Право первой ночи - Красавина Екатерина - Страница 9

У Ники отвисла челюсть.

— Вот это да! — присвистнула она. — Здорово!

— Ничего, — согласилась я. — Действительно, неплохо.

Ника подозрительно скосила глаза в мою сторону. В моем голосе она справедливо учуяла некую издевку.

— А ты не заливаешь?

— Какой смысл? — ответила я вопросом на вопрос.

Ника замолчала. Она не знала, как приступить к следующей части своего разговора. Я все это прекрасно понимала, и мне было порядком смешно.

— Я сейчас немножко на мели, — скороговоркой пробормотала она.

«Когда ты была не на мели?» — подумала я.

— Но скоро наклевывается неплохая работенка. Эту песню мы все слышали уже много раз. Время от времени у Ники наклевывались работенки, которые в конце концов оказывались не чем иным, как полным блефом. Каким-то образом она крутилась и доставала деньги. Но скорее всего, случайные кавалеры подкидывали ей на «кайф». А она расплачивалась с ними всем известным древнейшим способом.

— …Я тогда тебе отдам.

— Что отдашь?

— Деньги.

— Ник, ты чего? Я еще никакой зарплаты в глаза не видела. Может быть, завтра меня погонят с треском, а ты уже… планы строишь.

— Я говорю вообще. В перспективе, — спохватилась Ника.

— Посмотрим, — уклончиво ответила я. — Какой смысл делить шкуру неубитого медведя?

— Как называется организация?

— «Ал рот». Ника нахмурилась.

— Знакомое название. — Ника поднялась с дивана, направилась к журнальному столику и раскрыла журнал «Ритмы жизни». — Эта фирма? Смотри. Репортаж о будущем юбилее. Реклама.

— Она самая. Ты журнал, что ли, читала?

— Перелистывала. Значит, ты теперь там работаешь?

— Да.

Вечером Ника, как всегда, смоталась по своим делам. А я осталась одна. Закрывая дверь в свою комнату, я попросила, чтобы меня не беспокоили. Мать посмотрела на меня, поджав губы. Она еще не решила, как теперь со мной обращаться: то ли как обычно, словно с недомерком, то ли с уважением, ведь я теперь «трудящийся элемент». Папашка же на мой первый рабочий день никак не отреагировал. Он буркнул из-за ширмы: «Добрый вечер!» — и больше не подавал никаких признаков жизни. Впрочем, мне это было на руку. Не хватало еще его приставаний и расспросов. У меня совсем не было настроения с ним общаться. Мне хотелось побыть в одиночестве и расслабиться.

Я выключила свет в комнате и села на диван, поджав ноги. Чай уже остыл. Золотистый кружок лимона одиноко плавал в темно-коричневой жидкости. Я сделала несколько глотков и поставила чай обратно на журнальный столик. Я понимала, что у меня начинается новая жизнь. И мне захотелось подойти к зеркалу и посмотреть на себя. Мне почему-то казалось, что со мной за один день произошли какие-то перемены.

Я встала и, подойдя к зеркалу, тщательно начала всматриваться в него. Нет, все осталось по-прежнему. Мое отражение было таким же, как и вчера.

Я направилась к письменному столу и выдвинула третий ящик. Стол у нас с Никой был один на двоих. И ящики стола были четко поделены. Первый — Никин, второй — общий. А третий — мой. Года два назад я стала собирать различные статьи и заметки о зеркалах. Такое у меня появилось хобби. Кто собирал марки, кто картины, а я — информацию о зеркалах. По крайней мере, это было оргинально. Правда, о своем увлечении я никому не рассказывала. Однако у меня всегда было подозрение, что Ника активно сует свой нос в мой ящик. Но с этим я уже ничего не могла поделать. Не пойман — не вор. Папашка, по-моему, тоже грешил излишним любопытством. Держать все под контролем, поучать — его родная стихия.

Я взяла из ящика темно-бордовую папку. Раскрыла ее. В ней хранилось немало любопытного. Включила ночник, висевший над диваном. И мягкий желтый свет лег на страницы. В основном это были статьи, вырезанные из различных газет и журналов. Я принялась перебирать и перечитывать их.

Издавна зеркала считались проводниками в другой мир. Если всматриваться в зеркало ночью, то собственное отражение начинает казаться волшебным. Оно как бы оживает, обретает душу.

