Красотки и оборотни - Исьемини Виктор - Страница 67

— Это ты! — взвыл отравитель. — Ты, колдунишка! Я убью тебя! Я убью тебя вслед за братцем Ройбером! Довольно слов!

И Руватег бросился, размахивая мечом, к младшему ок-Марноту. Тот встретил атаку встречным выпадом. Клинки встретились с лязгом и скрежетом… Руватег с искаженным от ярости лицом наносил удар за ударом, клинок пел в его руках — Ройбер методично защищался, он явно проигрывал и время от времени отступал, кружа и стараясь не оказаться прижатым к стене. Прошла минута… другая… Один из выпадов Руватега достиг цели, затем еще раз — на левой руке и плече Ройбера показалась кровь. Раны были неопасными, но, должно быть, причиняли рыцарю боль. Морщась, Ройбер отступил. На этот раз и Руватег сделал шаг назад. Переведя дыхание, он заявил с прежней ухмылкой:

— Ну вот и все. Теперь обещанный приемчик… и я — господин Марнота.

— Ты не получишь Марнота, предатель, — на крыльце рядом с огромным Золотой Маской возникла сутулая тощая фигура сэра Эрлона, старик выглядел особенно хрупким рядом с гигантом в багровой мантии. — Убей его, сын.

Бойцы снова шагнули навстречу друг другу… Внезапно Руватег пошатнулся, опуская оружие, улыбка покинула мгновенно побелевшее лицо — и клинок Ройбера, не встретив сопротивления, с хрустом вошел в грудь кудрявого рыцаря…

Возы и фургоны весело катили по дороге. Хотя колеи изобиловали ухабами, повозки почти не подпрыгивали на кочках — они были тяжело нагружены зерном и овощами. В континентальной части королевства этих продуктов производилось с избытком и, направляясь на побережье, купцы из Мирены запаслись ими. Это было куда выгодней, чем везти деньги. Эфин, Лотрик и другие уже подсчитывали грядущие барыши — на тот случай, если товары из Эгилара удастся продать в Ливде либо другом крупном порту.

Во главе каравана под знаменем с медведями ехал Ройбер ок-Марнот — из благодарности за спасение отца рыцарь обещал проводить Пекондора Великолепного до самых ворот Мирены, «а если понадобится, то и до самого порога его собственного дома» — так выразился сей достойный дворянин. Сам Великолепный гордо восседал на облучке первого фургона и деловито натирал каким-то вонючим составом зажатое между колен забрало гномьего шлема. Лошадьми правил Лотрик Корель. Шкипер что-то ворчал вполголоса и демонстративно отворачивался от приятеля. Наконец не выдержал и спросил:

— Что за смрадное дерьмо у тебя такое? Воняет, как дохлый гоблин.

— Можно подумать, тебе приходилось нюхать дохлых гоблинов, — невозмутимо ответствовал Пекондор.

— Ну и приходилось, чтоб мне лопнуть! Когда служил его светлости графу Карикану. Тьфу! Ну и вонь! Словно Гангмар на…л.

— Примерно так оно и есть. Это Гангмарова желчь, дружище, — ухмыльнулся Томен, — ее нечасто используют в качестве компонента отравы, обычно — как вот я сейчас — чтобы медь начищать. Пока сухая, так еще ничего, а как намочишь и с мелом смешаешь — этакий запашок.

— Вот уж воистину, Гангмарова желчь… Ну три, три свою медную харю… Возишься с ней, как дурень с погремушкой!

Томен с Лотриком уже успели определиться с процентом прибыли от совместного участия в торговой экспедиции, причем Лотрик остался слегка недоволен — так что теперь шкипер вовсе не считал себя обязанным угождать компаньону.

— Дурень, не дурень, — чародей сохранял благодушное настроение, ругань моряка его абсолютно не задевала, — а Золотая Маска был куда как эффектен в Марноте.

— Ну уж эффектен… Вот ты мне скажи, на кой ляд тебе понадобилось потеть в сбруе Золотой Маски? Ведь тот рыцарь, Гангмар его забери, узнал тебя тотчас? Верно же? Узнал?

Ройбер ок-Марнот, прислушивавшийся к беседе попутчиков, придержал коня и обернулся:

— Да, мастер, мне тоже непонятно, зачем вам понадобился этот трюк с переодеванием?

— Ну как же! — осклабился Томен. — Стал бы кто меня слушать после истории на пиру? Ну и потом, мне нужно было отвлечь Руватега, заставить его задергаться… По-моему, он что-то заподозрил, когда я под видом помощника повара наливал ему пива.

— Да, верно… но он вас не узнал — там, на кухне?

