Дом тысячи страхов - Усачева Елена Александровна - Страница 2

Поэтому он ничего не делал, а только стоял, злился, сопел и с ненавистью смотрел на веселящихся ребят.

Вовка никогда не любил смотреть свои фотографии. Мимо зеркал он не проходил, а пробегал, чтобы лишний раз не расстраиваться. И в кого он таким уродился? Настоящее стихийное бедствие!

В школе мальчишки не хотели принимать его за своего. В драках и разборках он не участвовал, через заборы лазить не умел, про свой успех у девчонок не врал, да и курить пока не спешил. Так он и прозябал на своей последней парте, запустив в светлые вихры пятерню, с тоской урок за уроком разглядывая класс.

Время от времени перед его носом опускался очередной самолетик, журавлик или в несколько раз сложенная разноцветная записка. Это неугомонные девчонки закидывали его шуточными любовными записками. Ничего! Вот когда они подрастут, тогда поймут, как жестоко в нем ошибались!

Но пока седьмой класс, не девятый – и приходится терпеть…

Забитый со всех сторон, Вовка однажды в порыве отчаяния пошел и записался в клуб «Бригантина», где в одном из отрядов ребята учились морскому делу – ходили под парусом на катамаранах, вязали узлы, умели разводить костры под дождем и снегом, ходили в походы, пели веселые песни. В отряде Вовку приняли хорошо – никто не дразнил, не гонял. Суровые «морские волки» не признавали мелочных разборок по такому пустяковому поводу, как внешность. Вскоре отряд для Наковальникова стал родным домом. Вовка быстро освоился с премудростями водной стихии, научился ставить парус и выбирать нужный ветер.

Летом отряд вышел на свою первую парусную практику. Быстро покидав вещички в рюкзаки, взвалив на плечи тяжелые чехлы с разобранными катамаранами, ребята приехали к Лисьему водохранилищу. На пароме переправились через канал, соединяющий водохранилище с двумя речками, и «бросили якорь» в домике рыбака.

Ближайший месяц жить им предстояло в двухэтажном деревянном здании. С одной стороны от цивилизации они были отрезаны каналом, с другой – затоном – водой, оставшейся после весеннего разлива водохранилища. Сам домик стоял в небольшом заливе, за которым начиналось водохранилище.

Но ребят не интересовала «большая земля». Главное, что от хлипких деревянных мостков лодочной станции можно было, ловя попутный ветер, выйти на свободную воду, а потом уже мчаться вперед, куда занесет тебя вольный шквал. Чувствовать, как напрягается от порыва ветра парус, как режет руку шкот – специальный крепежный трос, как захватывает дух от скорости. А все эти слова – гик, такелаж, грот. Было в этом что-то от Карибского моря, пиратов и хриплого крика попугая: «Пиастры! Пиастры!»

И все было хорошо, пока не стало совсем плохо. На второй же день Вовка рассказал ребятам, что боится воды и не умеет плавать.

Моряк, не умеющий плавать! Смешнее сочетания не придумаешь.

Теперь на Наковальникова вода лилась постоянно. То, что его утопили в кровати, – это еще не худший вариант. У ребят хватило бы ума вместе с постелью донести его до водохранилища и отправить в таком виде немного искупнуться.

Он должен пересилить себя и научиться плавать, иначе вечно ходить ему сухопутной крысой и тонуть в стакане с компотом.

Если бы не сон, Вовка посмеялся бы с ребятами и попросил ехидного Спирю научить-таки его плавать. В уважительной просьбе Колька не сможет отказать.

Но сон не давал Вовке покоя. После него не хотелось ни просить, ни идти к воде. А месяц только начался! То ли еще будет через неделю…

Распахнулась дверь, и на пороге нарисовалась высоченная фигура одного из их капитанов – Ирки Винокуровой.

– Я же просила не поднимать всех раньше шести часов! – грозно произнесла она, сдвинув брови и сверкнув из-под черной челки пронзительными темными глазами.

На незнающего человека Ира действительно производила впечатление. Высокая, крупная, с разметавшимися по плечам густыми волосами, с тяжелым овалом лица и вечно недовольным выражением глаз, эта девушка у каждого отбивала охоту с ней разговаривать. А вдруг прибьет вечно сжатым тяжелым кулаком?