Я задумалась. Я всегда чувствовала с зеркалом непонятную связь. Я любила всматриваться в свое отражение поздно вечером или ночью, когда все уже спали. Передо мной проносились странные образы и видения. Я силилась задержать их в своей памяти, разгадать смысл. Но все было тщетно.

Иногда видения настолько реальны, что не каждый может выдержать их. Тогда лучше не испытывать судьбу и не играть с зеркалами. Иначе — быть беде. Оставьте ваше зеркало на время в покое…

Я снова подошла к зеркалу. Иногда оттуда на меня надвигался настоящий Хаос. Я не знала его названия, примет, очертаний. То была Тьма, внезапно окутывавшая меня, как облако. И тогда меня охватывал дикий беспричинный страх. Настоящий Ужас. Я ждала видение, которое уже неоднократно возникало передо мной в зеркале. Но там не было ничего. Только Тьма. Тогда я командовала себе, словно повторяя слова из пособия по дыхательной гимнастике: дыши глубоко, размеренно… Но страх не проходил… Постепенно в глубине зеркала возникло легкое колыханье. Как волны. Вода… Я понимала, что Тьма оборачивалась Океаном, затоплявшим все вокруг. Мне казалось, что вода подступает все выше и выше к моему горлу. И я сейчас утону, захлебнусь в этой безмолвной воде. И никто даже не услышит моего крика. Когда я пристально всматривалась в темную воду, в ней возникали очертания каких-то белых предметов. Слабые бледные контуры. Как будто бы Невидимый Создатель чертил исписанным мелом на черной грифельной доске. Эти очертания были похожи на легкие облачка. Потом облачка становились все более четкими, яркими. Теперь они напоминали большеголовых рыб… И в этом месте все неожиданно обрывалось. А я стояла с бьющимся сердцем, прижимая руку к горлу, словно задыхаясь…

И в этот раз все было именно так. Я стояла и никак не могла прийти в себя. Пока чей-то резкий женский крик на улице не вывел меня из этого столбняка.

Глава 3

Постепенно я втянулась в работу, и она стала мне даже нравиться. Я была при деле, получала зарплату. А потом случилось и вовсе нечто непредвиденное: я влюбилась. В Вячеслава Александровича.

Нет, нет, в моей любви не было ничего от пошлых намеков, как секретарша соблазняет собственного шефа. Я была далека от этого. Он тоже. Просто каждый раз, когда я встречалась с ним глазами, то поражалась тоске, которая светилась в них. Когда я замещала Ольгу, Викентьев останавливался около моего стола, спрашивал о звонках, письмах. Я отвечала ему. Иногда разговор выходил за официальные рамки. Так, например, однажды глава «Алрота» сказал, что страдает от жары. И даже кондиционеры не всегда помогают. Я подхватила тему, сказав, что в жару я хожу совсем размягченная и плохо соображаю, но тут же осеклась и замолчала. Подумала: вот дура, рассказываю работодателю, что я — работник никудышный. Чуть солнышко посильнее» припечет, и меня уже можно на свалку выкидывать. Мне показалось, что Вячеслав Александрович заметил мою оплошность. По его губам скользнула легкая ироничная улыбка. Я для него была сопливой незрелой девчонкой, не умеющей контролировать свои чувства и эмоции. Он ушел в кабинет. А я чувствовала себя опозоренной. Ляпаю черт знает что, недовольно подумала я про себя. Надо будет купить какую-нибудь книжку по психологии делового общения. Подковаться в этом вопросе, чтобы в следующий раз не попасть впросак. И знать: в каких границах и рамках строить свои взаимоотношения с начальником. Чего можно говорить, а чего — нельзя. Тем более что книг сейчас по этой тематике — завались. Покупай и штудируй.

Все тщательно взвесив и продумав, я поняла, что у меня нет другого пути разузнать о Вячеславе Александровиче и его семье, как втереться в доверие к Ольге и аккуратно расспросить ее об этом. Хотя я прекрасно отдавала себе отчет, что моя задача — не из легких. Ольга была еще та штучка, тертый калач, и голыми руками ее не возьмешь. Здесь требовалась поистине виртуозно-ювелирная работа. Нужен какой-то особый случай, который растопил бы лед недоверия и расположил Ольгу ко мне. А так я была для нее полным ничтожеством и нулем без палочки. Я ломала себе голову и так и эдак, на какой козе подъехать к Ольге, и вдруг случайно услышала разговор сотрудников в коридоре: