Другая дочь - Гарднер Лиза - Страница 40

Мелани уже не сидела на диване. Снова стояла у окна, прижав пальцы к стеклу. Что-то было в ее профиле, что-то призрачное, застывшее и настолько безнадежное, что Дэвид содрогнулся.

Нахлынули мучительные картины прошлого. Ему девять, мама в конце концов вернулась домой из больницы умирать. Лежит на диване в гостиной, они все вокруг. Отец и брат натянуто улыбаются. Папа уже объяснил сыновьям, что мама умирает. Больше ничего нельзя сделать. Ради нее они должны стать сильными. Сильными насколько возможно.

Мама потрепала его по волосам. Погладила Стивена по щеке, словно он еще ребенок. Потом отвернулась, пряча твердый и понимающий взгляд, настолько заполненный болью, что у Дэвида вышибло воздух из легких.

Ради нее они только притворяютсяхрабрыми, понял он в свои девять, тогда как мама на самом деле очень храбрая. Ради нее они только притворяютсягероями, а мама – уже героиня. О, Боже, мама была необыкновенной женщиной!

А через секунду рак забрал ее навсегда.

Дэвид оглядел гостиничный номер. Он уже давно взрослый человек, не ребенок. Замороженные овощи привязаны к спине. Привычная боль грызет поясницу.

Он хотел… мог бы стать подходящим мужчиной для Мелани Стоукс. Черт побери…

– Тебе надо поспать, – сухо проинспектировал Риггс.

– А ты что собираешься делать? – повернулась она с опустошенным видом.

– Работать. Завтра с утра встреча с боссом, потом свяжусь с Джаксом. День предстоит напряженный.

– А мне чем заняться? – нахмурилась Мелани.

– Не соваться домой, естественно. Расслабиться. Устроиться поудобнее и наслаждаться кофе.

– Устроиться поудобнее и наслаждаться кофе?

Мелани выгнула бровь, голос набирал обороты, щеки покраснели. Может, ему не стоило говорить так легкомысленно.

– Значит, устроиться поудобнее и наслаждаться кофе. Ну, разумеется. В последние два дня я узнала, что, вероятно, являюсь гребаным отродьем гребаного маньяка, удочеренной шайкой гребаных убийц ради сокрытия своего гребаного преступления. Безусловно, мне самое время провести безмятежный денек с чашечкой «Хуана Вальдеса». Звучит гребано восхитительно!

Дэвид откинулся на спинку стула, чувствуя, как закипает собственный нрав. Чего бы умного сказать? В конце концов он просто мужчина. Перегруженный работой, одинокий, сексуально неудовлетворенный мужчина.

– Я бы захватил тебя в офис, – холодно процедил Риггс, – но Бюро не детский сад.

От возмущения Мелани вытаращила глаза. Жилка на шее забилась. Пальцы схлопнулись в жесткие кулаки, отчаяние скрутило позвоночник мучительной судорогой.

От этой картины у Дэвида вдруг перехватило дыхание.

«Рвется в бой. Ей хочется вопить, визжать или сбежать». Шквал эмоций туманил прекрасные глаза.

Праведная Мелани. Милосердная Мелани. Идеальная дочь. Идеальная сестра. Впервые до него дошло. Все острые осколки – гнева, обид, страха – она держала в себе, потому что приемная дочь, а значит, не могла себе позволить причинять беспокойство домашним. Не могла себе позволить стать хуже Меган.

Дерьмо. Внезапно захотелось ее поцеловать. Захотелось перемахнуть пространство между ними, впиться в ее губы и впитать бушующие в ней эмоции. Буйная Мелани. Страдающая Мелани. Настоящая Мелани. Дьявол. Захотелось выложить ей все начистоту, но это стало бы самой большой ошибкой из всех.

– Хочу остаться одна, – выдохнула она.

– Заползти в свою раковину? Мило улыбаться и притворяться, будто все в порядке? – шагнул он к ней.

– Кто бы говорил, – фыркнула Мелани, вздернув подбородок.

Она старательно изображала невозмутимость, но Дэвид ясно видел, что ей не по себе. Лицо покраснело, глаза слишком блестят. «Красавица», – решил Риггс и сделал еще один шаг.

– Нет, – надломлено выпалила она, покачав головой. – Черт возьми, просто нет. Мне плевать на твою внешность и что от тебя пахнет «Олд Спайс». Плевать, что вот уже несколько месяцев не занималась сексом. Плевать, что трахнуться с тобой наверняка чертовски приятнее, чем размышлять о Расселе Ли Холмсе…

– Стало быть, ты об этом думала, – торжествующим и непростительно самодовольным тоном констатировал Дэвид.