Хотя на самом деле Ира была добрейшим человеком, и мальчишки знали, что пройдет секунда и в суровом взгляде их командира появится веселая искринка, а грозно сомкнутые губы расплывутся в приветливой ухмылке. Она бы и сейчас уже улыбалась, если бы не вспомнила, что учится в педагогическом институте и должна показать перед ребятами свой твердый педагогический характер.

– Раз не спится, – вкрадчиво произнесла она, быстро оценив ситуацию, – тогда встаете и отправляетесь на кухню перебирать гречку и варить ее на завтрак. – Ребята уже открыли рты, готовые начать возмущаться. Винокурова повернулась к Вовке: – А Наковальников идет на двор сушить свое одеяло. Заодно проверит катамараны – не унесло ли их ночным бризом. На сборы пять минут. Время пошло.

Ира вскинула руку с часами к глазам, исподволь поглядывая на ребят.

Сначала они пытались кричать. Но капитан красноречиво постучала ногтем по циферблату и покачала головой. Этот жест означал только одно – если ее подопечные не уложатся в пять минут, то на кухню отправятся в том, в чем продолжают сидеть на кроватях. Причем пойдут они туда добровольно, потому что на помощь Винокурова позовет своего напарника и тайного воздыхателя Антона Виноградова. Против Иры Антон выглядел маленьким и худеньким. Но если Винокурова брала силой и грозным внешним видом, то Виноградов брал непоколебимым авторитетом и метким словом. С ним хорошо было дружить и совсем плохо ругаться.

Ребята дотянули время до последнего, в минуту покидали одеяла на кровати, натянули шорты и, притворно вздыхая, вереницей потянулись на первый этаж.

Вовка шел последним, нагруженный полным комплектом своей постели – одеялом, бельем и матрасом.

– Наковальников, – простонала над ним Ирка, – я бы на твоем месте обиделась.

– Я и обиделся, – буркнул Вовка, стараясь как можно быстрее пройти опасный участок коридора с капитаном.

– Да не на них! На себя! – с чувством произнесла Винокурова. И пристыженный Вовка галопом помчался по лестнице вниз.

Утро звенело и искрилось всеми звуками и красками, какие только можно придумать, – орали птицы, стрекотали кузнечики, слепило солнце, безмятежно плескалась вода. Наковальников быстро развесил свое добро на веревках сушиться и побежал к мосткам.

В это время из-за угла дома вышел сухонький старичок, в рваной курточке и стоптанных башмаках, коленки на линялых тренировочных были растянуты. Старик проводил взглядом рано вставшего обитателя дома, недовольно покачал головой с редкими седыми волосами и скрылся там же, откуда вышел.

В ту же секунду окно на первом этаже справа от входа распахнулось, и из него снова выглянул старик, очень похожий на предыдущего, только вместо тренировочных и куртки на нем была старая пижама. Это был хозяин домика, полуострова, мостков и полузатонувших лодок – Андрей Геннадиевич Малахов. Он так же мрачно посмотрел на радостно прыгающего Наковальникова и так же сурово покачал головой. Малахов с большой неохотой согласился принять у себя парусный отряд. Но в это время года других постояльцев ждать было бессмысленно, поэтому приходилось принимать тех, кого подбрасывала судьба.

В этот раз судьба оказалась коварной, и жильцы нравились ему все меньше и меньше. Мальчишки, сующие везде свой нос, жеманные девочки, слишком молодые руководители. От грядущего месяца ничего хорошего Андрей Геннадиевич не ждал. Поэтому-то с таким недоверием и смотрел в спину убегающего Вовки.

От мостков водохранилище казалось огромным морем – противоположный берег терялся в утренней дымке. Далеко-далеко на левом берегу виднелись домики деревни. Справа за высокой насыпью прятался канал, по которому туда-сюда сновали теплоходы и пассажирские пароходики. Они выныривали из шлюза, проходили паром и исчезали за бесконечными поворотами далекой реки. Отсюда их видно не было. О том, что пароходы проходят, можно было догадаться по плеску воды да приветственным гудкам. И только высокие четырехпалубные красавцы показывали над прибрежными кустами свои макушки.