Все впереди - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 43

Джонсон поднялся.

— Я вернусь через минуту, — бросил он Де Марко и пошел к двери. Когда он открыл ее и вышел из кабинета, шум двадцать пятого полицейского участка проник в кабинет.

Детектив Де Марко продолжил:

— Мне надо задать вам еще несколько вопросов, миссис Кесуик.

— Да.

— Оставив в стороне возможность попытки угона автомобиля, можете ли вы представить какую-нибудь причину, по которой кто-то хотел бы убить вашего мужа? Почему кто-то мог желать его смерти?

Я отрицательно замотала головой.

— У него были враги?

— Нет, конечно, не было, — сказала я.

— Были ли у него плохие отношения с кем-нибудь в его профессиональной сфере?

— Нет.

Де Марко покашлял.

— Были ли у него подружки, миссис Кесуик?

— Что?

— Мог ли ваш муж иметь связи с другими женщинами? Я понимаю, что вы об этом могли бы и не знать, но была ли такая возможность?

— Нет, не было, детектив Де Марко. Нет, у него не было подружек. У нас был очень счастливый брак, сказала я тихим холодным голосом, и снова мне захотелось разрыдаться.

Я была возмущена тем, что должна приехать в этот полицейский участок, а не давать показания им у себя дома. Но вчера вечером Дэвид сказал мне, что я должна пойти, что это просто полицейская процедура.

Спустя некоторое время Де Марко проводил меня в коридор, где на скамейке, дожидаясь меня, сидела Сэра. Попрощавшись с Де Марко, который сказал, что будет информировать меня о продвижении расследования, я поспешила вслед за Сэрой, которая схватила меня за руку и потащила прочь из участка.

Очутившись в машине, которая ждала нас на улице, она попросила водителя отвезти нас на перекресток Парк-авеню и Семьдесят Четвертой улицы, где жила моя мама. С воскресного вечера я жила у мамы с Дэвидом, мама не хотела, чтобы я оставалась одна. Во всяком случае, ее квартира, в которую переехал Дэвид после их свадьбы, была и моим домом до моего замужества с Эндрю. Я в ней выросла.

Я откинулась на спинку сиденья, чувствуя себя слабой и изнуренной. Со дня убийства я пыталась взять себя в руки, но большей частью чувствовала себя так, будто разваливаюсь на части. Я не должна была этого допустить — пока не закончатся похороны.

Сэра держала меня за руку и время от времени поглядывала с беспокойством, но молчала, пока машина ехала вдоль Центрального парка.

В конце концов я посмотрела на нее и сказала:

— Полиция говорит, что это может быть попытка угона машины.

— Что? — Она с удивлением посмотрела на меня. — Что это такое?

— По-видимому, угон машины — это новый вид преступления, который стал распространяться в последнее время. Воры нападают на машину, либо припаркованную, либо остановившуюся на красный свет, обычно под угрозой применения оружия, и когда они заставят пассажиров выйти, они крадут машину.

— Боже правый! — Сэра снова на меня посмотрела.

— Джонсон и Де Марко думают, что на машину Эндрю напали таким же образом, но воры были чем-то напуганы, — продолжала я пересказывать то, что мне стало известно от детективов.

— Никто больше не защищен, — сказала она спокойно, когда я закончила, и мне показалось, что она вздрогнула.

22

Первый, кого я увидела, войдя в квартиру мамы, был мой отец.

Должно быть, он услышал, как я поворачиваю ключ в замке, потому что он вышел из маленькой библиотеки. Тревога и боль отражались на его лице, вокруг рта залегли глубокие складки, глаза были воспалены — видимо, от утомления.

— Здравствуйте, дядя Эдвард, — сказала Сэра и исчезла в направлении кухни, прежде чем он смог ответить, тактично оставив нас вдвоем.

— Мэл! — воскликнул отец, поспешив ко мне через прихожую. Но в его голосе не было радости при виде меня, а только тоска.

— Ох, папа! — воскликнула я и побежала к нему. Я бросилась ему в объятия и крепко к нему прижалась. — Ох, папа, я не могу этого вынести. Я не могу. Я не могу жить без Эндрю, без Лиссы и без Джейми. Я должна быть вместе с ними. Тогда меня тоже убили бы, и мы все были бы вместе.

