Маслав - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 38

С окровавленным мечом, с пылающим лицом он перебрасывался от одной группы своих воинов к другой, оказывая помощь там, где силы начали слабеть.

Вшебор, добиравшийся до него, чтобы сразиться с ним лично, никак не мог его настичь. Их разделял ряд Маславовых воинов, заслонявший своего вождя.

– Ах, ты, рыжий пес! – кричал во все горло Долива, подскакивая с пикой к Маславу. – Иди сюда, рыжая собака, иди, не трусь, померяемся с тобой силами! – А ты, змея, – возразил Маслав, заметив его, – я еще должен поблагодарить тебя за службу! Иди сюда, смердящая лиса, что умеет подкрадываться к курятнику! Иди, иди! Посмотрим, сумеешь ли ты так биться, как умеешь ползать!

– А ты, пастуший сын, – ответил Долива, – где же ты оставил свое стадо?

– Постой, паршивец, вот я тебе дам пастушьим бичем! – верещал, наскакивая на него, Маслав.

Так они ругались и срамили друг друга, стремясь сойтись в боевой схватке, но каждый раз, когда Маслав приближался к Вшебору, на него напирали сзади, и он должен был обороняться оттуда. А Долива все время вызывал его.

– Ну, что же ты, улитка, – чего копаешься! Я тебя!..

Наконец, выбравшись из сечи, Маслав стал лицом к лицу с Доливой, но вместо пики, у него оставался только обломок ее, который он, размахнувшись, бросил в Вшебора, но только оцарапал ему плечо. В свою очередь Вшебор бросил в него дротиком и поранил коня в шею.

Они были так близко друг от друга, что теперь уже исход битвы зависел от мечей. У Маслава был огромный двухсторонний широкий саксонский меч, который он, держа его обеими руками направлял на Вшебора, с намерением перерубить ему шею. В ту же минуту Вшебор, замахнувшись своим мечом, отбил удар, меч заколебался, но не выпал из рук Маслава. Мазур с проклятиями снова подхватил его и, понукая коня, приготовился ударить Вшебора.

Но именно в эту минуту Вшебор, более ловкий и быстрый, ударил его в бок своей пикой. Удар Маслава был этим ослаблен, но все же пришелся по шее Вшебора, и из нее брызнула кровь.

Они продолжали бы свое единоборство, потому что Долива не чувствовал потери крови, но дружина Маслава, защищавшая его сзади, рассеялась под натиском поляков и немцев; он обернулся, услышав их крики и, заметив, что с ним осталась всего небольшая горсточка людей, – испугался и, повернувшись, ударился в бегство с такою быстротою, что Вшебор не успел даже пуститься за ним в погоню. Под ногами коня лежали трупы и раненые, что еще более затрудняло погоню. Долива наудачу бросил ему вслед копьем. Ужасны было замешательство и последняя, почти безумная, борьба черни;

Даже железное рыцарство изменило своему хладнокровию и добивало без пощады всех, упиваясь кровью…

В долине видны были только отдельные группы пеших и конных воинов, торопливо уходивших от настигавшей их погони.

В последних отчаянных схватках погибали воины Маслава.

Некоторые раненые падали с коней, другие цеплялись за их шею, еще третьи шли пешком, истекая кровью, то и дело припадая к земле, снова с усилием поднимаясь и проползая несколько шагов, пока не падали в последний раз лицом в землю.

Маслав со своей дружиной пробирался сквозь ряды рыцарей и громким, полным отчаяния и гнева голосом стал сзывать беглецов, приказывая трубить в рога и собираться вместе. Ему удалось сплотить вокруг себя уцелевших, и он еще раз ударил с ним на рыцарей, число которых было так невелико, что мазур не боялся сразиться с ними.

Но это последнее усилие продолжалось недолго: из городища выехал свежий отряд воинов, который так стремительно напал на мазуров, что вся их толпа рассеялась и разбежалась… Видно было, как сам Маслав повернул коня и пустился в лес, а его примеру последовали и все его соратники.

Отъехав на некоторое расстояние, князь остановился на пригорке и поднял окровавленный меч.

