Долгая дорога домой [Долгий путь домой, У них нет мира] - Андерсон Пол Уильям - Страница 13

Когда он отключился, Мацумото сказал:

— Кажется, он не такой гад, как все остальные. Но ежели он здесь какой-то аристократ, то почему он все делает сам??

— Мы — нечто новое, вот поэтому он и носится с нами, — сказал Блостейн. — Что-то новенькое.

— Или, — пробурчал Ленгли, — он нуждается в нас. Мне совершенно ясно, что он не может добиться от нас чего-то нужного под гипнозом, или чем там они пользуются сейчас.

— Ты думаешь, что всё дело в Сарис? — нерешительно спросил Блостейн, — Эд, у тебя есть хоть малейшая идея по поводу того, где находится эта выдра-переросток, и что он затеял??

— Нет, … ещё, — сказал Ленгли.

Они говорили по-английски, но было совершенно ясно, что где-то здесь запрятан микрофон, а запись всегда можно перевести.

— Ещё не ясно, — добавил он.

Он сам поражался своей сдержанности. Он чуждался интриг, шпионажа, сделок. Космонавту необходимо быть сдержанным, отрешённым, неспособным к клевете и интригам, процветающим в метрополии.

В своё время он всегда был готов заняться каким-нибудь делом, и если сталкивался с ложью, то винил в этом себя и был чувствителен к мнению других. Сейчас ему было всё равно. Ведь было так легко уступить, сотрудничать с Чантхаваар и вообще просто плыть по течению. Как узнать, кто прав? Ведь Технон, кажется, представляет порядок, цивилизацию, закон, да и бессмысленно противопоставлять себя двадцати миллиардам человек и пяти тысячам лет истории.

Если бы рядом была Пегги, он сдался бы, а не рисковал своей шкурой ради принципов, в которых он не был уверен.

Но Пегги умерла, а у него осталось совсем мало принципов, чтобы жить дальше. Это не игра с судьбой, в почти безвыходном положении. Ведь он пришёл из общества, которое возлагало на каждого человека ответственность решать самому.

Чантхаваар заявил перед обедом, ещё зевая:

— Пришло время вставать! Но стоит ли пытаться жить перед закатом. Ну что, пойдём?

Когда он повёл их, следом за ними пошли полдюжины телохранителей.

— Для чего они? — спросил Ленгли. — Защита против Общинников?

— Общиннику об этом даже трудно подумать, — ответил Чантхаваар. — Если только они могут думать, в чём я сомневаюсь. Нет, они нужны мне против моих конкурентов. Браннох был бы рад видеть на моём месте некомпетентного преемника. Я много знаю о его агентах внутри Технона. У меня нет долгов, взяток я не беру, поэтому они вынуждены действовать не тонко, а напрямик.

— А чего они добьются, убив тебя? — спросил Блостейн.

— Силы, положения, может, какой-то части моего имущества. Или они могут быть самыми отъявленными моими врагами: я люблю щёлкать их по носу в отличие от многих нынешних влиятельных деятелей. Мой отец был весьма мелким министром на Венере, мать — из общинников. Я получил положение, пройдя множество испытаний, и… растолкав локтями своих братьев, — Чантхаваар усмехнулся. — Неплохая шутка. Конкуренция привела меня в высший класс, признаваемый Техноном.

Неожиданно они оказался в прозрачном трубчатом путепроводе, и его движущиеся кольца подняли их вверх на головокружительную высоту над городом. С этой высоты Ленгли мог видеть, что Лора построена как единое целое: не было отдельно стоящих зданий, все они соединены, а внизу находились сплошные крыши нижележащих уровней. Чантхаваар указал на близкий горизонт, где торчала одинокая решётчатая башня.

— Станция контроля погоды, — сказал он. — Большинство того, что вы видите, относится к городу, Министерскому народному парку, но все, что находится за этой дорогой, — имущество, принадлежащее Тарахою. Он из чудаков, которые стремятся укрыться от природы, и он построил все это.

— Есть ли у вас небольшие фермы? — спросил Ленгли.

— О, Космос, нет! — Чантхаваар изумлённо взглянул на него. — Они есть только на планетах Центавра, но я думаю, трудно придумать что-нибудь менее эффективное. Почти вся наша пища синтезируется, остальное выращивается на министерских землях — действительно, шахты и фабрики — каждая является собственностью какого-нибудь министра. Таким образом, наш класс сам себя содержит, как и Общины, которые на внесолнечных планетах взымают аренду. Здесь человек может иметь то, что он заработал. Государственные работы, так же, как и вооружённые силы, финансируются промышленностью во имя Технона.

— Но что делают Общинники?

