От мира сего - Крелин Юлий Зусманович - Страница 6

Начальник сидел в такси и думал, как бы ему все-таки перебраться на это новое место, в клинику, где он будет более самостоятельным, чем даже сейчас, где прекрасная аппаратура, помещения; клиника, руководитель которой и по традиции имеет совсем иной, больший общественный вес. Но первое условие врачебной этики — не вреди. Профессору вредить нельзя. Хотя, наверное, его ничто уже не спасет — ему каюк, по-видимому. Ну, посмотрим, как дело пойдет.

Начальник вспомнил сегодняшнюю конференцию. Правильно он говорил. Очень хорошо. Так и надо. Нельзя потакать этой манере искать ошибки у других врачей. Надо давать отпор этому больничному снобизму и верхоглядству. Сидят в больнице и выискивают ошибки поликлинических врачей. Сами бы там поработали. Не понимают: пришел врач к больному на десять минут — и решай. Нам-то в больнице легче — мы и анализ можем сделать, и подождать, понаблюдать. Так ведь сегодня мы поликлинику обругаем, а завтра они нам воздадут сторицею. Ведь почти все судебные дела против врачей, по существу, созданы коллегами — не прямо, так косвенно. «Рука руку рубит».

Начальник думал, что если удастся перебраться в новую клинику, то там тоже надо будет прививать доброжелательность друг к другу. Там ведь даже на собственного шефа жалобы пишут. Такая обстановка до добра не доведет. Но надо, чтобы доброжелательность эта не переходила в беспринципную доброту. Немалую твердость и гибкость надо проявить, чтобы стать хорошим руководителем такой клиники. Это хозяйство не чета его теперешнему. Но он был твердо уверен — справится. Ведь как он сумел сказать опоздавшему сегодня на доклад, что, позволив себе опоздать, тот проявил уважение к своему времени, но не подумал о времени других, а вот его, Начальниково, время, например, дороже, хотя бы в денежном исчислении. Вот так и в этой клинике надо воспитывать уважение к другому, к коллеге, а к подчиненным проявлять твердость, справедливость и показывать свою заинтересованность в деле, а не в личностях.

Начальник понимал, что уход старого профессора, Романа Васильевича, и будет первым шагом к цели. И тем не менее он должен защищать старика в комиссии, раз черт его туда занес, в эту комиссию. Все-таки средства хотя бы должны оправдать его цель. Как он не уберегся!

Начальник сделал хороший доклад на том заседании хирургического общества, а потом в раздевалке глупо попался на глаза, и его загребли в комиссию по проверке работы Романа Васильевича. Надо же, чтобы Дмитрий Михайлович его поймал тогда. А тут еще и старика он встретил, — старый и в глазах уже тоска выгнанного — «не жилец».

Начальник предвкушал радость, которую дает защита одинокого и загнанного. Конечно, он по малодушию только сначала хотел отвертеться от работы в комиссии. Пусть им будут недовольны, но он выступит сегодня в защиту старика. Да и действительно! — ну вот проверили его работу — то же, что и везде. Лично бы он, конечно, не так вел себя. Лично бы он крепче держал в руках своих подчиненных. Больно они все в этой клинике самостоятельные.

Начальника охватило какое-то неприятное, гнетущее ощущение, как будто виноват в чем-то. Он решил отвлечься от гнетущего и неприятного и стал думать о том, какие порядки заведет на новом месте работы. Если Романа Васильевича проводят на пенсию, а это практически предрешено, — всем ясно, кто единственный, во всяком случае наиболее вероятный, кандидат на освободившееся место. И сходные научные тематики обеих клиник, и личные качества Начальника как начальника, и все предыдущие его работы… И опять вернулся почему-то к проблеме необходимости защищать старика, подумал: «Не бороться со злом, а добро приумножать — злу места меньше будет в мире; старика защитит — добра прибавится».

Начальник пришел на заседание, когда все уже были в сборе, сидели, мирно беседовали и ждали назначенного часа. Увидев его, Дмитрий Михайлович сказал, что им нет нужды обязательно ждать указанного времени, так как комиссия уже в полном составе. После краткого делового вступления Дмитрия Михайловича все по очереди стали докладывать свою часть проверочной работы, заканчивая речь выводами и предложениями.

