Апокалипсис для шутников - Краснов Антон - Страница 58

Пелисье поплыл к спасительному парапету, белевшему уже в каких-то двадцати метрах от него. Впрочем, уже через несколько лихорадочных гребков стало ясно: он плывет слишком медленно, и если не выпустить кувшин, то его – не кувшин, а его, его, Жан-Люка Пелисье! – вскорости используют таким же манером, как закуски, которые он сам недавно поглощал в виридариуме, и рыбные в том числе.

Пелисье зажмурился и, выдав длинное скомканное ругательство, выпустил кувшин, и он медленно пошел на дно. Очередной Ключ, который уже казался обретенным, был утрачен.

Оставалась мелочь: спастись. А это было еще вопросом, потому что одна из акул закончила предварительное ознакомление с потенциальной едой и пошла прямо на Пелисье. Он видел ее длинное веретенообразное тело, бессмысленные черные глаза и разинутую пасть с рядами острейших зубов. Акула была не то чтобы очень большая, от силы метра полтора, но руку или ногу могла оттяпать только так, и Пелисье прекрасно это сознавал. Потому он еще интенсивнее заколотил руками и ногами, стремясь к парапету. Акула нагнала его у самого бортика. Она разинула пасть, уже норовя вцепиться Пелисье в ногу, но археолог ловко пнул ее этой самой босой ногой прямо в тупую морду. А когда она повторила попытку цапнуть его за конечность, Жан-Люк извернулся, с неожиданной для себя самого легкостью пропуская ее под собой, и со всего размаху врезал в единственное уязвимое место хищницы – в глаз. Акула разогнулась со страшной силищей, как выстрелившая пружина, и, врезав хвостом по поверхности воды, подняла тучу брызг. Зацепило и Пелисье, отчего он вылетел из пруда не хуже того, как это делают осьминоги, выскакивающие из воды за счет реактивной струи.

Чудом спасшись, Пелисье бросился бежать. Уже выбежав на прогулочную дорожку, с которой и началось его знакомство с виллой Валерия, он увидел флягу с вином, принадлежавшую настоящему Сервилию. Она выпала во время скоропостижного «задержания» Пелисье стражниками прокуратора. Перенервничавший Жан-Люк припал к вину и немедленно уничтожил всё содержимое фляги. Тут его развезло окончательно, и он прибыл к нашим героям, ожидающим его на берегу Генисаретского озера в некотором отдалении, в том состоянии, которое уже живописалось выше…

– В-вот т-такие дела, – объявил Пелисье, завершая свой веселый рассказ.

– Н-да, – резюмировала Ксения, – с вами не соскучишься, месье Пелисье. То вас рыба чуть не покусала, то Пилат обидел – клеймит, как скотину из табуна. Значит, он еще не прокуратор?

– Нет, он пока что собирается стать прокуратором, из-за чего и спорит с нынешним управителем Иудеи, вот этим самым Валерием, – уже не так сильно путаясь в словах, произнес Пелисье. – Такое впечатление, что им совершенно нечем заняться. Выдумывают из головы… р-разный бред!

– То, что вы упустили кувшин, очень печально, – сказала Ксения, – но если нам годится любой кувшин, из которого омывали руки Понтию Пилату, то легче не вылавливать из пруда эту проклятую посудину, из-за которой вы чуть не влетели в такие неприятности, а добыть новый.

– Прийти к Пилату и сказать: почтенный Понтий, а не согласишься ли ты омыть руки жидкостью вот из этого кувшина, а то они у тебя грязные и сальные, – ядовито прокомментировал Афанасьев, а Альдаир согласно хмыкнул.

– Ну хорошо, а что предлагаете вы? – не замедлил взъерошиться Пелисье.

Галлена переглянулась с Альдаиром и проговорила:

– В свое время Эллер, Альдаир, Коля Ковалев и присутствующий здесь Женя Афанасьев сумели войти во дворец фараона, обнесенный огромными стенами и охраняемый сотнями воинов. Разве сейчас мы не сможем проникнуть на виллу этого пьяницы прокуратора и взять то, что нам требуется? Главное, что Пелисье установил местонахождение этого Пилата. Полдела сделано. К тому же, насколько я поняла, римляне не пируют помалу, стало быть, Пилат еще там.

– П-пончик! – буркнул Пелисье. – Такая сволочь…

– Ты же еще недавно называл его своим другом и утверждал, что он поручил тебе дело, из-за которого ты можешь войти в анналы истории, так? – съехидничал Афанасьев. – А теперь костеришь его на чем свет стоит.

