Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Последний дар любви - Арсеньева Елена - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Мари вздохнула с облегчением. Она ощущала себя женщиной и жаждала для любимого суровой военной узды, которая должна держать его подальше от всех других женщин. И при этом она была сущее дитя, если верила, что подобную узду вообще можно на мужчину наложить.

Александр Барятинский немедленно сделался завсегдатаем балов и веселых компаний, о его романтических приключениях заговорили, вернее, зашептались в светских гостиных. Мари стала мрачнее тучи.

Неуспехи в науках Барятинского оказались таковы, что он не сумел выйти из школы по первому разряду и быть зачисленным в кавалергардский полк, а вынужден был поступить корнетом в гатчинский кирасирский полк. Но сердце его было с кавалергардами, там он проводил свободное время, участвовал во всех шалостях своих друзей, в их компании волочился за дамами полусвета и был, так сказать, бо€льшим кавалергардом, чем они сами. Особенно в амурных забавах!

«Выброшу его из сердца!» – произнесла Мари фразу, вычитанную в каком-то маменькином любимом романе. Софья Андреевна Трубецкая была необычайно весела, обладала превосходным здоровьем (и передала его одиннадцати своим детям), за яркую красоту заслужила прозвище Прекрасной Розы, обожала танцевать на балах и читать чувствительные книжки. Героини ее любимых романов умели быть гордыми с недостойными мужчинами, которые немедля начинали страдать и падали к их ногам. А некоторые и вовсе кончали жизни самоубийством!

Александр Барятинский жизнь самоубийством не кончил, к ногам Мари не упал и особенно не страдал. Однако грусть ее заметил. Именно не равнодушие, а грусть.

– Такие чудесные глаза должны смеяться! – воскликнул он однажды, увидев грустную Мари на балконе. – А губки должны улыбаться.

Мари смотрела на него без улыбки, наоборот: глаза ее вдруг заволокло слезами. И тут впервые до Барятинского начало что-то доходить.

Нет, не может быть, она еще совсем девчонка…

Мари было четырнадцать, но выглядела она старше: высокая, с дивной фигурой, роскошными волосами, яркими глазами.

«Ого!» – подумал Барятинский.

– А ну, улыбайся! – не то сердито, не то шутливо приказал он. – А то…

– А то что? – прошептала Мари.

– А то поцелую! – пригрозил он сурово.

Из ее глаз немедленно выкатились две огромные слезы. И ему ничего не оставалось, как прикоснуться к ее щеке. Александр собирался поцеловать Мари как ребенка. Но она как-то так повернулась, встала, подняла к нему лицо… В следующую минуту они уже самозабвенно целовались… Та дама, с которой у него недавно началась интрижка и которая уже позволила ему довольно много, не целовалась так сладостно, как эта девочка…

– Я вас люблю, – прошелестели губы Мари между поцелуями.

Удивительно, что Александр Барятинский, прочно усвоивший от своих более искушенных друзей-кавалергардов основное правило мужчины: не верить женщинам! – ей поверил.

На балкон ворвалась Леонилла. Они едва успели отпрянуть друг от друга, и поскольку Мари была вся в слезах, Леонилла решила, что гадкий Сашка ее чем-то обидел. А это были, как пишут в чувствительных романах, обожаемых Софьей Андреевной Трубецкой, слезы счастья.

Конечно, больше никаких слов сказано не было, однако Мари не нуждалась в словах. Она знала теперь, что рано или поздно Александр сделает ей предложение. С ним тоже что-то приключилось. Если он и волочился за красотками, то, во всяком случае, не афишировал это на всех углах, как раньше, а скрывал. Но шалить с друзьями над неугодными офицерами не перестал и навлек на себя гнев государя императора Николая Павловича. Пришлось задумываться над тем, как поправить пошатнувшуюся репутацию. Размышлял Александр недолго. Он смутно чувствовал, что баловство и озорство позволяет себе лишь потому, что нечем более заняться, а коли так, не лучше ли озоровать и баловать на поле сражения?

Он вызвался поехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев. Это решение чуть не свело с ума его родных, опечалило знакомых и едва не лишало рассудка Мари. Впрочем, рыдала половина петербургских и окрестных барышень и дам. Князя Александра молили не рисковать собой, да тщетно: он что решил, то и должно было осуществиться.

– Передайте государю, – просил Барятинский, – что если я умею делать шалости, то умею и служить.

