Кофе с перцем - Красавина Екатерина - Страница 1

Екатерина Красавина

Кофе с перцем

ГЛАВА 1

Почему-то в голове вертелась дурацкая фраза из какого-то старого кинофильма: «Стамбул — город контрастов». Насчет контрастов Паша не знал, не пришлось их видеть. Этот ленивый южный город больше всего ему напоминал изнеженную восточную красавицу, довольную собой и своим существованием. Паша поправил очки, сползшие на кончик носа, и посмотрел на гида. Он был ему резко антипатичен. Причем без всяких рациональных объяснений. Паша заметил, что симпатии и антипатии возникают обычно спонтанно. Как непогода. Никого не спрашивая. Бывает, что человек — хороший, собеседник — эрудированный, а как чашку возьмет всей пятерней, так сразу интерес к нему и пропадает. Даже смотреть не хочется. Не то что разговаривать. Он знал, откуда в нем эта внимательность к манерам, деталям и штрихам поведения. От бабушки — Веры Константиновны, происходившей из дворянского рода и безмерно гордившейся этим. Сколько Паша помнил себя, бабушка всегда была в «полном порядке», или, как она любила говорить, «комильфо», растягивая французские слова. Как положено. В нос. Французский она знала безукоризненно, безупречно, как родной русский. Была влюблена во французскую литературу и французское искусство. И это было неудивительно. Она всю жизнь преподавала французский в педагогическом институте и выпустила немало способных учеников, что наряду с происхождением являлось еще одним предметом ее гордости. «Машенька Калугина, помнишь ее, — обращалась она к своему единственному внуку певучим голосом, — она еще ко мне на дом ходила. Ты сталкивался с ней неоднократно, она тебе нравилась, закончила наш пед, пошла работать в школу, потом ее отец разбогател, ну ты знаешь, как это сейчас бывает: раз, два — ив дамках, они уехали во Францию, открыли совместный бизнес… Так вот, Машенька прислала мне оттуда очаровательную открытку и написала, что шлет мне тысячу благодарностей за мои уроки. Благодаря им она очень быстро освоилась в Париже и вошла в языковую среду. Я так рада, так рада…» — «Конечно, помню», — поддакивал ей Паша. На самом деле он не помнил ни Машу Калугину, ни ее визиты к бабушке, но для сохранения спокойствия старушки утверждал, что все прекрасно помнит. Сама Вера Константиновна говорила, что память еще ни разу не подводила ее. А тем, у кого в голове ничего не держится, она советует заняться интенсивным изучением иностранного языка. А лучше — нескольких. Очень освежает память и развивает лингвистические способности. Здесь Паша съеживался и мысленно хвалил себя за то, что не признался в своем беспамятстве — старушка незаметно сжила бы его со свету или засадила бы за зубрежку иностранных слов. Но мелкие конфликты, недоразумения и подхалимаж ради семейного мира ничуть не умаляли Пашиной любви к бабушке и его трепетно-нежного отношения к ней.

С матерью все было по-другому. Во-первых, мать не признавала нежностей и сентиментальности. В отличие от Веры Константиновны, которая при каждом удобном случае так и норовила обнять или поцеловать внука, чего Паша, естественно, стеснялся. Во-вторых, мать всегда соблюдала между Пашей и собой некую дистанцию. Может быть, она считала, что иначе Паша вырастет маменькиным сыночком и слюнтяем, как и большинство ребят, воспитанных женщинами? Трудно сказать. Роли в его семье были четко поделены. Мать заменяла отца, бабушка — мать. Строгое дисциплинирующее начало — и мягкая обволакивающая нежность. Поэтому матери Паша побаивался и часто чувствовал себя при ней скованно и неуютно. Впрочем, вероятно, ее сухость и сдержанность просто объяснялись трагическими событиями, которые ей довелось пережить, когда Паша был совсем маленьким. Они с отцом были любителями-альпинистами и буквально бредили горами. Когда им удавалось выкроить время, они ездили отдыхать на спортивную базу в Крыму и там удовлетворяли свою страсть к горам, совершая вылазки на горные хребты. Так было и на этот раз. Внезапно разыгралась непогода, отец сорвался в пропасть, а матери повезло уцепиться за выступ в скале, и ее занесло в пещеру, где она и пролежала трое суток, пока ее не нашли спасатели. С тех пор, как однажды поделилась с Пашей бабушка, мать словно подменили. Она замкнулась в себе и почти перестала улыбаться. И даже сменила профессию. Раньше она была учительницей младших классов, а после смерти мужа стала психотерапевтом, закончив вечерний вуз по этой специальности. Специалистом мать была первоклассным. И очень дорогим. Она владела всеми существующими методами психологических тренингов и техник. Она вскрывала сознание и подсознание пациента, как консервную банку, психоанализ дедушки Фрейда был Для нее как дважды два четыре, она могла ввести в транс, загипнотизировать и внушить почти все, что угодно. Словом, за сравнительно короткое время мать могла сделать из больного подопытного кролика и отбивную котлету.