Начальнику стало ясно, что участь Романа Васильевича окончательно решена, а ему уготована роль преемника. Хорошо, что его часть проверки была, во-первых, несущественна, а во-вторых, действительно для любого глаза абсолютно благополучна. В своем выступлении он разобрал несколько случаев ошибок и указал на объективные причины их возникновения, а в заключение сказал: «…И напрасно здесь раздаются голоса, отрицающие и отвергающие хорошую работу Романа Васильевича. Профессор работал на полную мощь своих сил, и не надо требовать от человека другого поколения, хирурга старой школы, уровня сегодняшнего понимания и сегодняшнюю сноровку. Он честно и правильно все делает, как был приучен долгими годами работы, не его вина, что изменились требования в наше время, что появилось много нового, за чем он, естественно, не может угнаться, и нельзя этого от него и требовать. Мы, многие из его учеников, весьма благодарны ему за уроки. Мое мнение — он работал хорошо, и мы должны поблагодарить Романа Васильевича за долгие годы работы на общую пользу».

Начальник был доволен тем, что не отдал старика на поругание, что защитил его от неправедных нападок, и с чистой совестью приготовился выслушать заключение Дмитрия Михайловича, который и сказал, что единодушное мнение членов комиссии будет обсуждено в административных инстанциях, что лично он учтет резвость стремящихся вперед молодых профессоров, что, по-видимому, Романа Васильевича надо будет достойно проводить и пожелать ему счастливого заслуженного отдыха, что он надеется услышать об уходящем профессоре теплые и хвалебные слова не только в некрологической тональности, как это было на заседании сегодняшнем.

Начальник понял, что Дмитрий Михайлович и некоторые другие профессора не очень были довольны его выступлением, либо потому, что им было неприятно его заведомое, уже как бы решенное для себя, прощание со старым профессором, что не пристало, по их мнению, возможному преемнику; либо им не поправился сам факт хвалебных слов, чего они себе не позволили и теперь чувствовали себя оскорбленными. Начальник больше склонялся ко второму варианту, но особенно не стал над этим задумываться, а быстро распрощался со всеми и уехал. А по дороге все ж таки стал с удовольствием думать, что ему удалось не поддаться общему настроению участников заседания и сказать о старике добрые слова. Вот только не был уверен он — понравилось ли Дмитрию Михайловичу. «И все-таки вот таким же принципиальным, терпимым и независимым от общепринятой точки зрения, и особенно от мнения начальства, — вдруг четко и ясно подумал он, — надо будет и показать себя с первых же дней в новой клинике». Да, но если придется переходить в другую больницу, наверное, могут несколько осложниться отношения с Люсей. Все-таки удобно, когда работаешь вместе.

Люся ждала его дома. Он посмотрел на часы и увидел, что, как и всегда, сумеет приехать точно в назначенный час. Это прекрасно. Точность — качество прекрасное. Он бы с удовольствием приехал и раньше. На Люсю приятно смотреть и еще приятнее слушать ее. Если он уйдет на новую работу, ему, конечно, труднее будет встречаться с ней — много забот, большая работа. Но Люся умница — она все поймет.

— Я знаю, ты не опоздал, но мне хотелось, чтобы ты пришел еще раньше. — В дверях стояла улыбающаяся Люся, короткие волосы ее гладкой прически чуть растрепались, и это было красиво. Ему сейчас все в ней нравилось, все красиво было. Удивительно, что она никогда не манерничает, говорит, что думает. Начальник с ходу начал ей рассказывать о заседании. Когда он ехал в машине с этого собрания без Люси — он думал о ней, а вот когда он приехал к ней — говорит о заседании.

Он стал ей рассказывать, как ему жалко Романа Васильевича, как он единственный, кто выступил в его защиту, как он сказал о его многолетних заслугах, как это, по-видимому, некоторым не понравилось: кому ж нравится, если что-то хорошее мог бы сказать ты, да побоялся, и говорит другой. Это, конечно, опасно, потому что люди не прощают своих ошибок другим. Но…