И вот вскоре он был, по высочайшему повелению, командирован в войска Кавказского корпуса на все время предстоявших в том году военных действий.

Мари ждала: он что-нибудь скажет на прощание в память о поцелуе, который потряс ее на всю жизнь. Ничуть не бывало. Барятинский думать об этом забыл, слишком много настоящих мужских забот на него навалилось, к тому же не хотел брать на себя обязательства, которые не мог исполнить, не желал связывать ни себя, ни девочку, у которой впереди столько соблазнов.

Как в воду глядел! Соблазны окружили Мари буквально через несколько дней после его отъезда.

Сначала она была так невыносимо грустна, так откровенно чахла, что ее брат Александр не выдержал. Необыкновенный красавец-брюнет, ласковый с женщинами и любимый ими очень нравился императрице Александре Федоровне. Государь Николай Павлович ее очень любил и ревновал, хотя к чему ревновать-то было эту вернейшую из жен? Но ревновал – к танцам. Императрица обожала балы, особенно маскарады, которые устраивались в доме барона Энгельгарда, ни одного старалась не пропускать. Танцевала она необычайно грациозно и красиво. Даже Пушкин назвал ее «звезда-харита средь харит». Николай сам утверждал список кавалеров, которые удостоятся чести танцевать с его женой, и в этом списке одна фамилия чаще чем раз в полгода не повторялась. Однако никто не мешал императрице смотреть по сторонам, и в сторону Александра Трубецкого она поглядывала часто. А в переписке со своей подругой Софьей Бобринской и в дневниках императрица называла его очень нежно и таинственно – Бархат.

Бархату она не могла отказать ни в чем, чего бы он ни попросил. Правда, попросил он немного: всего лишь предоставить его красивой и грустной сестре место фрейлины при дворе.

Для начала ее посмотрели на балу, и в дневнике императрицы появилась запись: «На балу Пушкина (Натали) казалась волшебницей в белом с черным платье. Молодая Барятинская (Леонилла) и Мария Трубецкая привлекали своими фигурами, стройными и гибкими». Александра Федоровна с удовольствием заметила, что у Прекрасной Розы Софии Трубецкой дочь если пока не роза, то скоро расцветет. И еще одно прелестное личико не помешает во дворце. К тому же она любила благодеяния. Трубецкие на грани полного разорения, так пусть хотя бы Мари переедет во дворец и получает немалое фрейлинское жалованье. А если она соберется замуж, то ей обещано приданое в двенадцать тысяч рублей. Есть невесты и побогаче, но красивее найти трудно!

Вскоре к этим резонам в пользу Мари прибавился еще один: ревнивый Николай Павлович отправил слишком привлекательного Бархата за границу с дипломатической миссией. А Мари исполнилось шестнадцать лет, она перебралась во дворец и поступила в свиту старшей дочери Николая – великой княжны Марии, которую чаще называли Мэри. Девушки были ровесницы и необыкновенно подружились. Мэри была прелестна, как цветок, и с удовольствием видела рядом очаровательные лица. С братом Александром она однажды спорила, кто из ее фрейлин первая красавица.

– Конечно Трубецкая! – не задумываясь ответил великий князь Александр Николаевич. – Впрочем, я ее мало знаю. Надо почаще бывать в твоих апартаментах, рассмотреть ее получше, познакомиться поближе.

Мэри сделала большие глаза и засмеялась, предвкушая… приключение. Может, даже любовное приключение…

Глава 6

Еще одна интриганка

Именно на Мари Трубецкой остановил выбор император Николай и не замедлил сообщить об этом жене. И снова, как в прошлый раз, с Наташей Бороздиной, она в замешательстве уставилась на салфетку и пробормотала, что хотела бы быть в курсе происходящих событий.

Муж кивнул. Он тоже не любил пускать все на самотек. Ах, ну как тут не помянешь добрым словом незабвенную княгиню Дарью! Увы, она окончательно рассталась с Россией и жила теперь в Париже. Император пытался вернуть ее своим приказом. Она отказалась повиноваться. Николай разозлился. Она что, посмела обидеться? Он прибегнул к помощи князя фон Ливена. Однако княгиня Дарья не подчинилась супругу еще с большей легкостью, чем императору. Христофор Андреевич страшно разгневался, но ни в гневе супруга, ни в гневе венценосца не было толку. Им обоим остались неведомы – и останутся навсегда! – истинные причины ее упрямства и нежелания возвращаться в Россию…