Дневники няни - Маклохлин Эмма - Страница 37

— Ничего, спасибо, я останусь в куртке.

Судя по улыбке, мне нет нужды объяснять ей, как в доме появилась оранжерея. Я с трудом пробираюсь между ваз к кабинету миссис N., но там никого нет. Следую на звук гиеньего хохота в комнату Грейера, где его кровать служит баррикадой в войне между одетым в пижаму хозяином и Дарвином.

— Привет, Гровер.

Но он сосредоточенно бомбардирует гостя плюшевыми игрушками и так увлекся, что почти не замечает меня.

— Нэн, я есть хочу. Где мой завтрак?

— Хочешь сказать, ленч? А где твоя мама? Он ловко уклоняется от летящей лягушки.

— Не знаю. И не ленч, а завтрак. Ха!

Я нахожу Конни в кабинете мистера N., где она превращает в диван бывший форт Грейера. Такого разгрома в этой квартире я еще не видела. На полу выстроились тарелочки с объедками пиццы, а рядом разбросаны вынутые из футляров кассеты с диснеевскими мультиками.

— Привет, Конни, как ваш уик-энд?

— Сами видите. — Она красноречиво обводит комнату рукой. — Эти два дня я просидела здесь. Мистер N. так и не появился, а она не хотела быть одна с Грейером. Представляете, заставила меня проделать такой путь из Бронкса, в пятницу, в одиннадцать! Пришлось отвезти детей к сестре. А она даже за такси не заплатила. И весь уик-энд словом не перемолвилась с бедным мальчишкой.

Она принимается собирать тарелки.

— Прошлой ночью я наконец сказала, что должна ехать домой, но это ей не понравилось.

— О Боже, Конни! Мне очень жаль. Как ужасно! Ей следовало бы позвонить мне — я по крайней мере смогла бы сменять вас по вечерам.

— Что? И позволить таким, как вы, знать, что она не способна заманить домой собственного мужа?

— Где она?

Она показывает на хозяйскую спальню:

— Ее высочество заявилось домой час назад и закрылось в своей комнате.

Я стучу в дверь:

— Миссис N.?

Тишина. Я толкаю ручку и несколько секунд отчаянно моргаю, привыкая к темноте. Она сидит на ковре цвета сурового полотна, окруженная магазинными пакетами. Из-под норковой шубы выглядывает фланелевая ночная сорочка. Тяжелые шелковые занавеси задернуты.

— Не могли бы вы закрыть дверь?

Она прислоняется головой к бюро, глубоко дыша в лиловую скомканную салфетку, очевидно, вынутую из пакета. Вытирает нос и смотрит в потолок. Боясь, что любой заданный мной вопрос может показаться бестактным, жду, пока она начнет первая.

Она смотрит в темноту и глухо бормочет:

— Как ваш уик-энд, няня?

— Неплохо.

— Мы замечательно провели время. Коннектикут прекрасен зимой. Катались на санях. Видели бы вы Грейера с отцом! Так трогательно! Чудесный уик-энд.

О'кеееей.

— Нэнни, не могли бы вы завтра прийти пораньше и… — она с трудом роняет слова, — …и отвести Грейера в школу? Он так… хотел найти свои розовые штаны, а у меня не было сил…

— Я ПРИСТРЕЛИЛ ТЕБЯ! ПАДАЙ!

— НЕТ! ЭТО ТЫ МЕРТВ! УМРИ! УМРИ!

Шум нарастает. Оглушительные вопли сопровождаются глухим стуком ударяющихся об пол игрушек.

— Няня, уведите их из дома. В музей… или куда-нибудь еще. Я не могу… мне нужно…

— УМРИ СЕЙЧАС! Я СКАЗАЛ, УМРИ!

— Конечно-конечно. Мы сейчас же уйдем. Не принести вам…

— Нет. Пожалуйста, только уходите, — срывающимся голосом просит она и хватает еще одну салфетку.

Я неохотно выхожу в коридор. С другого конца немедленно прибегает Грейер и переводит взгляд с двери на меня.

И швыряет мне в голову Винни-Пуха. Немного сильнее, чем следовало бы…

Я делаю вид, что не замечаю.

— Ладно, крутой парень, давай одеваться.

И возвращаю его и Винни-Пуха в детскую.

— На тебе пижама, болван, — ободряюще замечает Дарвин, когда я подталкиваю Грейера к шкафу.

Кроме своей любимой униформы, тренировочного костюмчика от Колледжиет, который Грейер с самого Рождества почти не снимает, он стаскивает с крючка один из галстуков отца и обматывает вокруг шеи.

