Прыжок - Коул Мартина - Страница 25

Маэв торопливо покинула офис.

Лицо Донны стало пунцово-красным. Она кивнула на прощание адвокату и вслед за свекровью покинула помещение. А когда за ней закрывалась дверь, она успела услышать глубокий вздох облегчения. «Похоже, — подумала Донна, — этот человек избавился от великого бремени».

Дональд Левис наблюдал, как Джорджио играет в футбол. Теперь он играл в пятой команде, и они тренировались, чтобы в воскресенье днем сразиться с командой другого крыла — заключенных категории «В». Все как один отказывались давать заранее заключение о возможном счете будущей игры: команда особо опасных преступников всегда побеждала, выигрывая даже у тюремщиков.

— Мне это кажется — или Брунос на самом деле наглеет? — сквозь зубы проговорил Уолли Вогстаф.

Только Левис понял, о чем тот говорит.

— Он был и остается наглецом, Уолли. И в этом его проблема. И всегда будет его проблемой. Он никогда не может вовремя захлопнуть свою огромную пасть.

Уолли поскреб свое выпирающее «пивное» брюхо.

— Хочешь, я подготовлю ему встречу — небольшой приемный комитет, который будет ждать его у двери камеры?

— Н-да!.. Это я приберегу на потом, когда наступит более подходящее время. Я раздавлю ему яйца голыми руками. — Голос Левиса зазвучал завораживающе доверительно. — Видишь ли, Уолли, дело в том, что Брунос большой, красивый и умный. Все эти три пункта действуют мне на нервы, скажем так. Я решил немного припугнуть его самых близких и родных. Это гарантия того, что наш мальчик Джорджио наконец развяжет язык. Я еще не выяснил то, что мне нужно, и скоро парень попадет в большую беду. Я могу позволить себе роскошь списать с него эти деньги, дело-то проще пареной репы. Для меня это просто ломаные гроши. Но тут вопрос упирается в принцип, понимаешь? Джорджио забрал мою долю. А я не люблю, когда кто-то вырывает кусок у меня изо рта.

Уолли рассудительно кивнул лысой головой.

— Я понимаю, к чему вы клоните, мистер Левис.

Левис повернулся к мужчине и фыркнул ему в лицо.

— Я не дал бы и двух траханий за твое понимание, приятель. Ты как Джорджио, такой же сутенер, только в своем роде. — Тон Левиса становился раздраженным.

Уолли занервничал:

— Может, мне отчалить, мистер Левис?

Дональд усмехнулся.

— Нет же, оставайся здесь. Я часто раздражаюсь, ты знаешь. И этим я ничего особенного не хотел сказать.

Уолли расслабился на стуле.

— Так я не против, мистер Левис. Понимаю, вы вовсе не имели ничего в виду… — Он угодливо улыбнулся собеседнику, осклабившись при этом во весь рот.

Левис нахмурился.

— О, я имел в виду именно то, что сказал, Уолли. Ты и есть сутенер. Правда, в настоящий момент этот факт меня не колышет. Но я сообщу тебе, когда такое случится…

Он переключил свое внимание на площадку. Джорджио забил гол, и все начали его приветствовать. Левис с досады прикусил губу: он так и думал, что забьет именно Брунос.

Однако люди из группировки Левиса реагировали скупо, в основном молча, и это понравилось Левису. Ему вообще нравилось контролировать происходящее. Но, надо признать, в настоящий момент он не контролировал Джорджио Бруноса, и сам этот факт раздражал и огорчал его… Ну ничего! После того, как маленькую жену Бруноса навестит один их общий знакомый, Джорджио, Левис был уверен, откроет рот. И как только Брунос скажет ему, где деньжата, а он, Левис, их заберет, с Джорджио можно будет попрощаться.

Эта мысль заставила Левиса улыбнуться.

Тимми Ламберт с интересом наблюдал за перипетиями разговора Левиса с Уолли. Ламберт сидел напротив них, через площадку, но отчетливо видел обоих. Рядом с ним устроился Сэди Золото; его настоящее имя было Альберт Мур. Сэди накладывал себе на веки голубые тени, а на щеки — коричневый тональный крем и мазал губы ярко-красной помадой. Тюремную рубаху он кокетливо подвязал под грудью, а его джинсы были украшены вышитыми цветочками. Темная шевелюра Сэди блестела, хотя у корней виднелось на дюйм седых волос: он зачесал свою гриву назад и покрыл ее лаком.

