Хирург - Крелин Юлий Зусманович - Страница 3

Седой и лысый. Почему же авантюра?! Теоретически, если мы успеем удалить сгусток из артерии — мы спасем человека.

Самый старый. Это аксиома, трюизм! Но «УСПЕЕМ»! Вы слыхали, чтобы кто-нибудь успел? Лично я не слыхал.

Седой и лысый. Здравствуйте! В литературе мы знаем, — по-моему, во всем мире около тридцати удач.

Толстый с гладкой прической. И миллионы потерь.

Председатель. Ну вообще-то, даже одна удача во всем мире позволяет нам совершить спасительную попытку. Миллионы потерь без этих тридцати, в конце концов. Оперируют только смертников.

Член комиссии с шевелюрой. Но попытка должна быть с годными средствами. Сдается мне, что ни один из известных мне хирургов сделать это не сумел. И не какие-нибудь, а действительно гиганты. А тут, в маленькой больничке, кидаются на больного с ножом ради какой-то химеры, с явным риском получить жалобу. Каково теперь всей больнице!

Мишкин. Но ведь мы…

Худой с длинным лицом. А вы бы, молодой человек, помолчали бы. Вы говорите, когда вас спросят. Бог знает за что взялись, подвели под монастырь всю больницу, оторвали у нас кучу времени. Хоть бы послушали бы, что вам говорят старшие товарищи.

Мишкин (опять усмехнулся). Время не я у вас отнял. Не на меня жалоба, так другую бы разбирали.

Председатель. Не огрызайтесь. Поберегите себя.

Седой и лысый. А я вам говорю, что каждый из нас имеет право на подобные попытки. Ведь перед нами труп. А вдруг!..

Член комиссии с трубкой. Но не такому же младенцу идти на подобную попытку. Какой у вас стаж? Сколько лет…

Мишкин. Пятнадцать.

Член комиссии с трубкой. Вот видите! Мы лет по тридцать работаем, а ведем себя скромнее.

Мишкин. Годы не аргу…

Председатель. Я все-таки согласен с теоретической возможностью успеха подобных попыток. И нельзя отказывать в этом праве любому хирургу.

Член комиссии с трубкой. Да это эксперимент на людях!

Седой и лысый. Верно. Но не надо бояться этого. Это же труп. Если не на сто, так на все миллион процентов. Это эксперимент не на человеке, а на трупе.

Худой с длинным лицом. Если бы у меня в больнице кто-нибудь посмел, я бы своему молодцу вклеил бы так, что год, бы он у меня к столу не подошел бы. Пусть истории писал бы. Но этот-то сам себе зав. Зав хренов.

Маленький и круглый. А смелость какова! Шутка ли! Пойти на эмболию! А почему бы и нет! Пусть пробует. Больной-то ведь действительно практически умер. Ха — терять нечего, а приобрести можно целый мир для целого человека. С завов его снять, а попытки разрешить. Ха!

Член комиссии с шевелюрой (хохочет). И правильно. Действительно эмболия! Дыхания нет. Мертв. Пусть старается. Конечно, авантюра, но оживить можно. Пусть теоретически, но ведь это все равно труп. И меры приняли — сняли.

Самый старый. Нет. Нет. Товарищи! Не делайте такой глупости. Практически это невозможно. Больнице от этого неприятности. Жалобы идут. Сегодня он произвел негодную попытку на трупе, а завтра он начнет экспериментировать на живых людях. Я предлагаю это решительно осудить. И чтобы все хирурги города знали. Иначе мы очень скоро получим повальную игру со смертью. Этим не играют, товарищи.

(Мишкин снова усмехнулся.)

Седой и лысый. Именно что со смертью! С жизнью-то он не играл. Он играл со смертью, уже наступившей. В конце концов, мы все на пороге. Если бы меня так спасали, до конца. А?! Нет, я не вижу оснований для осуждений. Это не логика: сегодня ты обманул меня, завтра учителя, а послезавтра…

Председатель. Мы не можем осудить за то, что хирург пытался уничтожить уже пришедшую смерть.

Худой с длинным лицом. Действительно. Почему бы и нет! Пусть себе. Выговор-то можно бы и дать, чтоб больше не привязывались, но без огласки. Я бы за выговор. Пора кончать.

Мишкин. Но вы же…

Самый старый. Вот пожалуйста. Только услышал реплику в свою защиту и тут же вступил в разговор старших. Вы же, доктор, не полноправный член нашего синклита. Мы ведь ваши действия обсуждаем. А вы слушайте, учитесь, черт возьми!