— Нет, Гров, так нельзя, — говорю я. Дарвин пытается выхватить у него галстук. — Нет, Дарвин, это галстук Грейера.

— Видишь? Видишь? — победоносно объявляет Грейер. — Он мой. Ты сама сказала! Мой галстук! Мне мама дала!

Не желая возвращаться в ее комнату и выяснять подоплеку всей этой истории, я наскоро завязываю узел, оставляя галстук болтаться под его карточкой.

— Ладно, парни, шевелите ногами. У нас полно дел! И полно мест, где мы еще не бывали. У меня много сюрпризов, но первый, кто наденет пальто, будет первым, кто узнает, что нас ждет!

Мальчишки бегут в холл, обходя цветочные препятствия. Я хватаю с пола охапку игрушек и по пути к выходу швыряю на кровать.

Тем временем в холле Сайма пытается помешать Дарвину удушить прижатого к двери Грейера.

— Ему нужно дышать, Дарвин!

— Я подумываю о «Плей-спейс»[58]. Согласны вы? — спрашиваю я, наконец сообразив, что так и не сняла пальто. Дарвин мигом выпускает Грейера.

— УРА! — хором визжат они, подпрыгивая едва ли не до потолка.

— О'кей, — кивает Сайма. — Неплохо звучит.

Я вручаю ей куртку Дарвина и надеваю сапоги. Поблизости есть два «Плей-спейс», один на Восточной 85-й улице, а другой на Бродвее, в районе 90-х, но мы идем на Ист-Сайд, там гораздо чище. Эти закрытые площадки для игр обычно представляют собой манхэттенский вариант полностью оборудованного подвального тренажерного зала. И, как все остальное в большом городе, удовольствие это недешевое. Поэтому, подобно мотелям с почасовой оплатой, ты и твои питомцы получают за двадцатку добрых два часа, чтобы довести друг друга до полного изнеможения.

Сайма вместе с мальчиками стоит на тротуаре, пока я вынимаю коляску из багажника такси.

— НЕ ХОЧУ!

— И Я НЕ ХОЧУ!

— Вам помочь? — спрашивает она, увертываясь от пинка Дарвина.

— Нет, — пыхчу я. — Все в порядке.

Какое счастье, что не я его няня!

Я вкатываю коляску на тротуар, и мы с Саймой разбираем своих питомцев.

Возможно, для того, чтобы извращенцы не подглядывали за детьми, «Плей-спейс» размещается на втором этаже, куда ведет невероятно длинная, покрытая ковром лестница с узкими ступеньками, которая, похоже, простирается бесконечно высоко, до того самого места, куда попадают после смерти няни. Но Грейер как ни в чем не бывало хватается за нижний поручень и принимается взбираться наверх.

— Дарвин, идем, идем, — требует Сайма. — Не вниз. Наверх.

Дарвин, не обращая на нее внимания, скачет лягушкой, угрожая сбросить вниз педантичного Грейера. Я стараюсь держаться поближе, волоча за собой коляску. Каблуки опасно свисают с краев ступенек.

Когда мы все-таки добираемся до верхней площадки, я паркую наши транспортные средства в Загоне для колясок и встаю в очередь за билетами. Как всегда в плохую погоду, здесь полно посетителей: чересчур тепло закутанных детей, раздраженных нянь и случайных мамаш, выполняющих родительский долг.

— Элизабет, мне нужно сначала войти сюда. Погоди минутку, сейчас поболтаем.

— Здравствуйте, и добро пожаловать в «Плей-спейс». Кто к нам пришел? — спрашивает из-за ярко-красной стойки неестественно оживленный мужчина лет тридцати пяти.

— Он, — объявляю я, показывая на Грейера.

Мужчина недоумевающе смотрит на нас.

— То есть мы, — поправляюсь я, предъявляя членскую карточку миссис N. Он просматривает картотеку, находит ее имя, и как только получает свои двадцать долларов, нам выдают собственные бейджики, и еще один — на коляску, на случай, если и ей захочется с кем-то подружиться.

«Привет, меня зовут Грейер. Я здесь с Нэнни», — стоит на его бейдже.

«Привет, меня зовут Нэнни. Я здесь с Грейером», — напечатано на моем.

Нам велено не снимать их, и я помещаю свой непосредственно над левым желудочком. Грейер предпочитает носить свой под воротничком, над болтающейся карточкой, поближе к отцовскому галстуку. Дождавшись, пока Сайма и Дарвин получат такие же удостоверения личности, мы оставляем верхнюю одежду и обувь в шкафчиках. В буфете я отдаю еще одну двадцатку за наш ленч: два маленьких сандвича с арахисовым маслом и желе и две коробочки с соком.