Тимми и Сэди были в тюрьме притчей во языцех. Сэди вообще-то держался обособленно и не особенно обхаживал Тимми, но все старались не переходить этой паре дорогу. Левис одобрял их отношения. Он сам был гомосексуалистом, поэтому такая связь его не шокировала. У некоторых молодых заключенных это вызывало отвращение, потрясение, либо они находили подобную связь в высшей степени забавной. В иных обстоятельствах они нашли бы себе удовольствие в травле Сэди. Однако парочка находилась в крыле Левиса, поэтому все принимали их поведение как должное и не трогали приятелей. К тому же немногие отважились бы иметь дело с Тимми Ламбертом. Хотя Сэди был совершенно иным типом. К нему запросто обращались за оральным или анальным сексом, когда кому-то становилось невтерпеж. Но как бы то ни было к настоящему моменту его оставили в относительном покое.

Сэди наслаждался своим положением — тем, что за ним приглядывает Тимми Ламберт, это ему помогало без напряжения отбывать срок, давало некоторое уважение и гарантировало хоть какой-то покой… Сэди сидел за то, что убил клиента, находясь под воздействием барбитурата и алкоголя. Возможно, его заявление о том, что это было сделано в целях самообороны, все приняли бы всерьез, не окажись пострадавший знаменитым драматургом, известным своими скабрезными диалогами и любовно выписанными сценариями для телесериалов — о гетеросексуальных отношениях и муках первой юношеской любви. Сэди приговорили под дружный рев общественности, под прицелом средств массовой информации.

Однако мало кто знал, что Сэди был глухим, пока ему не исполнилось шестнадцать лет. После операции, которая вернула ему пятьдесят процентов слуха, Сэди сохранил умение читать по губам, разговаривая с людьми. И теперь он на расстоянии внимал разговору между Левисом и Уолли и слово в слово передавал содержание его Тимми.

К Левису Тимми относился так, как к человеку, от которого лучше держаться подальше: на прыжок впереди, а еще лучше — на два. Он не собирался предупреждать Бруноса о готовящемся нападении на его жену: дела между Джорджио и Левисом его не касались, но его волновало, не собирается ли последний поджечь их камеру, напустить туда газу или подослать к ним комитет «доброжелателей». Вот что хотел выяснить Тимми. Довольно трудно отбывать срок без дополнительного бремени чужих забот, особенно когда они, если можно так выразиться, сами приземлились у вас на пороге.

Он нежно положил руку на плечи Сэди.

— Неплохая работа, Сэди, мой старый мясной пирожок. Продолжай следить за этим разговором и за другими байками, которые могут быть мне интересны.

Тот усмехнулся прямо в лунообразное лицо Тимми.

— Хочешь, пойдем ко мне в камеру? Ненадолго, а? Мы сможем немного развлечься, пока другие не придут.

Тимми кивнул, и парочка под ручку направилась в камеру Сэди. Тюремщики проводили их изумленными взглядами. По правде говоря, они могли бы запереть этих двоих в одной камере, но было гораздо забавнее наблюдать за их якобы тайными попытками заниматься сексом в необычных местах и в необычное время, скрашивая подобным наблюдением однообразие будней; бог его знает, может, одно это разжигало любовников для того, чтобы они не разлучались как можно дольше?..

Джорджио читал письмо от Донны. Он улыбался про себя, узнавая о том, как она полностью поглощена мыслями о нем, все дни… Теперь, когда Дэви и Стефан взяли на себя руководство основным бизнесом, он чувствовал себя гораздо спокойнее. Однако его поражало, насколько эффективно Донна вела дела в роли босса на обоих участках бизнеса. Дэви сообщил ему, как хорошо она справляется. Даже Пэдди Доновон — Большой Пэдди — находился под впечатлением от того, как быстро она все схватывает.

Джорджио еще раз взглянул на фотографии, которые прислала ему Донна. Там они были сняты вдвоем во время отпуска, который несколько лет назад проводили на Барбадосе. Донна, загорелая и гибкая, в желтом бикини, выглядела на фотографии весьма аппетитно. На другом фото, снятом в Сен-Тропезе, она в рискованном виде, с обнаженной грудью, ела большой французский пирог. Он особенно просил ее прислать ему этот снимок. Фотография мысленно вернула Джорджио в тот день, когда он наблюдал, как свежий крем тает на ее маленьких грудках. Он почувствовал, как внутри у него все закипает, — и положил фотографии на стол.