Государство страха - Крайтон Майкл - Страница 3

– О ля-ля! – Она сложила губы колечком. – Так что человеку от нее никак не убежать.

– Нет, – ответил Маршал. – Убежать от цунами практически невозможно. В 1957 году на Гавайях волна обрушилась на улицы города Хайло. Она была высотой с дом, люди бежали от нее, но…

– И что дальше? – спросил вдруг американец. – Это все, чем вы здесь занимаетесь? – Голос его звучал хрипло и ворчливо.

– Не обращай на него внимания, – шепнула Мариза.

– Да, именно этим мы и занимаемся, – сказал Маршал. – Мы создаем искусственные волны и…

– Господи, мать твою! – насмешливо воскликнул Джимми. – Да я умел делать такие же долбаные волны в ванной еще шестимесячным писуном!

– Видишь ли, – заметил Маршал и указал на контрольную панель и мониторы с данными, – это позволяет нам создать базу данных для исследований в разных уголках мира, которые…

– Ладно. Хватит. Скука смертная все это. Я пошел. Ты идешь, Мариза, или нет?

И он уставился на нее, сверкая глазами. Маршал затаил дыхание.

– Нет, – ответила девушка. – Никуда я не иду. Американец развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Квартира ее находилась через реку, напротив Нотр-Дам, с балкона и спальне открывался изумительный вид на собор, который так красиво подсвечивали вечером. Было уже десять, но стемнело еще не совсем, небо отливало густо-синим. Он смотрел вниз, на улицу, огоньки бесчисленных кафе, толпы людей. Восхитительное, завораживающее зрелище.

– Не волнуйся, – сказала она, подойдя к нему сзади. – Если высматриваешь Джимми… он сюда не придет.

Ему и в голову не приходило высматривать американца.

– Нет?

– Нет, – ответила она. – Ему есть куда пойти. У Джимми полно женщин. – Она отпила глоток красного вина, поставила бокал на тумбочку рядом с кроватью. А потом, ничуть не стесняясь, стащила через голову топ, сняла юбку. Под этими предметами туалета на ней больше ничего не было.

Она осталась лишь в туфлях на высоких каблуках. Подошла к нему. Выглядел он немного смущенно, и она сказала:

– Я ведь уже говорила, не люблю ждать. – И с этими словами она обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала, долгим, страстным, даже каким-то голодным поцелуем. И не успел он толком ответить на него, как девушка принялась срывать с него одежду. Делала она это молча, слышалось лишь жаркое и частое ее дыхание. Порыв страсти был сравним разве что с гневом, и это, а также красота и совершенство ее смуглого тела сковали его. Впрочем, всего лишь на несколько секунд.

После она лежала рядом с ним на смятых простынях, и кожа ее была такой нежной на ощупь, а вот все тело по прежнему напряжено как струна. Подсвеченный фасад собора отбрасывал на потолок мягкое желтоватое сияние. Маршал чувствовал, как приятно расслаблены все мышцы его тела, чего нельзя было сказать о девушке. Он чувствовал, что она напряжена до предела, и усомнился, испытала ли она оргазм, несмотря на все страстные стоны и крики, которые испускала в конце. И тут вдруг она резко села в постели.

– Что-то не так?

Она снова глотнула вина.

– Мне надо в ванную, – сказала она, соскочила с кровати и вышла. Бокал остался на тумбочке. Он тоже сел и отпил из бокала с тонким отпечатком ее помады на ободке.

Потом посмотрел на кровать и увидел на простыне в изножье темные грязные полосы. Следы туфель. Она скинула их лишь в самом разгаре полового акта. Теперь туфли валялись у окна. Свидетельства страсти… Маршалу до сих пор все это казалось сном. Никогда прежде не доводилось ему бывать с такой женщиной. Такая красавица, да еще живет в такой роскошной квартире. Трудно даже представить, во что обходится вся эта роскошь, отделка деревянными панелями, вид из окна, один район чего стоит.

Он глотнул еще вина. «К хорошему привыкаешь быстро», – промелькнула мысль.

В ванной журчала вода. Убаюкивающие звуки, они напоминали тихую песню.

