Время любить - Козлов Вильям Федорович - Страница 27

Над головой послышался громкий топот, с потолка посыпалась белая пыль.

– Ну сколько мы будем терпеть эту пытку? – взглянула на потолок Оля. – По-моему, они научили свою девчонку специально прыгать со стула на пол, чтобы нам досадить! Отец не может дома работать, сколько раз ходил к ним, даже написал заявление в жилконтору, а они еще больше стали пакостить… Посмотри, что делается в ванной, на потолке кухни! Каждый год заливают нас водой, меня эти потеки раздражают! И мы ничего не можем поделать…

Снова глухой удар, и над головами закачалась люстра.

– Я вчера позвонил им, открыла дверь беленькая такая девочка, смотрит на меня чистыми глазами. «Это ты, – спрашиваю, – прыгаешь нам на головы?» Шмыгает носом, улыбается: «Я прыгаю на пол, мне мама разрешает». Спрашиваю: «Воду на кухне и в ванной тоже ты льешь?» Говорит: «Нет, это мама…»

– Над нами двадцатая квартира? – спросила Оля, вздрогнув от нового удара. – Честное слово, как нибудь потолок рухнет, а уж медная люстра точно упадет кому-нибудь на голову.

– Я даже не знаю, что страшнее – хамство или воровство, – сказал Андрей, морщась от грохота и криков над головой.

– Постучи железякой по батарее.

– Сейчас девочка прыгает, а постучу – мама начнет прыгать, – улыбнулся брат. – Я как-то сказал соседке, что у нас люстра раскачивается над головой, когда ее дочь прыгает… Знаешь, что мне мама сказала? «А у нас нет люстры». Ухмыльнулась и ушла наверх.

Сколько Казаковы здесь живут, столько шумят наверху соседи. Дом после капитального ремонта, и слышимость, особенно сверху, редкостная. Отец не может работать, когда соседская девчонка начинает прыгать над головой. Он все чаще и чаще уезжает из дому. На днях сообщил, что в августе вместе с Павлом Дмитриевичем Абросимовым едут на месяц на озеро Белое, где раньше был детдом, а теперь школа-интернат. Там до сих пор работает учительницей Василиса Красавина, с которой отец и Павел Дмитриевич воевали в партизанском отряде…

Прыжки над головой прекратились, зато басисто, так что в ушах загудело, запел водопроводный кран. Это опять они, соседи из двадцатой квартиры… Наверное, им доставляет удовольствие доводить до белого каления Казаковых! Сколько раз при встрече у лифта с соседкой Оля замечала подленькую улыбочку на ее толстом круглом лице. И видно, соответственно настроенная дочь – как ее звать, Оля не знала – не здоровалась и смотрела враждебно. Отчего бывает такая ненависть одних соседей к другим? Отец ведь даже в лицо не запомнил никого из двадцатой квартиры, словом с ними не перемолвился, пока не вынудили обстоятельства, а вот уже годы продолжается это издевательство. И никто ничего поделать не может. Родители даже поговаривали, мол, нужно бы сменить квартиру, но кто этим будет заниматься?..

Кран скоро захлебнулся, но чуть погодя с новой силой заскрежетал. Гнусные соседи могли специально его на всю ночь оставить открытым, лишь бы досадить Казаковым.

– Кто хоть они? – кивнула на потолок Оля.

– Люди…

– Нет, это не люди, это подонки! – со злостью сказала она и демонстративно зажала уши ладонями.

Андрей взял медный пестик от ступки и стукнул по водопроводной трубе. Немного погодя в ответ раздался такой же стук. Минуту или две они перестукивались, в эту азбуку Морзе включился еще кто-то из соседей. Но скоро, к огромному облегчению брата и сестры, вопль крана прекратился.

– Мне иногда хочется придумать какую-нибудь сирену, чтобы она тоже ревела у них в ушах, – сказала Оля. – Где бы такую достать, а?

– Чем же ты тогда лучше их? – улыбнулся Андрей.

– Ну а как тогда с хамством бороться? Как? – выкрикнула она.

– Не знаю… – ответил брат. – Вот что, я об этом подумаю, а ты иди, сестричка, досматривай свой дурацкий сон с крокодилом, я же пойду в ванну.

– Кто же тебе новую куртку порвал и в ухо заехал? – прищурилась на него Оля. – Кто этот смельчак?

