Тропами карибу - Крайслер Лоис - Страница 67

В шесть утра, когда я уже готовила завтрак, вошел Крис.

– Курок идет с охоты! – сказал он.

Я выбежала из барака.

Милый, знакомый светлошерстый зверь приближался к подножью горы. Я сбегала в барак, поставила греться молоко и выбежала поздороваться с ним. Он стоял на плоской каменной скале близко к вершине и смотрел вниз. Я проследила за его взглядом. По его следам к нашей горе резво бежали Серебряная грива и еще три волка. Как видно, ему и Серебряной гриве в конце концов удалось найти своих сородичей, и теперь он вел их к себе в гости.

Дикие волки – и Серебряная грива в их числе, – увидев нас, застыли на месте, потом побежали на запад по светлой, просторной тундре. Мы видели, что Курок принимает решение. Он стоял неподвижно, боком к нам, его челюсти были плотно сжаты, словно он делал выбор. Затем он побежал вслед за волками.

Больше мы его не видели…

Волчьи индивидуальности

Лето – едва заметная пауза между двумя бурно нарастающими темами Арктики – весной и осенью. 9 августа непрестанная толкотня, бормотня и подвыванье ветра вокруг нашего барака затихли. Три дня подряд было солнечно, тихо и холодно по ночам. Год поворачивал на осень. Морские птицы улетели. Арктический мир откренялся в космической пустоте от солнца. Издали все явственнее звучало зловещее причитанье полярной ночи, никогда, впрочем, не замолкавшее вполне. Когда ветер и дождь снова взялись за дело, тундра стала желтеть: пришла осень.

– С тех пор как ушел Курок, волчата ни разу не выли, – как-то вечером вдруг сказал Крис.

И верно: последние две недели волчата по большей части молчали.

Слышалось лишь их мягкое негромкое бормотанье и протестующее похныкиванье девчоночьими голосами, когда два волчонка лежа лениво боролись за обладание какой-нибудь игрушкой. Либо, если можно так выразиться, «общительное вяканье» во время прогулок.

Мы поспешили в загон, стали на колени и подняли вой. В загоне мгновенно воцарилось веселье. Алатна резво подскочила ко мне. Подобно Леди она страшно любила повыть в компании. Быстро заработали мягкие хвосты. Волчата, лежавшие в дальнем конце загона, поспешили присоединиться к нам. Они бежали, тесно прижавшись друг к другу, – своим излюбленным строем или «ватагой», как мы его называли. Это был настоящий праздник.

Мистер Север встал за спиной Криса, положил лапы ему на плечи и попытался снять с него шапку. Уши шапки были опущены и завязаны, и у него ничего не вышло. Он завопил. Крис расхохотался.

– Мистера Севера всегда можно узнать по голосу. Он чудак. Если у него что-то не ладится, он непременно кричит об этом на весь свет.

Волчата – большие любители спокойно поболтать; это у них наряду с воем. Однако мистер Север был куда разговорчивее остальных.

От ужина у него остался кусок мяса. Он носился с ним по загону и верещал: это был его вклад в «общий разговор». Он знал, что где бы ни закопать мясо, его все равно найдут. Проходя мимо кого – нибудь из волчат, он слегка задевал его, адресуя к нему свои мелодичные, мяукающие выкрики.

Однажды мы взяли волчат на прогулку по незнакомым местам. Прогулка вышла неудачной. Каждый был полон тревоги и неуверенности, особенно если приходилось быть ведущим. Мистер Север без конца скулил. Когда я стала на колени, он подошел и уткнулся мне мордой в ладони, жалуясь на все и вся. Но, снова попав в знакомую местность, волчата умолкли.

У мистера Севера была приятная повадка, которой я еще не замечала у волков. Во время прогулок он постоянно что-то бубнил, словно поддерживая разговор, и я поняла, что негромкие звуки общения, издаваемые волчатами, создают в стае атмосферу интимности. Я стала подражать им. И вот как-то раз, когда я этак «общительно вякала», мимо меня, поглощенный собственными делами, пробежал мистер Север, и я была глубоко поражена тем, что общительный волчишка нашел время ответить мне коротким мышиным писком. Такой же писк обычно издавал Курок, неожиданно сталкиваясь с нами.