— Я отвел ему глаза… есть такое заклинание… — Томен замялся, ему не хотелось посвящать кого бы то ни было в свои приемы. — Но что-то Руватег определенно почувствовал.

— А зачем тебе вообще понадобилось самому обслуживать сэра Руватега на кухне? — поинтересовался Лотрик.

— Затем, что я налил в его кружку из кувшина, который он заботливо отнес сэру Эрлону. Там была солидная порция отравы. Руватег, как истинный рыцарь, оказался щедр и не пожалел даже Гангмаровой желчи, не говоря уж о более дешевых ингредиентах. Ну и в итоге сам отведал собственного зелья…

— Так он на самом-то деле помер от яда? — недоуменно произнес шкипер и покосился на Ройбе-ра. — А я так понял, что его… в поединке…

— Он умер от моего меча, — пожал плечами рыцарь, звякнули доспехи, — на глазах всего Марнота.

— Э-э… но…

— Никаких «но». Гилфингов суд есть Гилфингов суд. Он сам меня вызвал, — равнодушным голосом ответил ок-Марнот, слегка подгоняя коня и снова занимая место в десятке шагов перед головным фургоном.

Беседа приняла такой оборот, что перестала занимать доброго рыцаря.

— Вот, значит, как оно получается… — глубокомысленно заметил шкипер и замолк.

Томен покончил с маской, полюбовался на сверкающую надраенной медью личину и спрятал маску в мешок. Затем спросил:

— Как?

— Что — как?

— Ты сказал: «Вот, значит, как оно получается». Что ты имел в виду?

— Ну, это… — Шкипер понизил голос почти до шепота: — Благородный рыцарь пронзает мечом противника, уже умирающего от яда, и называет это «Гилфингов суд». Тот тоже хорош, подсыпает отравы родичу и благодетелю, но при этом толкует о проклятии и гангмаропоклонниках…

Лотрик поерзал на облучке и вдруг присвистнул.

— Слушай, Гангмар меня разорви! А ведь здесь то же самое!

— Ты о чем, Гангмар тебя разорви? — в тон приятелю отозвался Томен.

— Ну тогда, в Ливде! Помнишь, тебя пригласили изловить неуловимых грабителей, которых якобы прикрывает сильный чародей? А никакого чародея не оказалось вовсе — помнишь? Ни сильного, ни слабого — никакого! Помнишь?

— Помню, конечно. А еще накануне меня звали в Гервик ловить волка-оборотня… Оказалось, волк самый что ни на есть обыкновенный… Хотя оборотень-то в деревне имелся очень даже настоящий… ну, в определенном смысле, конечно. Но не волк.

— Вот видишь… — вздохнул Лотрик. — Слушай, Томен, а может, никакой магии вовсе нет? Может, ваша братия нам всем только голову морочит при помощи всех этих посохов, золотых масок и маскарадных одеяний?

Вместо ответа Томен хлопнул в ладоши и скороговоркой произнес несколько непонятных слов. Тут же над фургоном захлопали крылья, и на плечо шкипера шлепнулся комочек помета.

— Это заклинание я заучил специально для подобных случаев, а практической пользы от него немного, — заявил чародей. — Если ты считаешь, что магии не существует, мы можем попробовать снова. До тех пор, пока ты не убедишься, что магия в Мире имеется.

— Ну ладно, пусть магия существует, — поспешно согласился Лотрик, — но ты сам посуди, волк-оборотень, неуловимая банда, проклятие гангмаропоклонников, Гилфингов суд… Вот, кажется, самое волшебное событие, вот истинное чудо — а на поверку никаких чудес и никакой магии. К чему это, а?

— Все дело в том, Лотрик, что у людей есть совесть.

— Чего? А совесть-то здесь при чем?

— У людей есть совесть… — задумчиво повторил колдун. — Они сами не понимают этого, они не хотят понимать, они не знают… Не знают, как назвать этот… этот колючий клубок, что на самом донышке души ворочается, — в глубоком раздумье продолжал рассуждать Томен. — Он ведь мешает, причиняет боль. Кажется ненужным, лишним — потому что не позволяет чувствовать себя спокойным, если творишь зло. И тогда человек приписывает зло магии! Это магия, не я, — твердит человек. Твердит себе, твердит свидетелям преступления, твердит всему Миру. Это магия, черная магия! Это не я! — увлеченно продолжал чародей обращаясь к изумленному Лотрику. — Всем нужна магия, чтоб не так жег и колол тот крошечный кусочек совести и сострадания, который по странной прихоти богов все еще заключен в наших душах. А потому, друг мой, магия есть и пребудет в Мире — до тех пор, пока живы совесть и сострадание в душах. И до тех пор, пока они — совесть и сострадание — не мешают все же людям сеять зло…