– Послушай, Олька, – вдруг осенило его. – А что, если я съезжу на станцию и… потолкую с этим дельцом?

– Я бы тебе этого никогда не простила, – сердито ответила она и ушла в свою комнату, хлопнув дверью.

Немного погодя дверь приоткрылась, и оттуда высунулась ее растрепанная голова.

– Я считала тебя умнее, Андрей! Может быть, тебя стукнули по голове и ты поглупел?

– Может быть…

Он снял с плиты закипевший чайник, налил в кружку, открыл холодильник, достал эмалированную миску с котлетами. Положил одну на ломоть хлеба, посыпал солью и с удовольствием откусил. Пожевав, отхлебнул чаю и взвыл: кипяток обжег нёбо.

– И все-таки я твоему Бобру с удовольствием заехал бы в физиономию… – пробормотал он, снова принимаясь за бутерброд. – Тот, кто много говорит, слов не понимает…

– Запиши этот убогий афоризм, может, для рассказа пригодится… – послышался из-за двери насмешливый голос сестры.

3

Николай Евгеньевич Луков медленно поднимался по бетонным ступенькам на пятый этаж. Лифт испортился, и в такую жару тащиться наверх было тяжело. Остановившись на лестничной площадке, он достал платок, вытер вспотевший лоб, лысину. Здесь чуть не налетел на него спускающийся вниз Колымагин – редактор издательства. Поздоровавшись, он сказал, чтобы Луков зашел за рукописью.

Николай Евгеньевич заглянул к заведующей редакцией художественной литературы Ирине Николаевне Липкиной. Худощавая, с красивой седой прической, заведующая сидела за письменным столом, заваленным папками, и разговаривала по телефону. Кивнув Лукову, показала глазами на стул, придвинутый к столу.

– … Он уже прислал с курьером расклейку, – негромко говорила она в трубку. – На будущий год? Вы же знаете, что уже план послан на утверждение в комитет… Автор – член этого самого комитета? Придется двоих выбрасывать из плана… Я даже не знаю кого. Алферов ведь выходил у нас в прошлом году… Неужели не может год подождать? Хорошо, я выброшу из плана двух авторов с периферии, но объясняться с ними будете вы сами.

Ирина Николаевна бросила трубку на рычаг, невидяще уставилась на Лукова.

– Ну разве можно так? – пожаловалась она. – План сверстан, отпечатан на ротаторе, и вот теперь придется вставлять туда Алферова! Да он и так во всех издательствах каждый год издается…

– Ирина Николаевна, Алферов купил за баснословные деньги дачу в Красной Пахре, теперь строит баню по эстонскому проекту. Ему сейчас деньги позарез нужны… – добродушно сообщил Николай Евгеньевич.

– Да, с ним не стоит ссориться, – заметила Липкина. – Очень влиятельный человек. Главный редактор сказал, что был звонок и чтобы мы Алферова немедленно вставили в план.

– Алферов – друг секретаря правления, – подхватил Луков. – Они вместе в университете учились.

– То-то его снова выдвинули на Государственную премию, – сказала Ирина Николаевна. – Этот раз на всесоюзную. Ведь в книжке всего одна новая повестушка, а так все переиздания… Кстати, взгляните на наш план. Книжка Алферова – тридцать листов, нужно минимум двух авторов выбросить. – Она достала из ящика письменного стола сброшюрованную книжку и протянула Лукову.

Тот быстро отыскал художественную редакцию, внимательно прочел несколько страниц с аннотациями на новинки и переиздания.

– Зачем вам двух авторов выбрасывать? – сказал он. – Перенесите на будущий год какой-нибудь альманах или коллективный сборник. Например, вот этот, про экспедицию на Северный полюс.

– Главный не согласится, – вздохнула Ирина Николаевна. – Придется молодыми пожертвовать… Они хоть жаловаться не станут… – Она достала с полки две толстые папки: – Возьмите на рецензию новый роман Казакова.

– Казакова? – переспросил Луков. На губах его появилась легкая улыбка. – Наш пострел везде поспел…

– Что вы сказали?

– Я возьму роман, – проговорил он, взвешивая в руке рукопись.

– Только не тяните с рецензией. Еще главный редактор хотел прочесть.

– Главному-то зачем читать? – удивился Николай Евгеньевич. – Он что, вам не доверяет?

– Уж скорее вам, критикам, – улыбнулась Липкина. – Главный у нас новый, он почти все читает.