Рони, дочь разбойника - Линдгрен Астрид - Страница 7

Маттис так торопил своих разбойников, что они, не доев кашу, вместе с Ловисой побежали к каменной лестнице. Только Лысый Пер остался сидеть перед миской и проклинал свою немощь. Он так ослабел, что не мог идти со всеми на дело.

– Уж очень длинная лестница ведет к этой дурацкой стене, – бормотал он, – и уж очень дрожат мои старые колени.

Утро было холодным и ясным. Первые красные лучи солнца с трудом пробивались сквозь густой лес, окружавший замок Маттиса. Рони увидела это, поднявшись на зубчатую стену. Охотней всего она пошла бы сейчас в лес, в свой тихий зеленый мир. Как ей не хотелось стоять здесь, у этого пролома, по одной стороне которого выстроились разбойники Маттиса, по другой – разбойники Борки и пялили друг на друга глаза.

«Вот, значит, как он выглядит», – подумала Рони, увидев Борку, который, широко расставив ноги и скривив в усмешке огромный рот, стоял перед своими людьми. – Хорошо, что он не такой высокий и статный, как Маттис».

Но Борка был явно очень сильный, тут ничего не скажешь. Ростом, правда, он не вышел, зато какой широкоплечий и крепкий! Его рыжие волосы торчали во все стороны. Рядом с ним стоял еще один такой же красноголовый, но у того волосы лежали ровно, и издалека казалось, что он в медном шлеме. Да, рядом с отцом стоял Бирк, и по всему было видно, что то, что здесь происходит, ему по душе. Он тайком кивнул Рони, будто они старые друзья. Ну и воображала! Чего это он вздумал, борковский щенок!…

– Хорошо, Маттис, что ты так быстро пришел, – сказал Борка.

Маттис мрачно поглядел на своего врага.

– Я бы еще раньше пришел, но меня задержало одно дело.

– Что же это за дело такое? – учтиво поинтересовался Борка.

– Представь себе, стих, который я сочинял поутру. Он называется «Погребальный плач по мертвому Борке». Может, это будет хоть малым утешением для Ундисы, когда она станет вдовой.

Борка полагал, что Маттис тут же вступит с ним в переговоры и не будет скандалить из-за того, что он поселился в Северной башне. Но, увы, его ждало жестокое разочарование. Впрочем, он это сразу понял и здорово обозлился.

– Ты лучше подумай о том, как тебе утешить Ловису, ведь ей, несчастной, приходится ежедневно видеть тебя и слышать твой гнусный голос!

Ундиса и Ловиса, те самые, которых они хотели утешать, стояли друг против друга, скрестив руки на груди, и глядели друг другу в глаза. Судя по их воинственному виду, ни та, ни другая ни в каких утешениях не нуждались.

– Все-таки выслушай меня, Маттис, – снова начал Борка. – В нашем лесу мы больше оставаться не могли, потому что солдаты досаждали нам, как навозные мухи. А ведь куда-то мне надо было деться с женой, ребенком и моими разбойниками.

– Это все понять можно, – сказал Маттис. – Но захватить ни с того ни с сего чужое жилье, не спросив даже разрешения у хозяина, так не поступают приличные люди, у которых осталась хоть капля совести.

– Весьма странные речи для разбойника! – воскликнул Борка. – Разве ты не берешь себе все, что хочешь, ни у кого не спрашивая разрешения?

– Гм-гм… – промычал Маттис.

Он явно не знал, что ответить, хотя Рони и не понимала, почему отец так растерялся.

«Интересно, – подумала она, – какие такие вещи берет себе Маттис, ни у кого не спрашивая разрешения? Это обязательно надо выяснить».

– Кстати, – произнес Маттис после некоторого молчания, – любопытно все-таки узнать, как вы попали в мою башню, чтобы тем же путем вас оттуда вышвырнуть.

– Что ж, попробуй, – ответил Борка. – Ты хочешь узнать, как мы вошли туда? У нас, видишь ли, есть один мальчишка, который с помощью длинной крепкой веревки может забираться на самую высокую стену. – И он потрепал Бирка по рыжим волосам, а тот в ответ улыбнулся. – И вот этот самый мальчишка закрепил наверху веревку, и мы все полезли по ней, а потом преспокойно вошли в башню и свили себе там уютное разбойничье гнездо.