Ветер тревожил волчат не меньше, чем Курка и Леди в период их младенчества. Однажды выдался день – барак гремел, как морское сражение. Мы не слышали друг друга и лишь видели, как шевелятся наши губы. Ветер дул с равномерно – свирепой силой, затем еще усилился. Пол барака заходил ходуном, кастрюля на печке заплясала.

Часть ограды загона завалилась, и мы вышли подпереть ее. Волчата сидели в норе и тревожно выли. Затем все вылезли поиграть с нами, за исключением мистера Севера. Он выглядывал из своего подземелья и выл не переставая. Лишь когда я наклонилась и погладила его по голове, он затих. Можно лишь гадать, какое утешение могли предложить им родители.

Теперь я прямо-таки блаженствовала, получив ответ на казавшийся неразрешимым, давно томивший меня вопрос: какие могут быть иные типы волчьей индивидуальности, кроме тех, что были воплощены в Курке и Леди? Ведь бессмысленно «сочинять» волчью индивидуальность, исходя лишь из собственных домыслов. Был и другой вопрос, ответ на который, впрочем, я твердо знала: может ли быть на свете волк чудеснее Леди?

Двое из волчат, мистер Север и мисс Алатна, очень напоминали нам Курка и Леди. Север подобно Курку был барственным типом волка – боязливого и вместе с тем склонного к роскоши. Он часто подходил к нам на прогулках и просился на руки, а надо заметить: он был крупным волчонком. Мы несли его с минуту, и он болтал в воздухе задними ногами. У нас вошло в обычай помогать усталым волчатам спускаться с горы, и мистер Север никогда не забывал прокатиться «верхом». Из всех волчат он был самым крупным и подбористым.

Зато мисс Алатна была самой очаровательной. Среди мягкой шерсти на лбу у нее был завиток. Прыгала она на целый фут выше, чем остальные волчата.

Подобно Леди она любила «попеть» и даже умела немножко танцевать. Последнее повелось у нее от забавной привычки, которую она приобрела в детстве, пока подрастала. Выглядело это так. Выхлебав свою миску молока, Алатна вытирала измазанную молоком мордашку об ухо ближайшего соседа, а затем с довольным видом обсасывала ухо, не желая терять ни капли молока. Этой участи подвергалось ухо каждого волчонка, только не ее собственное. Особенное удовольствие она получала, если при этом можно было припасть к земле и мерно колотить по ней лапами, но в случае необходимости она могла и преследовать недовольного владельца уха по всему загону. Этот «танец сосунка» она исполняла каждый день в тот радостно – великий момент, когда раскрывались ворота загона. Алатна стояла возле входа и мерно шлепала лапами по земле, как сосущий котенок.

В тундре подобно Леди она была бесстрашна и весела, полна задора и изобретательности и всегда верховодила.

Алатна и Север, наиболее одаренные из волчат, держались парой.

Очевидно, это выходило у них само собой. Нас страшно интересовало, выдержит ли их «помолвка» испытание временем, дотянет ли до брачной поры. Как бы там ни было, волки действительно способны связывать себя определенными «обязательствами» на поразительно долгий срок. Волки вообще легко проявляют свои чувства, но эти двое были особенно любвеобильны. Как-то днем, вернувшись с долгой прогулки, мистер Север прилег отдохнуть на плоской каменной глыбе (волки любят возвышения). Алатна мигом притулилась к нему, а немного погодя приподнялась и быстро поцеловала его в морду.

Три других волчонка олицетворяли для нас совершенно новые типы волчьей индивидуальности.

Мисс Киллик была большим, бесхитростным, сердечным, отзывчивым волчонком, неревнивым и нетребовательным. Она представлялась мне своего рода загадкой именно потому, что в ней не было характерной черты, за которую можно было бы ухватиться. Но как раз с нею мне было суждено пережить впоследствии интереснейшее приключение: она смирно стояла передо мной, а я вытаскивала из ее морды иглы дикобраза. Немного погодя она подбежала и поцеловала меня.

Мистер Барроу был прямой противоположностью мистеру Северу, барственному волку. Кряжистый, широкий в кости агрессивный Барроу поначалу задавал тон всему сообществу. Угрожающе вырастал он над мисс Тундрой, горизонтально вытянув заостренный, мелко подрагивающий хвост. После того как мы выправили положение с помощью поилки, дававшей волчатам равные шансы при кормежке, и мисс Тундра перестала быть самой слабой, а мистер Барроу самым сильным, – после этого, как ни странно, или, скорее, вполне закономерно, Барроу превратился в вечно недовольного волка.