– Ни одна душа не уцелеет у вас! – кричал он. – Залью вас, засыплю, не пощажу никого! Еще я вернусь к вам, вы меня увидите! Будете висеть на одном суку вместе с вашими немцами и псами!

Весь пылая яростью, осыпая врага проклятиями, – он только тогда повернулся и поехал прочь, когда к нему бросилось несколько рыцарей. Вместе с уцелевшими воинами он скрылся в лесу.

Победа осталась на стороне рыцарства, которое, подняв руки кверху, громко восклицало: Осанна!

Только теперь Вшебор мог подъехать поближе и присмотреться к тем мужественным рыцарям, которые, несмотря на свою малочисленность, не побоялись напасть на Маслава…

Большая часть воинов сошла с раненых коней и прилегла на землю, некоторые же снимали шлемы и прятали в ножны окровавленные мечи… Лица их горели воинственным жаром и радостью победы.

Не успел еще Вшебор поравняться с ними, как воины, стоявшие в центре группы, расступились, и глазам его представился королевич, а теперь король Казимир.

Его окружали поляки и немцы, поздравляя с победой, которая являлась добрым предзнаменованием.

Но, опустив глаза в землю, как будто задумавшись или творя тихую молитву, Казимир стоял, не обнаруживая особенной радости.

Его юное, прекрасное лицо носило уже следы испытаний и разочарований в жизни и в людях, преждевременных огорчений и замкнутой монастырской жизни, – и было лишено выражения юной веселости и непринужденности. Он казался преждевременно созревшим и как бы состарившимся. Но во всей его фигуре выражалось королевское величие, смягченное христианским смирением и соединенное со спокойствием духа и мужеством.

Высокий, статный, – гибкий и сильный Казимир отличался матово-бледным цветом лица, при черных выразительных глазах, оттененных длинными ресницами; темные волосы густыми локонами падали ему на плечи.

Это был истинный рыцарь, но в рыцаре виден был в то же время вождь и король; и теперь этот человек, облеченный такой великой властью, печально стоял на месте своего первого сражения после первой своей победы.

Среди своих немецких воинов и своей верной польской дружины, он, младший из них, – выглядел истинным паном и королем, хотя меньше всего желал это обнаружить.

И наряд его при всем своем великолепии отличался скромностью.

На нем был короткий кафтан, на панцире его были нашиты большие металлические бляхи, блестевшие на его груди; к рыцарскому поясу, украшенному драгоценными камнями, был подвешен двусторонний меч, а рядом на цепочке висел другой, небольшой, с украшениями и золотой рукояткой. Такие же металлические бляхи были и на ногах, а на левой ноге виднелась длинная и остроконечная шпора.

Юноша оруженосец, стоявший за ним, держал прекрасный щит, блестевший золотом. По краям его золотые грозди на пурпурном фоне производили впечатление звездочек. Другой оруженосец держал огромный обоюдоострый меч – знак королевской власти.

Казимир снял с головы золоченый шлем без перьев с опущенным забралом, закрывавшим верхнюю часть лица, – и черные локоны, рассыпавшись по плечам, загорелись золотым отливом под лучами солнца.

На шее у молодого короля виднелся на золотой цепочке крестик с реликвиями, которым благословил его при отъезде из Кельна его дядя.

Взгляд Казимира блуждал по полю, усеянному трупами.

Вид этот, быть может, был приятен для рыцарского самолюбия, но в человеческом сердце – он пробуждал печаль. По всей долине, до самой опушки леса, лежали целыми кучами и в одиночку уже застывшие тела убитых, израненные, растерзанные, с торчавшими в них стрелами и копьями. Там и сям среди них поднимались головы умирающих, делавших последние усилия, чтобы сдвинуться с места, и бессильно падавших на землю. Среди людских тел лежали и конские трупы, бродили искалеченные лошади, а уцелевшие, с чисто животным равнодушием, паслись тут же, обрывая примерзшие и засохшие стебельки.

Из всех громадных полчищ людей остались только те, которые не были убиты во время бегства. Пруссаки раньше других, после первого же неудачного столкновения с железным рыцарством, отступили поспешно к лесу и больше не вернулись. Многие из них утонули в глубокой воде разлившейся речки, другие попали в трясину, и не умея выбраться из нее, погибли, изрубленные мечами рыцарей.