Выпалив это, я разрыдалась у него на груди.

Он гладил меня по голове, пытаясь успокоить. Но я была безутешна. Он молча обнимал меня некоторое время, затем произнес:

— Когда Диана дозвонилась мне, я не мог поверить. Это невероятно… что такое могло случиться с Эндрю и близнецами…

Он замолчал, не в силах продолжать, его голос дрогнул; слезы душили его, и мы стояли так посреди прихожей, плача и вцепившись друг в друга.

Через короткое время нам обоим удалось овладеть собой, и мы отодвинулись друг от друга.

Отец вытащил свой носовой платок и вытер мне глаза, нежно, как он делал, когда я была ребенком. Затем он вытер глаза себе и высморкался.

Он помог мне снять черное шерстяное платье, повесил его в гардероб, затем, обняв меня за плечи, прошел со мной в библиотеку.

Глядя на него снизу вверх, я сказала:

— Где Диана? Я думала, вы вместе прилетели из Лондона.

— Да, вместе. Она в спальне матери, приводит себя в порядок. Как только она вошла и увидела твою мать, она начала плакать. Мама тоже, конечно. Очень трудно осознать, что больше уже нет Эндрю и внуков… — Его громкий, звучный голос задрожал, и я увидела, что слезы опять заблестели в его глазах.

Мы молча сели рядышком на диван. Отец сказал:

— Я хотел утешить тебя, помочь тебе, но, к сожалению, у меня это не слишком хорошо получается, не так ли, родная?

— Как ты можешь? — ответила я сдавленным голосом. — Ты тоже переживаешь горе. Мы все в отчаянии, папа, и это горе никогда не кончится.

Он кивнул, взял мою руку и крепко держал в своей.

— Когда сегодня утром Дэвид встретил нас в аэропорту Кеннеди, он объяснил, что ты поехала в полицейский участок давать показания и что это обычная процедура. Они тебе что-нибудь сказали? Сообщили какую-нибудь новую информацию?

— Нет, ничего нового, кроме того, что, возможно, это убийство связано с попыткой кражи машины.

Отец выглядел столь же удивленным, как и Сэра. Я объяснила ему, повторив все, что мне сказали детективы.

Он удивленно качал головой, на его загорелом веснушчатом лице застыло выражение горького удивления.

— Это настолько ужасно, что просто невыносимо об этом думать, а не только понять это. — Он глубоко вздохнул и снова покачал головой.

— И все это из-за бумажника и, возможно, машины, если бы кто-нибудь или что-нибудь не заставили их убежать. — Мой голос дрожал, и я снова начала плакать. — И, возможно, их никогда не поймают.

Отец сказал нежным и ласковым голосом:

— Я приехал сюда, чтобы быть с тобой, любимая. Я сделаю все, чтобы помочь тебе вынести… эту… невыносимую скорбь и боль.

— Я не хочу жить без них, папа. У меня не осталось ничего, ради чего можно жить. Жизнь без Эндрю и близнецов — это не жизнь для меня. Я хочу умереть.

— Ш-ш-ш, дорогая, — сказал он, гладя меня. — Не говори так, не надо, чтобы твоя мама и Диана слышали тебя. Это их разобьет окончательно. Обещай, что выбросишь подобные мысли из головы.

Я не отвечала. Как я могу обещать то, что не смогу выполнить?

Не дождавшись моего ответа, отец сказал мне:

— Я знаю, что ты…

— Мэл! — Сказала Диана с порога, и это прозвучало как крик боли.

Я встала и пошла к ней, и она шла мне навстречу.

Все ее чувства были написаны на лице; я видела скорбь, огромное страдание. Я старалась быть сильной, когда обняла ее и поцеловала.

— Теперь все, что у меня осталось, — это ты, Мэл, — сказала она тихим дрожащим голосом, и слезы потекли по ее лицу, когда она плакала в моих объятиях, так же, как я плакала на груди у моего отца несколько мгновений тому назад.

Он встал, подошел к нам и отвел нас обеих на диван, а сам сел на стул напротив нас, а затем спросил:

— Принести вам чашку чая, Диана? А тебе, Мэл?

Диана ответила:

— Я не знаю… Мне все равно, Эдвард.

Я пробормотала:

— Да, почему бы и нет. Пойди и принеси, папа, пожалуйста.