Дневники няни - Маклохлин Эмма - Страница 20

Такси подъезжает к 13-й улице, останавливается на крайне сомнительном отрезке Второй авеню, я швыряю водителю двадцать баксов и захожу внутрь. «Соловей» — одно из тех мест, куда я поклялась не совать носа с того дня, как окончила школу. Пиво подают в пластиковых чашках, пьяные клиенты, вооруженные «дротиками», делают поход в туалет миссией почти невыполнимой, а если вам все-таки удалось туда пробиться, дверь не закрывается. Словом, вы оказываетесь в типичной выгребной яме, которую давно уже не выгребали.

Две секунды уходит на то, чтобы повертеть головой и обнаружить отсутствие Гарварда Страстного. Думай. Думай. Они собирались начать с «Хаоса».

— Такси!

Я выпархиваю на углу Западного Бродвея и занимаю очередь за людьми, которые, как ни странно, явились сюда добровольно. Однако вскоре меня вместе со стайкой скудно одетых девиц теснят за канаты, пока толпа распаленных парней безуспешно штурмует вышибалу.

— Давайте-ка посмотрим ваше удостоверение личности.

Я лезу в сумочку и вручаю шестифутовому вышибале коробку с соком, пачку печенья и пачку влажных салфеток. И только потом открываю бумажник.

— Двадцать баксов.

Прекрасно! Просто прекрасно!

Я швыряю ему эквивалент двух часов, проведенных в костюме телепузика, и поднимаюсь по темной лестнице, обрамленной непристойными черно-белыми снимками обнаженных женщин с лилиями в руках. Басовый ритм, несущийся из музыкального автомата, вполне можно назвать акустическим насилием, и «бам-бам» барабана толкает меня вперед, напоминая о старых мультиках, где музыка Тома неизменно выталкивает Джерри из спичечного коробка, служащего ему постелькой.

Я начинаю проталкиваться сквозь толпу людей, выглядывая… что? Каштановые волосы? Гарвардскую футболку? Здесь в основном тусуются туристы, студенты Нью-Йоркского университета, приехавшие из штата Юта, и геи — лысеющие женатые геи из Айленда[34]. Не слишком привлекательная смесь. И все они ищут развлечений. Нервная пульсация гитар словно выставляет их передо мной напоказ в доступ-Ном лишь мне одной диафильме: уроды, уроды, уроды.

Я пытаюсь пробиться на танцпол, за который тоже приходится платить свою цену. Толпа не только крайне неприятна, но и чрезвычайно нескоординированна. И полна энтузиазма. Нескоординированна и полна энтузиазма: летальное сочетание.

Я осторожно маневрирую через беспорядочно болтающиеся конечности на другой конец зала, к бару, делая усилия, чтобы постоянно оставаться в движении. Нежелательные знаки внимания грозят вам, только если стоите неподвижно или, не дай Бог, танцуете; в таком случае вам гарантировано, что уже через секунду незнакомый пах бесцеремонно прижмется к вашей заднице.

— Мартини, чистый, без оливок.

Мне необходима некоторая поддержка, чтобы снять стресс и вселить силы.

— Мартини? Довольно крепкая штука, вы не находите?..

О Боже! Это мистер COCKS! А мне казалось, что Г.С. сегодня тусуется со своими дружками по колледжу.

— Как на вкус? Вам нравится?

— ЧТО?! НЕ СЛЫШУ, — шепчу я одними губами, выискивая взглядом Г.С. поверх его белой бейсболки.

— МАРТИНИ! КРЕПКАЯ ШТУКА! Верно.

— ПРОСТИТЕ! НИ СЛОВА!

Я нигде его не вижу, значит, придется напомнить Крепкому Мартини насчет «Доррианс».

— КРЕПКАЯ!

Конечно, парень! Все, что скажешь.

— ПОСЛУШАЙТЕ, МЫ ВСТРЕЧАЛИСЬ В «ДОРРИАНС»! Я ИЩУ ВАШЕГО ДРУГА!

— ТОЧНО! ЭТО НЯЯЯЯЯНЯЯЯ. Именно я и есть.

— ОН ЗДЕСЬ? — кричу я.

— НЯЯЯЯЯЯНЯЯЯЯ.

— ДА, Я ИЩУ ВАШЕГО ДРУГА. ОН… ЗДЕСЬ?..

— УГУ… БЫЛ С КАКИМИ-ТО ПРИЯТЕЛЯМИ ИЗ КОЛЛЕДЖА КУЧА КИСОК ИЗ ШКОЛЫ ИСКУССТВ…

УЕХАЛИ В КАКУЮ-ТО ГРЕБАНУЮ ГАЛЕРЕЮ: ТО ЛИ КАРТИННУЮ, ТО ЛИ ПОЭТИЧЕСКУЮ. ТО ЛИ «ТУДА». ТО ЛИ «ПОТОМ»…

— «ЗАТЕМ»? — ору я ему в ухо в надежде оглушить навсегда.