И вдруг – бах! Дверь с грохотом распахнулась, в спальню ворвались трое мужчин. В темных плащах и шляпах. Похолодевший от ужаса Маршал поставил бокал на тумбочку – он тут же с нее свалился – и нырнул за одеждой, что валялась на полу у кровати, прикрыть наготу. Но не успел, мужчины накинулись на него, схватили руками в перчатках. Он так и взвыл от страха, когда они дружно навалились на него и швырнули лицом вниз, на кровать. Продолжая орать, Маршал зарылся лицом в подушку. Пронеслась мысль: сейчас они его задушат. Но делать этого мужчины не стали. Один из них прошипел:

– Тихо! Ничего с тобой не случится, если будешь вести себя хорошо.

Он им не поверил, продолжал барахтаться, извиваться, закричал снова. Где же Мариза? Что делает? Все произошло так быстро. Один из мужчин оседлал его, больно давил коленом на позвоночник, холодные подошвы ботинок упирались в голые ягодицы. Потом вдруг он ухватил его за шею и вдавил лицом в подушку.

– Я же сказал, молчать! – снова прошипел он. Двое других крепко держали его за запястья, точно приковали распятым к постели. Сейчас они что-то с ним сделают, что-то страшное… Он испустил сдавленный стон, кто-то больно стукнул его по затылку.

– Цыц!

Происходящее казалось кошмарным сном. Где же Мариза? Наверное, спряталась в ванной, и винить ее за это нельзя. Затем он услышал какое-то шуршание и увидел пластиковый пакет, а в нем – что-то белое, напоминающее мячик для гольфа. И они начали запихивать этот пакет ему под мышку.

Что это, черт возьми, они делают? Он ощутил под мышкой холодное мокрое прикосновение, забарахтался, забился, но держали его крепко, а потом под этим мокрым и водянистым к коже его прижалось что-то мягкое. И еще липкое, как жевательная резинка. И сразу же вслед за этим он ощутил в том же месте легкий укол. Всего на долю секунды кожу прожгло точно огнем, и боль тут же прекратилась.

Мужчины двигались быстро, убрали пакет, и в этот момент он услышал два выстрела. Они показались просто оглушительными, и еще Мариза что-то кричала по-французски:

– Salaud! Salopard! Malin petit! Bouge toi le cul![1] И тут третий мужчина скатился со спины Маршала, упал на пол, потом вскочил, а Мариза продолжала кричать. Грянуло еще несколько выстрелов, в воздухе повис запах пороховой гари, и мужчины бросились вон из комнаты. Дверь захлопнулась за ними, и к нему выбежала Мариза, голая, бормочущая что-то по-французски. Он никак не мог разобрать, что именно, вроде бы о какой-то vacherie[2], кажется, это означает «корова», но в голове у него все перемешалось, и он, дрожа всем телом, продолжал лежать на постели.

Она подошла, обняла его. Ствол пистолета был еще горячим, он вздрогнул, отдернул руку. Она отложила пистолет в сторону.

– О, Джонатан, мне жаль, страшно жаль! – Она уткнулась головой ему в плечо. – Пожалуйста, прости меня, это не повторится, обещаю…

Постепенно дрожь унялась, она не сводила с него глаз.

– Они сделали тебе больно?

Он отрицательно помотал головой.

– Слава богу. Вот кретины! Это друзья Джимми, решили подшутить, напугать тебя. И меня тоже, я просто уверена. У тебя точно ничего не болит?

Он снова помотал головой. Потом закашлялся.

– Знаешь, – сказал он после паузы, – думаю, мне лучше уйти.

– О нет, нет! – воскликнула она. – Ты не можешь так поступить со мной!

– Просто мне кажется…

– Ни за что! – Она придвинулась еще ближе, теперь их тела соприкасались. – Побудь еще немножко.

– Может, вызвать полицию?

– Mais non[3]. Что она сделает, эта твоя полиция? Любовная ссора, вот и все. Здесь, во Франции, не принято вызывать полицию по таким случаям.

– Но ведь они вторглись…

– А теперь ушли, – шепнула она ему на ухо. Он чувствовал ее жаркое дыхание. – Теперь мы вдвоем. Только ты и я. Только ты и я, Джонатан… – И она навалилась на него всем своим смуглым стройным телом.