Пересекающий время. Книга вторая: Адоня, посвященный герметик. - Крапп Раиса - Страница 26

– Та-а-к… – медленно, в раздумье протянул Андрей. – Идиотизм полный. Но на эту версию все ложится… Нет! – посмотрел он на Глеба. – Не ошибся я в этом Малыше! Ну, дальше мы сами, а тебе – три часа сна в БИСе. Ум мой соглашаться со всем этим не хочет, но интуиция подсказывает, что где-то близко проходит золотоносная жила… Нельзя войти в сон, в мираж, но в реальность прийти можно! Надо только отыскать ее.

– Да. Дело за малым – как искать?

– Не знаю пока. Может быть по той связи, что существует между мной и Адоней.

* * *

Лиента гнал своего алхетинца – сквозь лес, через ручьи, мимо тенистых рощ. Он будто хотел убежать от того непонятного, противоестественного, что происходило с ним и вокруг него. Только когда дыхание коня стало вырываться с хрипом, он натянул поводья и сошел в высокую траву. Некоторое время вел его в поводу, потом расседлал, пучком мягкой травы вытер потемневшую от пота спину, хлопнул ладонью – отдыхай. И сам раскинул на траве плащ, лег ничком на него.

Он задремал, или грезил, или задумался глубоко – из сумрака проступило лицо проклятой колдуньи. Онг Гондвик вздрогнул и перекатился на спину, запрокинул голову в высокое чистое небо.

Расскажи он своим товарищам по академическому курсу, какие вещи с ним происходят – подняли бы на смех. Да он и сам с удовольствием посмеялся бы, не коснись это его так близко. И совсем уж не до смеха стало сегодня… Несчастный, добрый Консэль…

Когда Эстебан в первый раз предупредил его, что девчонка опасна, он только расхохотался в ответ. И каким же самоуверенным глупцом показался он тогда верному товарищу… А потом Эстебан показал, как Лигита передала повару флакон и сделала подробную инструкцию, как его применить. Повезло, что Эстебан столько всего знает, повидал в своих путешествиях. И главное – умеет распознавать, чувствует волшбу. Яссон усмехнулся – неужели это он на полном серьезе размышляет про ведьм, магию, заклинания какие-то дремучие? Бог мой, как можно совместить эту непроходимую дремучесть и их просвещенный век? Но рассказы серьезного, знающего Эстебана так убедительны. Да и она сама напомнила о войне, которая ведется против них в королевстве… Зачем она это сказала? Уверена в своей неуязвимости?

А чем, если не магией, объяснить то, чего Яссон не рассказал даже другу… Тот странный сон. Как, если не с помощью магии, вошла она в его кошмар? Тогда она всю ночь без помех творила над ним свою черную мессу, шептала дьявольские заклятия. Не получается успокоить себя тем, что это только совпадение – приснилась, мол, чего не бывает… Увы, приходится признать, что именно с помощью ведовства проникла ведьма в его сон, а он так легкомысленно посмеялся над предупреждением Эстебана…

Онг Гондвик протяжно вздохнул. Красивый был сон… И после него страшные кошмары больше не повторялись… хотя ночей он боится по-прежнему.

До недавнего времени Яссон легко объяснял себе эти сны-приступы – бунт растревоженных нервов, следствие потрясений, которые он испытал, в короткое время лишившись близких. Но эти разумные объяснения не избавляло его от леденящего ужаса, который пронизывал Яссона с жутким постоянством: ежевечерне, минута в минуту, едва солнечный диск уходил за горизонт… Днем он мог спокойно думать о ночном кошмаре, анализировать, давать себе слово, что на этот раз во что бы то ни стало совладает с собой… Но приходила минута заката, и прерывалось дыхание, липкая испарина покрывала тело, волна внезапной жути в одно мгновение ломала волю… Сам кошмар приходил к нему далеко не каждую ночь, но предзакатная жуть повторялась с постоянством закономерности. И в предчувствии ее Яссон становился нервным, раздраженным. Порой ему казалось, что страх этот гнездится не в нем, он налетает, как вихрь… Но откуда?

