Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 41

– Кутейник! – вскрикнул Кохан, весь покраснев, – я клянусь погубить тебя и стереть в порошок, чтобы и следа от тебя не осталось, чтобы не было никакого воспоминания о тебе, искавшем славы и забросавшем грязью помазанника! Помни эти слова – ты погибнешь!

Угроза, поразившая Свиняглову, на Баричку не произвела впечатления, и он только пожал плечами. Дух его все более и более поднимался, и он становился спокойнее.

– Дьявол сильнее тебя, – произнес он, – но я его не боюсь. Я с радостью погибну за правду и за церковь, Господь отомстит за меня. Но ты погибнешь в грязи и ничтожестве.

Кохан был в состоянии броситься на говорившего и запятнать кровью свадебное пиршество, но подоспевшие Добек и хозяин дома насильно отвели его в сторону; ксендз Баричка, воспользовавшись свободным проходом, медленно, смерив Кохана спокойным взглядом, вышел из комнаты.

Рава погнался бы за ним, но ему не дали; сильный Добек припер его к стене и начал уговаривать опомниться и быть рассудительным. Свиняглова заклинал и просил его успокоиться, об этом умоляли и другие; Кохан, хоть и метался и кричал, но дал себя довести до скамьи, на которую его усадили, и он понемногу начал приходить в себя.

Он чувствовал, что потерпел неудачу, и начатая им борьба плохо для него окончилась, и это чрезмерно его огорчало. Он замолчал, в глубине души дав обет отомстить.

Между епископом, двором и Вавелем был полный разлад.

Король не высказывал ни беспокойства, ни заботы, не допытываясь о том, что ему грозило, и знал только то, что услужливые слуги ему доносили. Он сделал выговор Кохану, запретил все разговоры о произошедшем, а так как ксендз Сухвильк, посланный к Бодзанте, не принес ему никакого ответа, он его и не домогался.

Жизнь текла обычным спокойным темпом. Король усердно занимался государственными делами и заводил порядки где только мог; он велел предпринять разные постройки и велел лично осматривать строящиеся здания. О возврате Злоцких земель и речи не было.

В то время, как в Вавеле все было спокойно, вокруг епископа сгруппировались все, относившиеся неприязненно к королю. Они хотели воспользоваться сопротивлением духовенства королевской власти.

Чем хладнокровнее и равнодушнее был Казимир, тем более возрастало возмущение в епископстве, а ксендз Баричка каждый раз новыми донесениями подливал масла в огонь.

Епископ Бодзанта, человек сварливый, беспокойный, честолюбивый, косился на тесную дружбу короля с епископом Богорией, на снисходительность последнего к Казимиру, способствовавшую усилению его влияния на короля, и на положение, которое занял при короле племянник архиепископа, Сухвильк. Между светской и духовной властью происходили хотя и тихие, но постоянные стычки. Бодзанта старался отвоевать для духовенства его прежнее независимое положение, когда оно возводило и низводило королей, пользуясь большей властью, чем они.

Увеличение светской власти, соперничество гнезненской метрополии, уменьшение власти краковского епископа его угнетали. Воинственно настроенный, он стремился вызвать борьбу, уверенный в успехи и в поддержке Рима. В свое время ему удалось остаться победителем в борьбе с орденом, недоброжелательно отнесшимся к нему; теперь он надеялся победить короля и заставить его относиться с большим уважением к духовной власти.

Дело уже не шло о самих Злоцких землях. Король, позволивший себе дать отпор епископу, был охарактеризован как человек самых скверных нравов, развратный, своевольный, и епископ угрожал тем, что он считает своей обязанностью наказать короля.

Эту распрю, ежедневно увеличивавшуюся, разжигали донесениями о том, что король и слышать ни о чем не хочет и вида не подает, что чего-нибудь боится. В епископстве знали обо всем, касавшемся частной жизни короля; снова подняли вопрос о королевстве, пересчитывали невероятное количество любовниц Казимира и выдумывали разные небылицы.