— У них есть работа, у большинства — в городах, у некоторых — на полях. Многие работают на себя, как ремесленники или мастера. Технон поддерживает порядок, занимается демографическим контролем и производством, так что экономика функционирует нормально. А теперь сюда — это должно быть вам интересно.

Это был музей. Основная планировка изменилась немного, хотя были какие-то незнакомые приспособления для улучшения обзора. Чантхаваар повёл их в историко-археологический отдел посмотреть века, близкие к их времени, Печально было видеть, как мало дошло — несколько монет,потускневшие вопреки электрическому восстановлению, осколки стеклянного стакана, фрагменты каменной доски с названием какого-то банка, ржавый остов древнего кремнёвого ружья, найденный в Сахаре при проведении ирригационных работ, мраморный обломок какой-то статуи. Чантхаваар сказал, что сохранились ещё египетские пирамиды, часть Сфинкса, несколько бетонных дорог — все, что осталось от уничтоженных городов — обломки дамб в Америке и России, а также несколько кратеров от водородных бомб, а всё остальное, сохранившееся, относится уже не менее, как к 35 столетию.

Время идёт, оно безжалостно к гордым достижениям человека, которые исчезают одно за другим. Ленгли заметил, что посвистывает, как бы придавая себе храбрости. Чантхаваар заинтересованно навострил уши.

— Что это?

— Это окончание девятой симфонии «Freude Schone Gotterfunken» — когда-нибудь слышали?

— Нет, — странно было видеть выражение задумчивости на его костлявом лице. — Это прекрасно. Мне нравится такая музыка.

Они позавтракали на террасе ресторана, где машины обслуживали вычурно одетых с утончёнными манерами аристократов. Чантхаваар оплатил счёт и пожал плечами.

— Я ненавижу кидать деньги в мошну министра Агаза — ему тоже нужна моя голова — но надо признать, он держит хорошего шеф-повара.

Охранники не ели: они были приучены есть редко и быть неутомимыми в своей бдительности.

— Что ж, — сказал Чантхаваар, — основное на верхних уровнях мы осмотрели. Теперь нечто иное. Пойдёмте, опустимся вниз.

Гравитационный лифт швырнул их на дно тысячефутовой пропасти, и они вступили в другой мир. Здесь не было ни солнца, ни неба: стены и конструкции из металла, полы мягкие и упругие, лабиринт узких, плохо освещённых переходов. Воздух достаточно свеж, но весь пронизан дрожью и пульсациями — дыхание гигантских машин, которые и являлись городом. Коридоры-улицы низкие, узкие, полные жизни, движения и шума голосов.

Это были общинники. Ленгли застыл на мгновение на выходе из лифта, наблюдая за ними. Он не знал, что ожидал увидеть одетых в серое зомби, возможно, — но был поражён.

Хаотичная масса напомнила ему о том, что он видел в городах Азии. Одежды — удешевлённый вариант министерской туники для мужчин, длинные платья для женщин, и сплошные униформы — зелёные, голубые, красные, но были и грязные, заношенные. У мужчин — бритые головы, лица отражали смесь всех рас, которые существовали когда-то на Земле. Множество голых детей копошилось и играло прямо под ногами толпы. Не было разделения полов, обязательного для верхних уровней.

Киоск, выступающий из одной из стен, был наполнен дешёвым, грубым фаянсом, и женщина с ребёнком на руках торговалась с его владельцем. Рослый, почти обнажённый носильщик горбился под тяжестью какой-то детали. Двое парней на корточках сидели на середине дороги, играя в кости. Старик со стаканом в руках дремал рядом с входом в таверну. Двое: один в зелёном, другой в красном неуклюже дрались, несколько любопытствующих обступили их. Явно выраженная проститутка соблазняла какого-то работягу со слабоумной физиономией. Худощавый, с острым лицом торгаш — с Ганнимеда, как пояснил Чантхаваар — тихо шептался с жирным туземцем. Богатый, видимо, человек, катил по улице в крошечном двухколесном аппарате, двое слуг расчищали перед ним дорогу. Ювелир сидел в своей будке, выстукивая браслет. Трехлетний ребёнок, споткнулся, с размаху сел на пол, ударился в слезы, на которые никто не обратил внимания, и едва ли он был услышан в этом шуме. Подмастерье сопровождал своего мастера, неся ящик с инструментами, пьяный блаженно раскинулся у стены. Продавец совал тарелки, полные аппетитных, дымящихся кусков, расхваливая нараспев свой товар. Столько сумел увидеть Ленгли, попав в бурлящую толпу. Чантхаваар выудил сигареты, предложил их всем и, взяв себе одну, повёл их дальше — каждый меж двух охранников. Люди оглядывались, таращились на них, возвращаясь затем к своим делам.