Притча о пощечине - Крелин Юлий Зусманович - Страница 10

— Потанцуем! — совсем с ума сошел.

— …танцы. Я и не смогу с вами. Вы такой высокий, Евгений Максимович. Я вам по пояс. Смех один. Давайте в другой…

Да и денег у меня с собой нет. Ерунда. Одолжил бы у кого-нибудь. Надо же! Придумал.

— …после работы мне там обязательно надо быть.

И слава богу! Заботу себе придумал. Жил нормально. Дом, работа. Все веселье в операционной. А она опять про мать прораба. Уж не вспоминала бы. Будто нарочно игру себе придумала. Что она меня подначивает? А он с каждым днем все больше и больше мрачнеет. Мимо меня тучей проходит. Вечно молчит. Как-то ему помочь надо.

Унизил, как раб раба. И мы должны жить под гнетом этого унижения. Я-то унижен сам собой.

Вот она — и безответственность и беззаботность.

— Тонечка!..

Уже куда-то ушла.

И чего я сюда приперся? Может, право, набить бы морду — да и квиты? А как я могу? Мать все же он… Он же… К кому тут?.. Так, знаете, каждый будет. Я что ж ему, не человек?

— Скажите, с кем тут мне?.. С судьей поговорить надо.

— По какому вопросу?

— Поговорить надо. Вот, решить один вопрос…

— Какой вопрос? О чем?

— Заявление хочу подать в суд.

— Так что у вас, товарищ? Слово из вас тянуть клещами приходится. Развод? Ограбили? Уволили вас?.. Побили, может?

— Ну. Вот.

— Что — ну вот?!

— Побили, скорее.

— По какому адресу?

— Работаю?

— Судьи у нас по участкам. Вы выбираете народных судей по округам? Пойдите к адвокату, посоветуйтесь.

— Зачем мне адвокат? Дело ясное. Мне судья нужен.

— Ну хорошо. По какому адресу вас побили?

Столько вопросов! Еще до суда — побить бы морду, и все.

Еще семьсот вопросов задали, прежде чем я к судье попал. Все нервы измотали.

Сидит дамочка, суровая, смотрит строго, в очки глядит.

Кабинет маленький, как чулан. Окошко тоже крошечное. Дом старый. Ремонта требует. Или лучше вообще снести. Суды почему-то чаще всего в старых домах. В комнатах еще кто-то есть.

— Садитесь, пожалуйста. Слушаю вас.

Неудобно как-то при других говорить. Ведь не скажешь, что секрет. Не секрет. Суд-то открытый. Конечно, чтоб другим неповадно было. Пусть все знают.

— Слушаю вас. Что у вас? Не стесняйтесь.

Как обращаться к ней? Имя не сказали. Когда-то читал, не помню где… К судьям обращались… В книге какой-то… «Ваша милость…» Мне не милость нужна. Какая милость?! Пусть он милости просит.

— Значит, так… Простите, замешкался… Первый раз в суде.

— Не стесняйтесь. Вас не вызывали? Вы не по повестке?

— Нет. Я сам. Хочу пожаловаться на человека.

— На человека? Не на учреждение?

— На человека. Он ударил меня.

— Нанесены побои вам. Увечье?

— Нет. Какое увечье! По морде дал.

— С последствиями? Вы зафиксировали у врача?

— Чего? Ничего не было. Если б было, я и сам мог бы. К врачу не ходил.

— Рассказывайте живее, гражданин. Мы с вами никак до сути не доберемся. Увечья вам не нанесли, побоев не было. Был один удар. Так? Что, это был спор или пьяный сосед? На улице? Дома?

— На работе мы…

— Начальник?

— Почему начальник?

— На работе чаще всего может ударить начальник, а не подчиненный. По крайней мере, не начальник будет в суд бежать, а подчиненный. Приблизительная, типовая ситуация. Если подчиненный ударит начальника, последний может найти иной способ борьбы и вряд ли пойдет в суд.

Лекцию читает. Грымза.

— Он мне никто. Он заведующий хирургическим отделением больницы. А я прораб ремтреста. Делаем у них ремонт. Вот он посчитал, что мы там неправильно сделали. Ну, и на оперативке, значит, слово за слово, значит, и… так сказать, по лицу мне. Так. Ну, плохо сделали. Ну ладно. Что ж, каждый рожу бить будет?! А если я отвечу? Что за работа тогда! Наработаем… Так у нас нельзя. Я ж не тряпка на полу. Как вы считаете?