Маттис зубами заскрипел с досады, что ему приходится все это выслушивать.

– Насколько я знаю, – сказал он, – в Северной башне даже нет двери…

– Много ты знаешь о своем замке, хоть и прожил в нем всю жизнь! Была там дверь. Когда этот замок принадлежал дворянину, то его служанки ходили через нее в хлев кормить свиней. Ты хоть помнишь, где находился старый свинарник, когда мы были детьми? Там мы с тобой еще ловили крыс до тех пор, пока не пришел твой отец и не треснул меня по затылку так, что я думал, у меня башка отвалится.

– Да, мой отец всегда правильно поступал! Ни один проходимец из шайки Борки не уходил от него, не получив по заслугам.

– Да-да, – подтвердил Борка. – И эти затрещины научили меня тому, что все негодяи из шайки Маттиса мои враги не на жизнь, а на смерть. А до этого я даже толком не знал, что мы принадлежим к разным родам, да и ты этого не знал.

– Зато теперь я это хорошо знаю, – сказал Маттис, – и поэтому либо нам придется петь «Погребальный плач по мертвому Борке», либо ты со всем своим сбродом уберешься прочь из нашей башни тем же путем, каким в нее проник.

– Не сомневаюсь, что по кому-нибудь из нас «Погребальный плач» петь придется, – сказал Борка, – но из Северной башни я никуда не уйду.

– Это мы еще посмотрим, – сказал Маттис, и все его разбойники дружно поддакнули.

Они тут же схватились за оружие, но разбойники Борки тоже были вооружены, а такая схватка на краю пропасти ничем хорошим кончиться не могла, это понимали и Маттис, и Борка. Поэтому они до поры до времени разошлись, еще раз обругав друг друга для порядка.

Когда Маттис вернулся в свой каменный зал, вид у него был отнюдь не победоносный, так же как и у его разбойников. Лысый Пер подмигнул пришедшим и расплылся в беззубой улыбке.

– Ну, как поживает дикий бык, которого ты хотел схватить за рога и скинуть в пропасть? Как это все прошло? Наверно, раздался такой грохот, что замок затрясся в испуге?

– Глотай свою кашу, старик, если ты еще можешь ее прожевать, и помалкивай, а заботу о быке предоставь мне, – сказал Маттис. – Придет время, я с ним расправлюсь.

Но поскольку, судя по всему, время еще не пришло, Рони отправилась в лес. Дни стали короче. Через несколько часов солнце уже сядет, а ей хотелось успеть побывать и в лесу, и на озере. Водная гладь, освещенная солнцем, казалась расплавленным золотом. Но Рони знала, что никакое это не золото, а вода, и к тому же ледяная. И все же она быстро скинула с себя одежду и ласточкой нырнула в воду. Сперва она вскрикнула, словно от ожога, потом радостно рассмеялась и плавала, и ныряла до тех пор, пока совсем не окоченела. Тогда она выскочила на берег. Дрожа всем телом, она натянула на себя свою кожаную куртку, однако от этого не согрелась, и тогда она побежала.

Рони носилась между деревьями и прыгала через камни, словно тролль, пока не изгнала из тела весь холод и щеки ее не запылали. Но она продолжала бежать, радуясь тому, что ей так легко. С ликующим криком промчалась она между двумя густыми елями и с ходу налетела на Бирка. И тогда гнев снова охватил ее. Даже в лесу ее не оставляют в покое!

– Поосторожней, дочь разбойника! – сказал Бирк. – Неужели ты так спешишь?

– Это тебя не касается, – огрызнулась Рони и помчалась дальше.

Но постепенно она замедлила шаг, ей захотелось оглянуться и посмотреть, что делает Бирк в ее лесу.

А он сидел возле норы, где жила ее лисья семья. И Рони разозлилась еще больше – ведь это были ее лисицы. Она наблюдала за ними с весны, когда малыши появились на свет. Теперь лисята подросли, но все еще возились, как маленькие. Они прыгали, покусывали друг друга и катались по земле перед входом в нору, а Бирк сидел и глядел на них. И хотя он сидел к ней спиной, он каким-то таинственным образом почувствовал, что она стоит за ним, и крикнул, не оборачиваясь:

– Что тебе нужно, дочь разбойника?

– Мне нужно, – ответила Рони, – чтобы ты оставил в покое моих лисят и ушел из моего леса.