Бабушка уже давно была на пенсии. Мать работала. Она принимала пациентов в рядовом районном диспансере, а после основной работы вела частную практику. В специально оборудованной для этого квартире, доставшейся от дедушки, точнее, от его незамужней сестры, старой девы, дожившей почти до девяноста лет. Эта двухкомнатная квартира в районе Чистых Прудов была оборудована под респектабельный офис и наворочена по последнему слову техники. Все внутренние перегородки в квартире были снесены, и сама квартира «слеплена» заново. Как лицо женщины, решившейся на кардинальную пластическую операцию. Паша старался там не бывать. Едва он переступал порог этой квартиры, как ему начинало казаться, что он попадает в какую-то лабораторию, где производят вивисекцию животных. Ему становилось не по себе, и он спешил уйти.

— Посмотрите, пожалуйста, налево… Великолепная мечеть, построенная в седьмом веке нашей эры.

Паша понял, что он слишком глубоко задумался, и перевел взгляд на мечеть. Потом он посмотрел на гида, полного брюнета лет сорока пяти с пышными усами. Что же в нем так раздражало? Наверное, манера слегка причмокивать губами во время пауз. Как будто он пил чай вприкуску с сахаром…

— Теперь у вас, согласно расписанию, — свободное время, — объявил гид. — Полтора часа. Вы сможете побродить по настоящему восточному базару и купить себе и своим близким подарки и сувениры. Приятного времяпрепровождения. Встречаемся у входа. — Гид кивнул и словно растворился в воздухе.

Было невыносимо жарко. Паша повертел головой. Конечно, хорошо бы побродить по базару с кем-то, но, с другой стороны, выглядеть прилипалой тоже не хотелось. Ну не маленький же он, не потеряется, в конце-то концов. И Паша, оглядев группу, спешно отошел от нее. Он очень боялся, что к нему привяжется Мила, пухленькая блондинка с губами, накрашенными ярко-красной помадой. Тогда прости-прощай прогулка по базару. Она будет жужжать над его ухом, как надоедливая оса.

Сам базар напоминал настоящий город. Он был разбит на кварталы многочисленными улочками и проулками, и через несколько минут Паша заблудился в этой паутине проходов.

Паша переходил от прилавка к прилавку, пока не решил остановиться и рассмотреть как следует товары, выставленные на продажу.

Это была лавочка, где торговали разными сувенирами: кинжалами, бусами, пепельницами, курительными трубками, золотыми браслетами, серебряными украшениями и еще всякой всячиной, от которой у Паши зарябило в глазах. Он подумал, что надо бы привезти сувениры для родных. Некрасиво возвращаться с пустыми руками, но он не мог ничего придумать, что именно купить. С бабушкой было более или менее ясно. Ей подойдет все. Любой Пашин подарок будет желанным и красивым. С матерью — сложнее. Она могла посмотреть убийственным взглядом, хмыкнуть или поставить сувенир на полку, вообще не удостоив его внимания. Так уже было. И не раз. Ей требовалось нечто оригинальное, неизбитое. То, что могло бы понравиться ее взыскательному вкусу.

Пожилой турок неотрывно смотрел на Пашу, как бы приглядываясь к нему. Наконец он понял, что клиент «дозрел» и готов к покупке.