— Конечно, нельзя. Спору нет.

— Вот вы улыбаетесь…

— Я?! Ничего подобного. Я с вами совершенно согласна и ничего смешного пока не вижу. Есть вещи, над которыми не смеются.

— Вот! Вот. Не смешно. Я им и говорю…

— Кому?

— На работе некоторые говорят: дал бы ему, и смеются. Ничего смешного. Многие смеются. Дал бы. Смеются — как же работать? Что мы, драку затевать будем? Я вам скажу, товарищ судья… Простите, как мне можно называть вас?

— Так и называть. Я на работе, и мы пока не в судебном заседании. Если трудно — Татьяна Васильевна.

— Я тоже был на работе… Я к нему: «Евгений Максимович!» — а он по лицу.

— Успокойтесь и расскажите, как это происходило.

— Я говорю: на оперативке. Наше начальство, их главный врач. Свидетелей много. Ну, не так что-то сделали. Да у меня людей не хватает, материал не всегда хороший, а то его и вовсе нет. Главный инженер был. Может подтвердить. Ему-то он не сказал ничего, а сразу мне…

— А вы не ответили?

— Он тут же и сбежал.

— Удрал?

— Куда ж он из отделения удерет? Все равно б догнал, да неудобно. Он мою мать там оперировал.

— Мать? Вашу? Он? Когда? В это время?

— Чуть раньше. Умерла она уже.

— После операции?

— Месяца через два. Рак у нее.

— Понятно.

Что ей понятно? Жилы тянет. Мне ничего не понятно. Вот пусть судят его.

— И что вы хотите, Петр Ильич?

— Осудили чтоб. Прилюдно. Он человека на посту оскорбил.

— Я бы сказала, что и унизил.

— Вот-вот. Я ж не тряпка на полу. Как мне работу потом требовать?

— А вы ремонт делаете?

— Ну. Я прораб ремонтных работ.

— Давно ремонт идет?

— Пожалуй, уже два года. Так. Свыклись.

— Свыкнешься. Долговато.

— Не от меня зависит.

— Петр Ильич, дело ваше не для суда. У нас есть общественные организации, есть товарищеский суд, партийные, профсоюзные организации. В нашем обществе много рычагов, которые могут воздействовать на зарвавшегося человека, не вписывающегося в наши моральные схемы. Более того, он нарушил трудовую дисциплину. Но он вам не нанес увечья, нет зафиксированных побоев. По-видимому, это была чисто символическая пощечина, подлежащая несколько иным формам осуждения.

— Так что, если что не так, то на работе и бить можно? Так? Лишь бы следов не было? У меня мать умерла после его операции. Ведь мог бы убрать — не убрал. Что ж мне его теперь — убить?

— Скорее всего, рак был запущенный, раз она умерла уже через два месяца. Нам с вами судить об этом трудно. Вы можете подать заявление в медицинские инстанции. Они разберутся, правильно ли сделана операция. Ваше право затребовать экспертизу через прокуратуру. Разберутся, кто в этом компетентен.

— «Разберутся»! Мать умерла. Меня ударил. Что за человек!

— Это верно. Бить нельзя. Надо в товарищеский суд. И за нарушение дисциплины могут выговор дать. И по партийной линии, и премии лишить.

— Я их больницы знаю. Не первую ремонтирую. Премий у них нет. Беспартийный — я сразу узнал. Партийный был бы — не ударил, побоялся бы. А тут никакой узды.

— Товарищеский суд. Пойдите в консультацию. Поговорите с адвокатом, посоветуйтесь. Он вам предложит действия правильные и эффективные, в соответствии с законом и сложившимися традициями. Мы с вами тут не разберемся сейчас. Если только как бытовой конфликт взять? Тогда обе стороны виноваты…

— Как это — обе стороны? Я не…

— Или как домашнюю ссору, например… В спокойной обстановке, а не в суде, посоветуйтесь в консультации с адвокатом.

— С защитником? Меня-то не надо защищать. Пусть он советуется с защитой.

— Петр Ильич, адвокат не только защитник. Адвокат является консультантом населения, советчиком по правам человека в нашем обществе.

— Я не про права. Права мне ясны. Бить на работе нельзя…

— Не только на работе. У вас какое образование? Что вы окончили?

— Строительный.

— Ну, вот видите. Вы с этим не знакомы. И в школе не проходят. А там вы спокойно поговорите с профессионалом. Он вам все объяснит, расскажет. А мы свои меры примем.