнула я. — Говори!

— А если не скажу? — продолжал издеваться он. — Что тогда будет?

— Я позвоню в полицию и скажу, где тебя можно забрать.

— Не скажешь! — прошипел он прямо мне в лицо. Я стояла на месте, хотя каждое его слово воняло блевотой.