– Конечно, думала, – мятежно сверкнула глазами Мелани. – Ты поднял меня на руки в тот проклятый вечер. Принес домой. Заставил почувствовать себя в безопасности… – голос осекся.

Тоскливо вздохнула, поманив его ближе и заставив затаить дыхание. Потом поджала губы, опомнилась и с удвоенной яростью набросилась на Риггса.

– Но это была игра, да, Дэвид? Не проявление доброты, а работа федерального агента. И ты мне солгал. Я так устала от вранья всех вокруг!

– Я работал под прикрытием. Это совсем другое.

– Все сводится к двойной морали, – неприязненно скривилась она. – Везде двойная мораль. Боже, бедная мама, – ахнула Мелани и тяжело осела в кресло.

Дэвид мысленно послал всё к черту и подошел вплотную.

Она жестко и независимо сверкнула глазами. Он обнял ее за плечи, решив, что если получит пощечину, то поделом. Но она не шелохнулась. Горестно всхлипнула, а потом сильная сдержанная Мелани Стоукс пораженчески обхватила себя руками.

О, Боже. Настолько хрупкая, что вряд ли оставит вмятину на его груди. И эти светлые шелковистые волосы, и этот тонкий аромат цитрусовых. Дэвид действительно хотел уберечь ее от опасности. Господи помоги, да он хотел стать ее героем. Усадил к себе на колени и обнял.

Мелани не заплакала. Что его совсем не удивило. Вместо этого скомкала в кулаке его рубашку и уткнулась носом в шею. Он прижался щекой к ее макушке и стиснул крепче.

– Я люблю их, – прошептала она. – Они – моя семья, и я люблю их. Неужели это так плохо?

– Нет, – проскрежетал Дэвид. – Нет.

– Они выполняли все мои желания. Играли со мной, любили меня. Ради Бога, даже бродили со мной по гаражным распродажам. Стоуксы на гаражной распродаже! Конечно, все это не могло быть ложью. Просто не могло.

– Не знаю. Не знаю.

– Мне снова девять, – прошептала она, еще крепче вцепившись в его рубашку, – я снова просыпаюсь в больнице со всеми этими трубками и иглами, торчащими из моего тела, но на этот раз нет никого, чтобы меня спасти, Дэвид. На этот раз никого нет.

– Ш-ш-ш, – баюкал он снова и снова. – Ш-ш-ш.

Она заплакала. Через минуту он чмокнул ее в макушку. Потом надолго зарылся губами в волосах, отвел прядки назад, поцеловал слезы на щеках. Поцеловал шею, лоб, уши. Что угодно, только не в губы. Он знал – они оба знали, – что нельзя целовать в губы. Не преступить черту, не преступить черту.

Мелани повернула голову, Дэвид коснулся краешка губ, подбородка, кончика носа, ямочки на щеке.

– Еще, – прошептала она, – еще.

Вот так и пришлось сосредоточиться на шее, уткнувшись в нее носом, целуя все яростнее, словно ненасытные подростковые гормоны кружили над диваном. Он втянул в рот мочку уха и прикусил. Она вздохнула и беспокойно завозилась на коленях. Он еще разок прикусил. Она заерзала, вызвав нешуточную эрекцию, и теперь оба дышали очень тяжело.

Шея. Нежная сексуальная шея. Щеки, гладкие, как шелк. Дэвид покрыл поцелуями упрямую линию подбородка, а затем – словно магнитом притянуло – снова уголки рта. Впитывал ее горячее дыхание, ее напряжение, ее натянутое до предела нервное ожидание. Стоит одному слегка повернуться, и они сольются воедино. Ее губы с его. Жаркие манящие губы. Фантастический лакомый вкус Мелани Стоукс.

Трепещущее тело… Боже, она рвала его на части.

Медленно, очень медленно Дэвид отстранился. Оба вздохнули, без слов поняв друг друга.

Он – федеральный агент, расследующий дело против ее отца. Хотя пока не рассказал ей всю правду, что не есть хорошо. Пусть он не стал великим бейсболистом, о чем мечтал его отец, но все же остался мужчиной.

– Тебе лучше? – пробормотал он через минуту.

– Гораздо.

Ее бедра все еще упирались в его пах. Мелани, казалось, ничего не замечала, в отличие от Дэвида. «Одно из преимуществ быть взрослым. Можно просто держать девушку на коленях». Закрутил длинную прядь вокруг кисти. Красивые волосы. И пахнут замечательно. Вот бы погрузиться в них обеими руками и гладить до тех пор, пока она снова не начнет вздыхать.