Баричка в страшном гневе прямо со свадьбы отправился к епископу с жалобой на дерзкий поступок Кохана, сваливая вину за это на короля. Епископ Бодзанта, не терявший надежды принудить Казимира своими угрозами к уступке, выжидал, но в замке он перестал бывать. Король видел его только издали в костеле, избегая с ним встречи; на совещания он его не приглашал.

Между тем, нетерпеливый Баричка торопил Бодзанту. По его мнению необходимо было окончательно решиться на выступление.

Наконец, в один прекрасный день епископ, поддавшись натиску, решился поехать в замок. Король в это время только что возвратился с охоты в Неполомицах, и были слухи, что он собирается в Прагу.

Этот визит короля чешскому двору объяснили, как и все его другие поступки, желанием Казимира развлечься на свободе с красивыми чешками. В замке узнали накануне, что на следующий день Бодзанта из костела прибудет к королю.

Ласковый и добрый по отношению к низшим, Казимир в тех случаях, когда ему нужно было защищать свое королевское достоинство, принимал авторитетный тон и не давал себя испугать.

Епископ, решившись выступить против короля, не хотел чтобы предпринятые им шаги стали всем известны, так как он боялся еще начать войну… Он решил сделать Казимиру выговор наедине.

Казимир на это надеялся.

До окончания обедни, лишь только король возвратился в замок, ему доложили о приходе Бодзанты. Казимир согласно обычаю вышел его приветствовать, не высказывая никакой перемены в своем поведении по отношению к епископу. Король имел преимущество перед Бодзантой, сохранив полное хладнокровие; между тем последний, долго не решавшийся на этот шаг и боровшийся с собой, был взволнован, беспокоен и преждевременно раздражен.

Когда они поздоровались, и король пригласил епископа сесть в присутствии нескольких чиновников, стоявших вдали, Бодзанта неуверенным голосом, озираясь кругом воспаленными глазами, попросил о разговоре наедине; Казимир сделал знак, и все присутствовавшие удалились. Хладнокровие и невозмутимое спокойствие короля сильно раздражали Бодзанту.

– Я пришел сюда, – отозвался он дрожащим и прерывающимся голосом, –по обязанности, как исповедник вашего величества. Мы ответственны за малейшую овечку из нашего стада, тем более за такую, которая своим примером портит других!

Он взглянул на короля, спокойно слушавшего его, не выказывая ни малейшего волнения.

– Ваше величество! Я начну с дела, касающегося церкви.

Несправедливость совершена не только по отношению у имуществу, но оскорбили авторитет церкви, а также и мой! Отобрали у меня земли…

– Я знаю об этом, – прервал спокойно Казимир. – Я послал к вам ксендза Яна, чтобы выяснить это дело. Предки мои подарили эти владения церкви, и я не думаю их отбирать. Между мною и вашим предшественником, покойным Янгротом, состоялось соглашение об отмене, в силу чего я взял Злоцкие земли, а вместо них дам другие.

Епископ, пребывавший уже в приподнятом состоянии, окончательно разгорячился и воскликнул:

– Я не знаю ни о каком соглашении и не желаю никакой замены, я только добиваюсь возврата церковной собственности! Дело идет о моем достоинстве, о нерушимости авторитета духовенства, интересы которого я защищаю!

Намекая на Богорию, он саркастически добавил:

– Я не принадлежу к числу тех пастырей, которые вследствие преступной снисходительности к светской власти идут на всякие компромиссы… Плохой пример может повести к пагубным результатам. То, что принадлежит церкви, не может быть ни отобранным, ни замененным – оно неприкосновенно.

Он взглянул на короля, на лице которого ничего не выразилось.

– Я уважаю церковь, и я ее верное чадо; совесть моя чиста и, основываясь на моем соглашении, я готов отстаивать свое дело в Риме; но я не могу отдать обратно земли, потому что выставил бы себя на посмешище.

– Так вы предпочитаете подвергнуть меня осмеянию! – возмутился Бодзанта. – Вы угрожаете мне Римом? Я тоже знаю туда дорогу!

Слова эти были сказаны тоном вызывающим, угрожающим, оскорбительным для короля. Опираясь на руку, повернув свое спокойное лицо в сторону говорившего, Казимир молча слушал.