Другая дочь - Гарднер Лиза - Страница 42

– Это Мелани, – продолжал голос.

Перепуганная Патриция молча кивнула. Потом стиснула трубку и приказала себе сосредоточиться на второй дочери.

– Да, Мелани, любимая? Откуда звонишь? Уже за полночь, ты в порядке?

Наступила пауза, слишком долгая пауза. По спине пробежал первый холодок тревоги.

– Дорогая, все в порядке?

«Ты тоже нашла записку? Кто-то проник и в твой заблокированный автомобиль? Тебе угрожают, хотят похитить и убить? О, Боже, пожалуйста, детка, пожалуйста, детка, скажи, что с тобой все хорошо. Клянусь, я никогда не хотела…»

– Да, я в норме, не волнуйся, просто день выдался длинным, – наконец откликнулась Мелани. – Мы с подружкой прошлись по барам. Так что заночую у нее.

Патриция нахмурилась. Дочь никогда не совершала подобных поступков – напиться с неназванной подругой и остаться у нее на ночь.

– Ты уверена, что все в порядке? Могу за тобой приехать. Мне нетрудно. Честно.

– Я в порядке.

– Как твоя мигрень? Мы с отцом очень беспокоимся за тебя.

– Правда? – искренне удивилась Мелани.

– Разумеется. Милая, что происходит? Звонишь посреди ночи и сама на себя не похожа. Пожалуйста, дорогая, если тебе нужно поговорить, если у тебя что-то случилось и тебе нужно плечо, на котором можно поплакать…- отчаянно умоляла мать.

У Патриции вдруг заболела грудь, как в тот день, когда она приехала домой, увидела полицейские машины, и незнакомый мужчина спокойно заверил, что они сделают все возможное, чтобы найти ее дочь.

– Мелани? – прошептала она.

– Помнишь тот день, когда ты пришла ко мне в больницу? – неожиданно спросила та. – Помнишь нашу первую встречу?

– Конечно. Почему…

– Взглянув на тебя, мама, я тогда сразу восхитилась, какая ты красивая, какая прекрасная. Отчаянно захотела стать твоей маленькой девочкой. Даже не знаю почему. Просто захотела. А о чем ты думала, глядя на меня?

– Я… помню, что была очень впечатлена, Мелани. Такая одинокая крошка, подброшенная, без имени, без памяти. Кажется, должна бы умирать от ужаса, но нет. Храбро улыбалась. Шутила. Заставляла персонал смеяться. Выглядела… сильной, Мелани. Выглядела именно такой, какой я всегда мечтала стать.

– Но почему меня удочерили? Или вы с папой заранее приняли такое решение?

– Ну, нет…

– Тогда с чего вдруг? – настаивала Мелани.- С чего вдруг вы удочерили девятилетнюю девочку?

– Не знаю! Наверное, так же как и ты – в ту же минуту, как тебя увидела, сразу захотела забрать себе.

– Почему, мам? Почему?

– Не знаю!

– Знаешь, черт возьми! Скажи честно! Почему именно меня?

– Это не имеет значения…

– Имеет! Ты знаешь, что имеет. Скажи. Скажи мне прямо сейчас. Почему вы меня удочерили?

– Потому что ты была похожа на Меган! Довольна? Счастлива?! Потому что ты сразу напомнила мне Меган, и я захотела тебя забрать. Просто захотела тебя забрать…

Патриция осеклась, осознав, чтотолько что сказала. Молчание на другом конце подтвердило догадку. О Боже, что она наделала?

– Меган, – тихо повторила дочь. – Ты смотрела на меня, а видела Меган.

– Нет, я совсем не то имела в виду! Мелани, пожалуйста, ты же загнала меня в угол, сбила с толку!

– Семья у меня появилась только потому, что я была похожа на убитую девочку, – словно не слыша, продолжила Мелани. – Дом, ваша любовь… Вы все просто хотели вернуть Меган.

– Нет! – зарыдала Патриция. – Нет, я совсем не то имела в виду…

– Именно то, мама. Наконец-то мы добрались до истины. Почему так трудно в нашей семье добраться до истины?