Когда Лигита исподволь завела речь о чудодейственной знахарке, он отмахнулся – делай, что хочешь, только оставь меня в покое. Он настолько не придал этому значения, что тут же и забыл про пустячный разговор. Но за вечерним бокалом вина Эстебан совершенно неожиданно тоже заговорил о ней. Именно от него онг Гондвик впервые узнал, что пресловутая ведунья не древняя безграмотная бабка, как представлялось ему. Эстебан, искренне озабоченный, предостерегал его, но он не захотел огорчать Лигиту и отменять свое дозволение. Однако Эстебан пробудил в нем некоторый интерес, и он захотел взглянуть на нее, потому распорядился сразу привести к нему. Но даже увидев, он и заподозрить не мог, как прав Эстебан, какой оборот примут события в замке…

Он источала ложь с самого первого мгновения. Она сама – вся ложь, даже внешность соткана из обмана. Кажется невинной и милой… Ослепляют лучистые глаза, но лишь затем, чтобы нельзя было заглянуть в их глубину, увидеть таящееся на дне… И они так переменчивы. Прекрасны летучие волосы… но обовьют пряди, как змеи, заплетут, одурманят чудным запахом… Тоненькая фигурка, изящные руки, голос спокойный и нежный – дьявольская оболочка, ловушка для неискушенных душ!

Барон Яссон тряхнул головой, прогоняя наваждение. Она уродлива! Потому что отвратительно ее истинное лицо. И знает ли ее кто-нибудь так, как знает он? Нет, не знает. Даже Эстебан может только догадываться, что скрывает дьявольская маска невинности.

Но к нему она является без этой маски – безликая, но в неприкрытой истинности своей – страшный Черный Человек, Человек Без Лица. Интересно, зачем она сохраняет в тайне свою внешность, напускает беспамятство? Позволяет помнить все подробности ночных кошмаров, но заставляет забывать ее саму? Или на самом деле она так уж безобразна? Неужто женское кокетство присуще и этому монстру – желание быть привлекательной, хорошенькой. Это отвратительно!

Как спокойно ему было, когда он верил в то, что говорил себе – должно пройти время, оно панацея всему, и тогда все прекратится само собой. Он сильный, здоровый, его рассудок выдержит… А теперь? Как бороться со змеиным коварством оборотня? Что противопоставить? У него нет оружия против него. Ну выгнал из замка, как советовал Эстебан. Но ведь кошмары начали мучать его задолго до ее появления в замке. Неужто она снова примется за прежнее?.. Яссон судорожно сглотнул.

Как она чудовищно изобретательна, и как странны сны, похожие на явь… Боль была даже слишком реальна, когда ее извращенное воображение подсказало устроить встречу в камере пыток и продемонстрировать весь арсенал палача на нем самом… А крики той несчастной… Он до сих пор их помнит. Это была другая ночь. Следуя фантазии бесчеловечного сценариста, он должен был наблюдать казнь любимой женщины. Ее убивали долго, каким-то совершенно изуверским способом. Он в эти часы ощущал себя в абсолютной безопасности, но сердце разрывалось от горя, он оглох от криков и сорвал голос, и умирал бессчетное число раз…

Кажется, даже ей самой он не желает тех страданий… Может еще и поэтому ему претит мысль передать ее в руки королевских стрелков, хотя это такое простое решение его проблемы. Однако… что-то в этом непорядочное. Даже и не перед ней, а перед самим собой, она-то, возможно, как раз и заслуживает. Для нее запрещенного нет. Несравненно страшнее физических пыток нравственные терзания, которые она заставляет его испытывать. Страдания плоти затихают в течении нескольких часов и отходят от него, а нравственные терзают бесконечно долго. Так было в тот раз, когда ему предложено было просто повспоминать. В результате все, что он считал самым светлым в своей жизни, было очернено. Обстоятельно, убедительно, с доказательствами ему показывали изнанку событий, подоплеку поступков дорогих Яссону людей. И светлое представало черным, чистое – низменным, бескорыстное – лживым, любовь – похотью…

Неужели теперь все начнется заново? Кажется, что легче умереть. По крайней мере, это будет только один раз…

Барон Гондвик сжал зубы, усилием воли прогоняя мучительные раздумья. Сел, обхватил руками колено. Вокруг было просторно, светло, покойно. Совсем не так, как в его душе. Чисто зеленели поля, блестели на солнце зеркальца озер. Солнце уже покатилось вниз, надо было возвращаться.