— УГУ, ИМЕННО. ВЫВОДОК ЦЫПЛЯТ В ЧЕРНЫХ ВОДОЛАЗКАХ ГЛУШИТ ГРЕБАНЫЙ ИМПОРТНЫЙ КОФЕ…

— СПАСИБО!

И меня нет.

Я вылетаю в холодный вечер и с облегчением взираю на вышибалу, отвязывающего канаты. Вынимаю бумажник и наскоро провожу инвентаризацию. Конечно, можно добраться туда за десять минут и сэкономить денежки, но эти туфли…

— Хелло!

Я поднимаю глаза и вижу… себя во фланелевой пижаме, на диване Чарлин. Рядом возлегает Джордж. Телевизор переключен на образовательный канал.

— Хелло! Не могли бы мы поговорить секундочку? Сегодня утром ты встала в половине шестого. Ты хотя бы поела как следует? Когда ты в последний раз выпила стакан воды? Твои ноги, вероятно, тебя убивают!

— И что? — спрашиваю я себя, пыхтя вниз по Спринг-стрит.

— Да то-о-о, что ты устала, пьяна и, не обижайся, выглядишь не так уж классно. Поезжай домой. Даже если отыщешь его…

— Слушай, фланелевая душа, вечно греющая диван пожирательница китайской лапши, перманентная неудачница, ты сидишь дома одна. Я знаю, что это такое, ясно? Да,

мои ноги кровоточат, я едва передвигаюсь, не могу как следует вдохнуть из-за чертовых кожаных штанов, а перемычка трусиков натирает между ягодицами, но я заслужила это свидание. И оно состоится, потому что у меня за ушами до сих пор еще остался грим. Я заработала это!!! Что, если я больше не смогу найти его… никогда? Да, я хочу домой.

Хочу разлечься на диване. Но сначала мне нужен он! А потом — смотреть телевизор хоть до конца жизни.

— Да, но ты вовсе не кажешься так уж…

— Конечно, нет! И кто бы казался в такой-то час?! Дело не в этом! Я должна выиграть!!! А он должен увидеть меня в кожаных брюках! Он не может, не может, не может лечь сегодня спать, представляя меня в гнусном фиолетовом костюме телепузика!!! Ни в коем случае. Спокойной ночи.

Я набираюсь решимости, сворачиваю на Мерсер и подхожу к швейцару: художественная галерея со швейцаром? Он даже не дает мне открыть рот.

— Простите, леди, сюда нельзя. Закрытый прием.

— Но… но… но… — ошарашенно бормочу я.

— Простите, леди. И на этом все.

— Такси!

Я одалживаю сигарету у водителя и выдыхаю дым, глядя, как город мелькает уже в обратном направлении. И думаю о том, что через много лет именно эта поездка воскресит память о моей молодости.

И если кто хочет меня видеть, пусть назначает точное место!!!

Я стряхиваю пепел в окно. Что же, синдром шведского стола… Для нью-йоркских мальчиков Манхэттен — это все, что можно проглотить. Зачем привязываться к одному месту, когда за углом может оказаться более классное? Зачем увлекаться одной моделью, когда в любую минуту в дверь может войти лучше (выше, тоньше)?

Итак, чтобы избежать необходимости выбирать, принимать решение, эти парни делают религию из хаоса. И, как следствие, их жизнь управляется эксцентричной потребностью в счастливых открытиях. Целое поколение с девизом «Посмотрим, что случится». А на Манхэттене может случиться и так, что оказываешься в тусовке Кейт Мосс в четыре утра.

Значит, если мне повезет столкнуться с ним три уикэнда подряд, имеется некоторая возможность стать его подружкой. Но проблема в том, что их преклонение перед анархией вынуждает тех, кому случилось завязать с ними некие отношения, не пускать на самотек ни одной мелочи, иначе ничего не случится вообще. Мы становимся их матерями, наставницами, няньками. И на руках оказывается весь спектр детских капризов и непостоянств: от Г.С., неспособного сидеть весь вечер в одном клубе, до мистера N., всегда опаздывающего, приходящего слишком рано или вообще не приходящего.

Я затягиваюсь одолженным «Парламентом» и думаю о костюмах из «Короля-льва», чулках в сеточку, кожаных брюках, надеждах, канувших в ночь.

Такси выезжает на 93-ю улицу, и я лезу за последней смятой двадцаткой. Машина уезжает, и внезапно становится очень тихо. Несколько минут я стою на тротуаре: воздух обжигающе холоден, но почему-то становится легче. Я сажусь на крыльцо, смотрю на далекие огоньки Куинса, подмигивающие на другом берегу Ист-Ривер. Жаль, что нет еще одной сигареты.

Поднимаюсь наверх, расстегиваю брюки, сбрасываю туфли, тянусь к воде, пижаме и Джорджу. На девятом этаже знакомого здания миссис N. все еще сидит без сна в мягком кресле, напротив своей бежевой кровати, наблюдая, как с каждым негромким всхрапыванием поднимается и падает одеяло. А где-то мисс Чикаго стягивает свои сетчатые чулки и ложится в постель одна.