– Мелани, любимая, послушай. Я всего лишь человек. Поначалу… Поначалу, возможно, я растерялась. Возможно, увидела то, что хотела увидеть. Но я ведь знала, что ты не Меган. Помнишь, как я одевала тебя в те кружевные платья и завивала волосы? Помнишь, как ты реагировала? Я ведь поняла, Мелани. Осознала, какую боль тебе причиняю. И опомнилась. Поняла, что вовсе не отыскала Меган. Что она ушла навсегда, а я милостью Божьей обрела еще одну маленькую девочку, совсем другую маленькую девочку – Мелани Стоукс, которая любит покупать дешевую одежду и мебель на гаражных распродажах. И обнаружила, что всей душой люблю Мелани Стоукс. Милая, ты меня исцелила. Ты лучшее, что когда-либо случалось со мной, клянусь, Мелани, твоя жизнь не была ложью. Я любила тебя. Я люблю тебя. Очень.

Молчание на линии. Знобкое пугающее молчание, означающее, что дочь сомневается, что дочери больно.

Патриция закрыла глаза. Слезы текли по щекам. Она ничего не замечала.

– Мелани?

– Ты правда любила Меган?

– Ах, Боже мой, деточка. Больше собственной жизни.

Снова молчание.

– Я… мне пора.

– Мелани, тебя я тоже люблю.

– Спокойной ночи, мама.

– Мелани…

– Спокойной ночи.

Телефон щелкнул. Патриция осталась одна в темноте.

Вспоминала теплые солнечные дни в Техасе с ненаглядной первой дочерью. Размышляла о записке в своей машине. Сокрушалась о том, что сын давно не разговаривает с отцом. Думала о Джейми О'Доннелле и о грехах, которые невозможно замолить.

– Господи, не надо больше, – заплакала она. – Эта семья уже за все заплатила.

Доктор Уильям Шеффилд спал на пустой больничной койке, что взял в обыкновение еще интерном. Внезапно наручные часы крохотными колокольчиками оповестили, что наступило три часа ночи.

Плавно сел, мгновенно перейдя от глубокого сна к бодрствованию – полезный врачебный навык. В затылке неприятно стучало. Виски, конечно.

Шеффилд принес пинту спиртного с собой в больницу и спрятал в кладовке, часами укреплял мужество, поглаживая пистолет, который теперь таскал в кармане белого халата. Старался не вспоминать о том, что нашел в своем доме вчера вечером – груду розовых свиных сердец и блестящее красное яблоко на кровати. А на зеркале в ванной кровью написанные слова: «Ты получишь по заслугам». Виски согрело и вознесло в особое место, где он был золотым мальчиком, идеальным анестезиологом, счастливчиком, который всегда выигрывал в рулетку с заветным числом восемь.

– Еще несколько раз, – днем повторил Харпер.

– Слишком рискованно, – настаивал Уильям.

– Ерунда, – бодро отмахнулся Харпер, но Шеффилд понял, что подельник тоже напуган.

Последние несколько дней хладнокровный невозмутимый Харпер Стоукс не выглядел ни хладнокровным, ни невозмутимым. Уильям даже поймал его за частым поглядыванием через плечо, словно он опасался удара в спину.

– Всего три раза, – снизошел великий хирург.- Справишься, Уильям. Твой долг по кредитке исчезнет, сможешь начать все с чистого листа. Как анестезиолог ты получаешь не менее полумиллиона в год. Пока снова не примешься играть, у тебя будет возможность вести комфортную жизнь. Мы ведь никому не причиняем вреда, и никто никогда ничего не заподозрит. Разве не этого ты всегда хотел?

Он прав. Именно этого Уильям всегда и хотел. Модный дом, модный автомобиль, модную одежду. Чтобы символы успеха свисали с рук, ног, тела. Поэтому снова согласился. Хлебнул виски, на час раньше вошел в отделение интенсивной терапии и прямо перед Богом и людьми ввел пациенту ампулу пропранолола.

А сейчас вложил в карман второй шприц и вышел в коридор.

В три часа ночи в больнице наступало напряженное мрачное спокойствие. Свет в палатах притушали. Медсестры говорили тише. Ритмично гудели аппараты. Никого не было рядом, когда Уильям просочился в реанимацию.

Кандидата – так мысленно называл жертв Шеффилд – наметили утром. Сегодня выбор пал на шестидесятипятилетнего мужчину. Здоровый. Энергичный. История сердечных болезней в семье началась со смерти его отца от инфаркта в пятьдесят лет, поэтому при первых признаках боли в груди мужчина набрал 911 и на скорой примчался в больницу. Прошел все положенные процедуры, в том числе рентгеноскопию, которые не выявили никаких заблокированных артерий. Теперь лежал под наркозом, чтобы случайно не выдернуть катетер. Сердечный ритм на мониторе ровный. Опасных ферментов не обнаружили, так что по прогнозу утром его выпишут, посоветовав всего лишь не переутомляться.