Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 8

Зындрам не сразу ответил.

– Однако, мы часто слышим жалобы от тех, кто сюда приезжает. Эта пышность, эти здания, путешествия короля по всему свету, двор, рыцарство очень дорого обходятся. Евреи оттуда переселяются к нам, потому что на них безжалостно налагают страшные подати, убегают и мещане, так как король Ян после каждого своего возвращения с них столько требует…

Казимир покачал головой.

– А когда люди не жалуются? – возразил он. – Чешский народ может гордиться своим монархом, ставить его в пример рыцарям!

Зындрам молча разглаживал бороду; он не осмеливался противоречить.

– Поговаривают, – добавил он тихо, видя короля задумчивым, – что, вероятно, этот монарх недолго будет управлять, а должен будет отказаться в пользу сына.

– У него больные глаза, – произнес Казимир. – Благодаря врачу, гнусному арабу, он уже лишился правого глаза; поэтому он ездил к французским врачам и теперь именно возвращается из Мопелье и Авиньона; с Божьей помощью…

Король, задумавшись, не окончил и после маленького перерыва произнес со вздохом:

– Моравский маркграф Карл достойный преемник своего отца! Его самого и его жену Бьянку чехи, как слышно, очень любят…

– У него имеются и враги, – шепнул Зындрам, который, казалось, был хорошо осведомлен.

Казимир, взглянув на него, смолк.

В соседней комнате, в которой он обыкновенно принимал, послышались движение и шепот. Казимир начал прислушиваться. В этот момент приподнялась портьера у дверей, и слуга тихим голосом доложил о прибытии почетных гостей.

Король, оставив Зындрама при разложенных драгоценностях, быстро вышел в соседнюю залу, посреди которой стояли двое ожидавших его духовных в одежде епископов с крестами на груди. Король их радостно приветствовал. Один из них был высокого роста, представительный, с умным выражением лица, производивший невыгодное впечатление из-за прищуренных, уставших, больных глаз. Взгляд их был напряженный, неуверенный, неестественный; одной рукой он прикрывался от света. Несмотря на его страдания, лицо выражало спокойствие и величие; оно было полно энергии и вместе с тем кротости. Это был Ярославль Богория, архиепископ Гнезнинский, духовник и любимый капеллан короля, его сердечный друг, поверенный в его мысли и советник. Позади его стоял епископ краковский Ян Грот, человек уже немолодой, преклонного возраста, скромный, неказистой наружности, с холодным выражением лица.

Казимир очень обрадовался их посещению и принял их как желанных и долгожданных гостей… Окружавшие их придворные тотчас удалились, оставив его одного с посетителями; архиепископ занял место возле короля, и рядом с ним молча уселся Ян Грот.

– Получили ли вы какие-нибудь известия? – спросил Богория, обратившись к королю с сочувствием.

– Я надеюсь! Я жду их с нетерпением! Но до сих пор ни одной весточки из Праги, – начал Казимир, тяжело вздыхая. – Я очень боюсь, – добавил он немного тише. – Разве у меня нет врагов? Могли представить меня и мою страну в таком черном свете, что княгиня Маргарита могла испугаться и почувствовать ко мне отвращение… При дворе Яна и маркграфа Карла находятся различные люди, преследующие разные цели. Есть и такие, которые с удовольствием помешали бы мне.

– Но за вас, ваша королевская милость, отец и брат; ведь они самые близкие ей люди, и вдова от них зависит. Брак этот, с Божьей помощью, непременно должен состояться… – подняв руку вверх, он повторил, –Господь поможет.

– Я очень хотел бы, чтобы этот план осуществился, но чем больше продолжается неизвестность, тем более я беспокоюсь, – сказал король.

– Мы молимся за вас, – произнес краковский епископ.

– Собственно говоря, – добавил Казимир, понизив голос и опустив глаза, – я обещал передать трон после меня моему племяннику Людовику…

Но я не отказался еще от надежды, что Господь наградит меня мужским потомком. Епископы молчали, король стал грустным.

– Я знаю, что в Будапеште будут недовольны моей женитьбой, и что сестра Елизавета рассердится, но я не могу примириться с мыслью быть последним в роду.