– А сволочь – она и в Иудее сволочь, – сказал Пелисье. – Нет, если вы такие смелые, то, конечно, можно навестить Публия Валерия в его уютном гнездышке… И п-проследить за чистотой рук Пилата. Вот только лично я… д-да… лично я… я что-то туда пока не рвусь.

– Это понятно, – отметил Афанасьев. – Да и нам нужен небольшой отдых. Мне-то – это уж точно, а про месье Пелисье я и вообще скромно умалчиваю.

– Да, – кивнула Галлена, – нам с Альдаиром точно нужно собраться с силами. Собственно, до сумерек мы достаточно бы передохнули, чтобы сделать вылазку на виллу.

– Тут на полпути к вилле Валерия есть рыбацкая деревня, – заявил Пелисье, укладываясь ничком на песок. – Я проходил мимо нее. Наверно, вон те бородатые особы оттуда и будут. Спросите у них насчет того, чтобы разместиться на отдых в одной из хижин. Хотя, к-конечно… могут и отказать. Скажут: а шо мы таки за это будем иметь?

– Ты говоришь таким непочтительным образом и с абсолютно неуместным здесь одесским акцентом не о ком-нибудь, а о самом апостоле Петре, – заявил Афанасьев. – Понятно? Вон тот бородатый товарищ, который чистит рыбу. Как сказал бы мой недавний спутник, вождь мирового пролетариата товарищ Ульянов-Ленин, столп церкви в молодости был представителем трудящихся масс и только потом поддался религиозному дурману.

Пелисье выпучил глаза и, кажется, протрезвел. Еще несколько минут назад это казалось невозможным.

– Ап… ап-по… Петр? – переспросил он. – И… погоди… А с ним второй тип, который… которого…

– Да. Его брат.

– То есть… апостол Андрей Первозванный, что ли?

– Совершенно верно. Если верить Библии, конечно. Жалко, что тут нет Коляна. Он всё-таки служил на Балтике, а Андрей Первозванный считается покровителем Российского флота. Даже морской флаг Андреевским именуется. А что ты так удивляешься, Пелисье? Только что познакомился с живым Пилатом, а наличие на берегу озера двух будущих апостолов тебя так смущает? Ведь тебе Пилат, если я не ошибаюсь, поручил найти Иисуса Христа, Мессию, не так ли?

– Сам Пилат пока что и не подозревает, что мессию так зовут, – сказала Ксения. – Ведь вы говорили, господин Пелисье, что сейчас двадцать шестой год от Рождества Христова?

– По крайней мере Пилат стал прокуратором именно в этом году, – заверил новоиспеченный личный сыщик Понтия Пилата.

Пока шел этот разговор, Альдаир приблизился к рыбакам и произнес:

– Могли ли мы остановиться на короткий постой в вашей деревне? Всего на несколько часов, а потом мы тронемся в путь.

Будущие апостолы (или кто они там) переглянулись, и Шимон ответил:

– У нас маленькая хижина.

– Мы сегодня же уйдем, – высокомерно произнес Альдаир.

Андрей смерил взглядом мощную фигуру Альдаира, свернул сеть и отозвался гудящим, как пчелиный улей, голосом:

– Если вы сумеете разместиться, то мы будем рады добрым людям. Еды у нас немного, но на один хороший обед для всех найдем. Только хотелось бы просить вас вести себя тихо, потому что наша деревня не привыкла к посторонним, а ребе Биньямин очень строг и не любит чужеземцев, потому что они могут замутить чистоту закона. Но он строг, но суть справедлив.

– Что за крючкотворство? – весело произнесла подошедшая Ксения. – Ребе Биньямин строг, но справедлив? Об этом есть хорошая история, которую можно назвать почти правдой. Приходят к раввину два иудея и спрашивают его: ребе, рассуди нас. Один начинает доказывать свое, кричит, размахивает руками, раввин его выслушивает и говорит: «Хаим, ты прав». Тут выступает второй еврей и тоже принимается доказывать нечто противоположное, раввин выслушивает и говорит: «Ну что, Мойша, хватит. Ты тоже прав». Тут подходит третий еврей, Соломон, и говорит: «Это как же так, ребе? Хаим говорит одно – и ты говоришь, что он прав. Мойша говорит совсем-совсем другое, и ты и ему говоришь, что он прав! Как же так?» – «И ты прав, Соломон».