Уроки любви - Крамер Элли - Страница 7

В этой фразе Шейн нашел массу непристойных намеков, но все разъяснилось довольно быстро. Жозеф вооружился ножницами и расческой, усадил Шейна в одно из кресел – и преобразился на глазах. Исчез размалеванный клоун-гей, на его месте появился вдохновенный художник. Ножницы так и порхали вокруг головы Шейна, устрашающе лязгали возле ушей, но Жозеф, казалось, и не думал об осторожности. Это была поэма, а не стрижка.

Потом в руках мастера появилась самая настоящая опасная бритва, явно старинная, и через пару мгновений пшеничные усы, краса и гордость Шейна Кримсона, упали на пол, смешавшись с соломенной копной остриженных волос.

Шейн боялся посмотреть в зеркало. Ему казалось, что он увидит там только свой абсолютно лысый череп. Лучше уж смотреть на девушек. Что имел в виду Жозеф, предлагая ему выбрать любую из них?…

– Ну, выбрал?

Шейн вздрогнул и с перепугу неловко ткнул пальцем в первую попавшуюся девушку, стройную китаянку с алебастрово-белой кожей. Жозеф одобрительно хмыкнул.

– Ковбой не промах. Лу Синь профессиональная массажистка. У меня все прекрасно обучены, но Лу Синь обучалась секретам мастерства у себя на родине, а учил ее родной дедушка, между прочим, один из наставников Шаолиня… Знаешь про Шаолинь, ковбой?

– Боюсь, что…

– Не беда. Узнаешь. Итак, Лу, начните с парной, потом Душ Восьмидесяти Лепестков, потом массаж, потом растительный пилинг, аромапилинг, дерматоаэрация, массаж на камнях, сауна, массаж волос, мгновенное восстановление, общий массаж, контрастный бассейн, кислородный коктейль и релаксация на крыше. В восемь он должен быть готов полностью. Обут, одет и совершенно неотразим. Целую всех. Работать, девочки!

В течение следующих трех часов Шейн Кримсон поочередно убеждался в том, что: миллионером быть трудно, страшно, неприлично, опасно, утомительно, жарко, невыносимо, интересно, иногда неплохо, просто обалденно, трудно, но здорово… и самое главное, как у них, миллионеров, хватает на все это сил?

Лу Синь хлопнула в ладоши – и трое полуобнаженных девиц раздели Шейна Кримсона. Потом его затолкали в сауну, потом разложили на столе и ходили по нему ногами. Потом окунали по очереди то в холодную, то в горячую воду – во время этой процедуры он потерял свою набедренную повязку, но никто из девиц и глазом не моргнул. Потом опять ходили по нему ногами, потом обмазали вонючей черно-зеленой грязью и обмотали полиэтиленом, потом смыли грязь при помощи сухих стеблей травы и обмазали душистым маслом, потом снова засунули в парную, где поверх масла натерли его медом и солью, потом отмыли от всего этого в контрастном душе, быстро и ловко завернули в простыню, пропитанную еще каким-то душистым составом, и выгнали на крышу здания, где находилось еще несколько человекообразных существ в простынях. Шейна усадили в кресло, немедленно принявшее форму его, Шейна, тела, и велели ни о чем не думать. Это далось молодому человеку довольно легко, потому что после всего пережитого в голове было пусто и звонко. Шейн как-то странно ощущал свое тело, то ли плывя в невесомости, то ли засыпая на ходу.

Лу Синь неслышно возникла рядом с ним и села у его ног. Шейн почувствовал себя восточным султаном и немедленно размяк. Окончательно расслабиться мешало только чувство голода.

Лу Синь принесла с собой маленькую жаровню, на которой лежали серые продолговатые камешки. Прежде, чем Шейн успел опомниться, китаянка ловко вставила эти камешки между пальцев ног Шейна и принялась массировать ему ступни. Ощущения были волнующие и неожиданно приятные, хотя камни были весьма горячи. Шейн даже заурчал от удовольствия.

Потом он сообщил Лу Синь, что хочет есть, она кивнула и удалилась, а еще через несколько минут перед Шейном оказался маленький столик, уставленный тарелками, тарелочками, мисочками и блюдечками. Некоторые были накрыты крышками, и от них поднимался пар. Шейн набрался наглости и спросил, что это за блюда. Бесстрастно-вежливая официантка сообщила названия, среди которых Шейн узнал только томаты (жаренные в прованском масле с листьями аригуты) и земляные орехи (протертые с араукарией), которых, впрочем, так и не нашел, ни по вкусу, ни на глаз.