Архиепископ незаметно сотворил крестное знамение над говорившим и шепнул:

– У меня предчувствие, что вам не откажут. Дочь короля Яна даст себя склонить…

Нельзя пренебречь королевством, которое Господь постоянно наделяет новыми приобретениями… Мы завоевали Русь, вы возьмете обратно когда-нибудь Поморье, Мазовье тоже со временем будет присоединено…

– Я полагаю, – добавил медленно Ян Грот, – что приобретенные вами на Руси сокровища, о которых идут баснословные слухи, усилят в короле Яне желание выдать за вас свою дочь, потому что он любит деньги, а тратит их неосмотрительно…

– Он приобретает славу, – возразил Казимир, – а она дороже денег.

– Король Ян – настоящий рыцарь, – произнес архиепископ, – но он не воздержан в своих страстях. Очень жаль, что он вредит своим прекрасным качествам таким бесстыдством…

Король немного покраснел.

– Многое нужно простить тем, кто на своих плечах несет тяжкое бремя, – произнес он, обращаясь к Богории.

Духовный кротко ответил:

– МНОГОЕ можно простить, но не ВСЕ можно…

Разговор был прерван, пришел канцлер с докладом о пожертвованиях для костелов, об обмене деревень, о привилегиях.

Казимир слушал и поддакивал, но глаза его были устремлены на двор, и он напряженно прислушивался к каждому звуку, оттуда доходившему.

После ухода епископов явились другие чиновники; король их принял равнодушно, так как мысли его блуждали в другом месте, и он милостиво их отпустил.

Кохан Рава, знавший его хорошо и догадавшийся о том нетерпении, с каким король поджидает известий, желая прислужиться, стоял в сенях, чтобы первому увидеть ожидаемого гостя и принести своему пану радостную новость. Между тем, наступил вечер, а ожидаемого посла все еще не было.

Беспокойство Казимира с каждой минутой увеличивалось. К концу дня потеряли надежду на скорое получение известий, потому что в то время люди ночью неохотно совершали путешествие, так как дороги не были безопасны, и часто случались нападения.

Кохан отправился к королю и попал к нему как раз в то время, когда воспитательница привела к нему его дочку-сиротку. Казимир с грустью молча прижимал к сердцу лепетавшего ребенка, а при виде вошедшего в комнату любимца поспешил удалить девочку. Когда они находились наедине, то Рава, при людях относившийся к королю с должным почтением, обращался с ним запросто, фамильярно, как в прежние времена.

Казимир любил видеть его таким.

– Кохан! – воскликнул он взволновано. – Что ты скажешь на это промедление? У меня скверное предчувствие!

– А у меня самое лучшее, – весело ответил фаворит. – Но если бы оно даже меня обмануло, мой милостивый король, то разве так трудно получить другую княжну для молодого и красивого короля?

– Я хочу именно эту, а не другую, – живо начал король и, заметив, что Кохан насмешливо улыбается, добавил:

– Ты мне скажешь, что я ее даже не видел? Но мне нарисовали ее образ люди, знающие ее с детских лет…

И она как будто стоит перед моими глазами во всей своей красоте! Она красивее всех других, и у нее благородный характер, который я так ценю в их семье. У нее в крови есть что-то геройское, как и у короля Яна. Я другой, кроме Маргариты, не хочу! Кохан слушал, пожимая плечами.

– Уж по одному тому, что вы, милостивейший государь, могли ее так полюбить, ни разу не видевши, она должна быть вашей.

– Она должна была приехать в Прагу, – добавил король. – Маркграф Карл обещал мне приложить все старания, чтобы уговорить ее выйти за меня замуж. – Не приходится много уговаривать, когда дело идет о королевской короне, – возразил Кохан насмешливо. – Красивая вдовушка покапризничает, дешево себя не отдаст, но не откажет в своей руке.

– Дай Бог, чтобы так было, – произнес король и, быстро приблизившись к своему любимцу, добавил: – Кохан, ведь это правда, что мы не дадим осрамить себя в Праге! Там необходимо будет выступить с пышностью, подобающей польскому королю, ты наблюдай за этим! Я голову теряю от нетерпения и страстной любви к женщине, которую я никогда в жизни не видел. Самых лучших коней, самые богатые попоны, самую дорогую одежду, оружие…