Седой и лысый (обращается к самому старому). Я с тобой уже четверть века знаком, и ты все время такой. Ты не разумный скептик, а вечно ищущий подвоха. И рот еще затыкаешь.

Самый старый. Где же я тут ищу подвоха?!

Седой и лысый. А ты не конкретно не веришь, а глобально на всякий случай не доверяешь всему.

Председатель. Ну хватит. Мы не для этого здесь собрались. Взаимное выяснение своих характерологических особенностей не на заседаниях устраивают, а за бутылкой.

Самый старый. Я ищу не подвоха, а выясняю, нет ли за простой авантюрой вины злостной или суетной.

Седой и лысый. Вот, вот! Я и говорю, что ты не меняешься. Ты, черт побери, не от старости такой, а генетически.

Худой с шевелюрой. Ну, кончайте, время-то идет без толку.

Седой и лысый. Я помню, как двадцать лет назад он на партийном бюро разбирал мой роман с одной сестрой. Ну, было дело! Влезли они тогда не в свое дело. Все испортили, конечно. Так еще тогда он говорил приблизительно то же самое, что ищет за нашими отношениями злостной или суетной вины. Поразительно просто!

Самый старый. А девочка-то была прекрасна. Какая кожа! Где она?

Седой и лысый. Тебе-то что. Все тогда испортили. И ты тоже.

Председатель. Хватит…

Седой и лысый. Нет, ты и сейчас такой же. Я об этом и говорю. Я тебя простил, но не забыл.

Самый старый. Прекрати. В конце концов, здесь с нами молодой коллега.

Толстый с гладкой прической. Сдается мне, что вы, друзья, отвлеклись. Хотя и это все интересно. (Ха-ха!) А где та девочка?

Седой и лысый. Жива и в порядке…

Мишкин. Разрешите закурить.

Председатель. Конечно.

(Большинство закуривает. Немного молчания.)

Толстый с гладкой прической. Черт его знает. Я не знаю.

Председатель. Итак, насколько я понимаю, большинство не осуждает попытку, но и не одобряет нашего молодого коллегу. Так?

Самый старый. И все-таки я решительно осуждаю и попытку и самого автора ее.

Седой и лысый. Вот-вот.

Председатель. Я и говорю, большинство (смеется).

Худой с длинным лицом. Кому можно, а кому и нельзя. Пусть не осуждаем попытку в принципе, но осуждаем попытку с негодными средствами, как это было в данном случае.

Седой и лысый. А если не прыгать, то и не допрыгнешь.

Худой с длинным лицом. В конце концов, это неважно. Пора бы кончать. Жалоба эта гроша выеденного не стоит.

Председатель. Давайте все же дочитаем жалобу до конца. Прошу вас.

Мишкин (он в явной неприязненной оппозиции и с нарочитой иронической усмешкой). Да тут, по-моему, и жалобы-то нет.

Возгласы. Читайте. И быстрее. Вон уже сколько времени.

Мишкин, «…в результате исход для нас, сослуживцев, печальный…»

Член комиссии с трубкой. Для сослуживцев! Сильны!

Мишкин. «…Мы потеряли прекрасного работника. Он вынужден сидеть дома на инвалидности…»

(Сцена типа знаменитой «немой», но с криками и возгласами: «Как!», «Что!», «Почему!», «Не было эмболии?!», «В чем дело?!, „Живой?!“ И так далее.)

Мишкин. «…В конце концов мы не…»

Возгласы. Подождите. Объясните. Он живой? И т.д.

Мишкин. Живой.

Председатель. А что вы сделали?

Мишкин. Удалил тромб. Восстановил сердечную деятельность. Зашил грудную клетку и через месяц выписал. Теперь у него инвалидность.

Председатель. Что же вы молчали и дурили нам голову? Простите, как ваше имя-отчество?

Мишкин. Евгений Львович. Вы ж не давали мне рта раскрыть.

Самый старый. Этого не может быть, Евгений Львович.

Мишкин. Потому что этого не может быть никогда? Нет, правда. Честное слово, на инвалидности (издевается).

Седой и лысый. Успели?

Мишкин. Раз живой.

Председатель. Когда это было, Евгений Львович?

Мишкин. Около полугода назад.

Председатель. Почему же вы нигде не сделали сообщения, хотя бы на обществе?

Мишкин. Не успел.

Маленький и круглый. Ну знаете ли! Шутка ли!

Толстый с гладкой прической. А как вы делали? Евгений Львович, расскажите, пожалуйста.