После еды полагалась релаксация, которую Шейн встретил, как старую знакомую, едва ли не со слезами облегчения. Проще говоря, заснул. Снились ему ростбиф, свиные отбивные, яичница с беконом, окорок, индейка на День благодарения, жареные цыплята по-орлеански и прочие мясные блюда. Во сне Шейн был счастлив, так счастлив, что не хотел просыпаться, но Лу Синь была беспощадна.

Несчастный страдалец был препровожден обратно в салон, и там с ним делали такое, о чем Шейн поклялся не рассказывать никогда и никому.

Вивиана Олшот провела эти три часа куда более приятным образом, хотя настроение у нее было ужасное. Она остервенело тратила полученные ею в качестве задатка деньги Шейна Кримсона. Блузки, трусики, сумочки для коктейля, бусы, перчатки, носовые платки, купальники, блеск для губ, контактные линзы фиолетового и зеленого цветов – Вивиана вышла из последнего бутика и с облегчением сгрузила бесчисленные пакеты в багажник. До этого она посетила автомойку и заставила помыть и вычистить машину не только снаружи, но и изнутри. Теперь в салоне пахло лавандой, а не стариной Джейдом. Кстати, пора бы забрать пса… Нет, попозже. Сначала неандерталец.

Жозеф, разумеется, волшебник, но и ему вряд ли под силу переделать этого странного парня. Хотя глаза у него хорошие. Серые, спокойные, очень внимательные. И руки… Вивиана никогда не видела таких рук. Все ее знакомые парни раз в неделю делали маникюр. Смуглые руки с набухшими венами – это неприлично. Но так сексуально!

Черт, о чем ты думаешь, Вивиана Олшот! Ты просадила пятьсот баксов на чепуху, ты съела три порции клубничного мороженого, ты выкурила полпачки сигарет, но так и не успокоилась.

Вивиана подъехала к салону Жозефа и мрачно вывалилась из машины. Внутри ее уже ждал Жозеф, сияя, как новенький соверен.

– Ви, душенька, я караулю тебя у самой двери, чтобы сказать тебе спасибо.

– За что это?

– Детка, ты не представляешь, что это за прелесть.

– Жози, о чем ты?

– Я понимаю, ты страшно далека от моих маленьких радостей, но все же такая девушка не может не понять душу художника. Я получил полное творческое удовлетворение.

– Жози, мы оба думаем об одном и том же?

– Не знаю, о чем думает твоя хорошенькая и хулиганская головка, а старый Жозеф полчаса назад плакал от счастья.

– Ты…

– Я подсматривал за ним, за твоим ковбоем. Я смотрел на дело рук своих, потому что мои девчонки – это тоже я. Я смотрел и плакал от гордости. Это была отличная работа.

– Жози, давай мне моего ковбоя, можно не заворачивать.

– О, Вивиана! Сейчас вся твоя напускная грубость осыплется, словно прошлогодняя листва. Пойдем в кабинет. Каюсь, грешен, люблю мелодраматические эффекты. Мы подготовили торжественный выход твоего протеже.

В кабинете Вивиана плюхнулась на диван и с сожалением вспомнила о забытых в машине сигаретах. Жозеф погасил верхний свет, зажег свечи и уселся рядом с девушкой. Откашлялся, посмотрел на часы, еще раз откашлялся и провозгласил неожиданно звучным и чистым баритоном:

– Дамы и господа, я счастлив представить вашему вниманию несомненную жемчужину коллекции Жозефа… ШЕЙН КРИМСОН!!!

Высокая резная дверь в противоположном конце кабинета распахнулась, в лицо Вивиане ударил яркий свет. Потом из этого огненного занавеса показалась размытая темная фигура. Она сделала несколько шагов вперед… Вивиана судорожно всхлипнула и громко произнесла:

– Чтоб мне лопнуть! Этого не может быть. Ты кого мне подсунул, Жози?!

4

Триумф Шейна Кримсона был полным и безоговорочным, жаль только, что сам он не мог насладиться им в полной мере. Бравый заправщик мучительно стеснялся, не зная, куда девать руки, и ощущая себя голым из-за непривычной пустоты на лице и голове. Шейн никогда в жизни не стригся коротко, а усы отрастил в семнадцать лет, чтобы скрыть юношеские прыщи, так что смущение было вполне объяснимым. Владей он собой получше, ему страшно польстило бы выражение лица гордой Вивианы Олшот. Впрочем, родные и знакомые Вивианы вряд ли одобрили бы это выражение. Девушка сидела с раскрытым ртом, нахмурив брови, и недоверчиво разглядывала Шейна Кримсона. Потом она спохватилась, выдохнула воздух и обратилась к Жозефу: