Охранитель - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 39

Из дальнего тёмного угла бесшумно выскользнул Инурри — соскучился. Кто бы мог подумать, что зловредные и пакостные артотроги необычайно привязчивы? Стоит покинуть город на два дня, а домовой места себе не находит — где хозяин да что с ним стряслось?

— Мгла над городом, — Инурри как и всегда не поздоровался, сразу перейдя к интересным (по его мнению) новостям. — Кружится в небесах что–то… Непонятное. Дай вина, Рауль.

— Принеси чарочку, налью, — ответил мэтр. — Повтори–ка: что за «мгла» такая?

— Будто бы вихрь, воронка, водоворот на реке, — артотрог пошевелил тонкими пальчиками. — Серый снег. Холодный — страсть.

Изъяснялся Инурри образно и не всегда доходчиво, при этом растолковывать в подробностях отказывался — если понятно ему самому, значит поймет и Gizaki. Однако сегодня домовой настойчиво пытался рассказать Раулю, что чувствует Древний: раса артотрогов владела «иным зрением» в полной мере и, похоже, Инурри был озадачен, если не напуган:

— Ничего похожего раньше не было, — хриплым шепотом говорил домовой. — А если и было, то очень–очень давно, при старых богах… Я слышал, это случалось во владычество галлов, но потом никогда! Gizaki не видят, а мы видим. Пелена непроглядная, будто старой паутиной затянуто. Крутится, крутится противосолонь, свет небесный затмевает, луну ночами совсем плохо видно…

— Погоди, не тараторь, — помотал головой Рауль. — Давай заново. Что это? Магия? Из какого источника?

— Источник? — нахохлился Инурри. — Я разве колдун? Ты колдун! Atrebate [23]туманным куполом укрыло, да только не туман это — холод. Лёд. Мороз из Нифельхейма.

— Нифельхейм? Ледяная страна из языческих преданий норманнов? Мы–то здесь с какого боку причастны, Инурри?

— Нифельхеймом этот мир называли люди севера, пришедшие сюда пять сотен зим назад, — монотонно сказал артотрог. — Etxeko его называют Ipar lurra, у ваших сородичей с востока — Dunkelheim, Sumun koti, Terra Delle Nebbie. Люди разных племен сохранили память о царстве предначального холода, истекшего из Бездны…

— Ладно, — согласился Рауль, осознав, что решительно ничего не понимает. — Наверное, у католиков это замерзшее озеро Коцит, девятый круг ада.

— Откуда я знаю, что вы себе напридумывали? — скорчил недовольную рожицу Инурри, относившийся к христианской мифологии без малейшего пиетета. — Хочешь, пусть будет Коцит. Зима наступит, и будет длиться три года, весь мир прахом пойдет, а после вовсе сгинет — так мой дед говорил, а деду говорил его дед.

— Знакомо. Criogenica, дохристианская эсхатологическая теория, — мэтр припомнил университетские лекции в Нарбонне, даже в столь вольнодумном учебном заведении балансировавшие на грани ереси и прославления язычества. — Мир Сущий не сгорит в пламени Апокалипсиса, но покроется льдом и замерзнет… Инурри, это сказки.

— Снежное облако над нашими головами — никакие не сказки, — разозлился домовой. — Если ты ничего не замечаешь, вовсе не значит, что мороза Ipar lurra не существует.

Артотрог, приняв оскорбленный вид и забрав серебряный стаканчик с мальбеком, удалился в тень спальной комнаты — где–то у него там укрывище. Слова не скажи против, моментально начинает кукситься и изображать вселенскую скорбь: ему не верят !

По счастью Древние не претендуют на обладание абсолютной истиной, совершенством и божественной безупречностью. Иначе, слушая Инурри, можно было бы разума лишиться — не поддающееся осмыслению нагромождение неизвестных человеку мифов, «особенный» взгляд не–людей на мироустройство и безусловное неприятие всего, идущего вразрез с представлениями Долгоживущих.

Ничего, посердится свое и вернется. Впервые, что ли?

Почитать бы на сон грядущий. Не хочется тяготить разум учеными трактатами, возьмем «Тристана» авторства Готфрида Страсбургского — изящно изложенная история о куртуазной любви, благородных рыцарях и непорочных девах…

Оплывали свечи, потрескивали в очаге угольки. На Сен–Ваасте отбили полночь, кафедралу отозвались колокола двух десятков окрестных храмов и монастырей. Рауль заснул в кресле, с книгой на коленях.

Выглянул домовой, повел розовым носиком, словно принюхиваясь. Насторожился. Приподнялся на задних лапках. И вдруг бросился к норке в подпол — Инурри услышал Зов, не подчиниться которому было невозможно.

* * *

— Проснитесь, мессир Ознар. Проснитесь.

— Кто?.. Что такое? — Рауль вскинулся и протер глаза. Томик «Тристана» бесшумно свалился на коврик под креслом. — Жанин? Ты что здесь делаешь среди ночи?

Комната залита серебристо–голубым лунным светом. Косые лучи падают на мебель и половицы. Не может такого быть — ставни закрыты, да и фасад дома выходит на северо–восток, луны с этой стороны не видно!

«Сон, — понял Рауль. — Не жарко и не холодно, нет запахов с резкими звуками, свет ниоткуда. Попасть в дом невозможно, я запер дверь на засов…»

Прочь сомнения — это сон! Остановившаяся у входа ведьма Жанин не слишком–то похожа на хорошо знакомую простушку из деревни Вермель: дурнота лица заместилась благообразными линиями губ и бровей, распущенные по плечам волосы не серые, а отливают темной бронзой, тонкие ладони с изящными пальчиками — у настоящий Жанин руки грубые, красные, в мозолях. Свободное белое платье, какие носят незамужние дочери состоятельных дворян…

Но это, безусловно, Жанин Фаст собственнолично: черты узнаваемы, голос прежний, только взгляд перестал быть отрешенно–кротким, вовсе наоборот — уверенный, если не сказать повелевающий.

— Привел, — сказал Иннури. Оказывается, домовой прятался за полами одеяния Жанин. Медленно вышел вперед, смотрит виновато. — Рауль, я не мог отказать…

— Ступай, — проговорила ведьма, наклонилась и легонько подтолкнула Инурри в спину. — На тебя никто не в обиде, Etxeko… Ступай же.

Мэтр не двигался с места — интересно, что произойдет дальше? Великий толкователь снов Артемидор Далдианский во втором веке по Рождеству уверял, будто образы приходящие к человеку в ночных видениях являют собой организацию хаотических впечатлений, где главенствуют неистолкованные и непонятые символы — но что тогда должна символизировать Жанин, представшая в облике Королевы Селены, купающейся в призрачных струях лунного сияния?..

Ведьма отступила назад, к порогу, молча поманив рукой.

Жанин приглашает прогуляться? Отлично. Хвататься за сапоги незачем, во сне не замерзнешь, хотя снаружи морозец, а улицы покрыты наледью. Спустившись с крыльца Рауль не ощутил холода, пускай жесткие снежные крупинки и похрустывали под голыми ступнями.

Ночной Аррас был насыщен чужой, не–человеческой жизнью — ведьма и мэтр двинулись вверх по Иерусалимской, к кафедралу, чуть не каждом шагу встречая тех, кто обычно скрывается от взгляда смертных. Вот замер под аркой лазурный Orratz — существо бестелесное, нематериальное, подпитывающее свою странную жизнь магическими эманациями от волшебных предметов или энергией древних святилищ. Именно Orratz первым обратил внимание на приехавшего из Парижа Gizaki, обладающего редким Даром…

Возле дома богатого кузнеца и цехового старосты Эжена Дизье возятся пятеро хольтов — разновидность кобольдов, прижившихся среди людей. Малюсенькие, с ладонь, ушастые твари занимаются откровенным грабежом — через подвальную отдушину таскают металлические отливки. Зачем им железо, хотелось бы узнать?

— Серебро, — вдруг подсказала Жанин, хотя мэтр помалкивал и свои мысли не озвучивал. — Дизье не обеднеет…

Как интересно — настоящая гаргойль, магическое животное, давно и прочно считающееся вымершим, еще до царствования Карла Великого! Туловище как у толстобокой змейки, четыре лапки с коготками, удивительная голова — не то ящерица, не то собачка. Галлы–атребаты считали гаргойлей священными тварями, но в христианском мире полузмеям места не осталось.

«Я всех их вижу, — подумал Рауль. — Вижу, не применяя заклятий, хотя каждое из этих существ прибегает к мимикрии. Человек для Древних — злейший и опаснейший враг».