Витька с Чапаевской улицы - Козлов Вильям Федорович - Страница 60

Немцы уехали и больше не появлялись. Во второй раз она с ними повстречалась на лесной дороге, вместе с Таней.

Серая хмарь над головой рассеивалась. Вершины деревьев часто кивали, будто подгоняли белесые с рваными краями облака. В голубые окна весело проглядывали солнечные лучи. Иногда ветер пикировал вниз и подергивал мелкой рябью ручей. С берега в воду неслышно скользнула желтая змейка и, изящно изгибаясь, поплыла. Блестящую с крошечными глазками головку змейка надменно держала над водой.

— Ядовитая? — спросила Верочка.

— Медянка, — ответил Витька, наблюдая за змеей. — Говорят, днем укусит, а к заходу солнца человек умирает.

— Красивая, — сказала Верочка. — Даже не верится, что она такая ядовитая.

Верочка, наклонив голову, смотрела, как змея углубилась в прибрежную осоку. Высокая трава покачалась и снова замерла. Змея исчезла. Острые коленки девчонки — в царапинах, глаза широко раскрыты, в волосах — желтые сухие иголки.

— Завтра они уходят на фронт, — сказала Верочка. — А мы куда?

— Не возьмут — пойду пешком за ними… Подумаешь, голова! У меня уже ничего не болит.

— А мы? — повторила Верочка. — Я и Алла?

— Надо тебе было остаться у тети Клавы, — сказал Витька. — Дом большой. Работала бы на фабрике.

— Я не могла одна… Тетя Клава приглашала только меня, а Аллу нет. Я не могла Аллу бросить.

— У Аллы другое на уме, — с горечью сказал Витька.

— Честное слово, ей совсем не нравится этот противный Илюша, — с жаром возразила Верочка. — Просто ей… скучно. Потому она и пошла с ним в город.

— В город? — вскочил с места Витька. — Когда?

— Ты даже покраснел!

— Давно они ушли?

— Ты не убивайся, — сказала Верочка. — Посмотрят кино, поедят мороженое… я бы тоже с удовольствием съела хотя бы одну порцию… и вернутся. К ужину.

— С чего ты взяла, что я переживаю?

— По лицу сразу видно, — сказала Верочка. — Только у плохих людей никогда ничего на лице не видно…

Витька снова сел в траву и сделал равнодушное лицо.

— Кино, мороженое… Чепуха какая-то!

— Илюша и меня приглашал, а я не пошла.

— Чего же так?

— Не захотела.

— Не верится, чтобы ты отказалась от такой роскошной жизни.

— Мне не нравится этот Илюша, — сказала Верочка. — Он какой-то…

— Пускай погуляют, — беспечно сказал Витька и выплюнул травинку.

Верочка нагнулась к нему и посмотрела в глаза. Губы ее чуть заметно дрожали.

— Какие вы все ненастоящие! И Сашка, и ты… Говорите одно, а думаете другое… Один Коля никогда не врет. Я ведь вижу, что ты страдаешь. А делаешь вид, что тебе на все наплевать. Как будто человек не имеет права страдать… Почему вы такие?

— Ты хотела, чтобы я плакал-рыдал?

— Ты плачешь, — сказала Верочка. — Там, внутри, ты плачешь… Внутри тоже есть глаза, только они ничего не видят, зато все чувствуют.

— С какой стати я должен плакать? — усмехнулся Витька. — Я вообще не умею плакать, было бы тебе известно.

— Значит, у тебя внутри ничего нет. Ты — чурбан.

— Чурбан, — согласился Витька.

— А я все чувствую и поэтому все время страдаю… Не надо было ей идти с ним в город. Я не знаю почему, но чувствую, что не надо.

— Что тут особенного? Люди пошли в кино…

— Ты вовсе не чурбан, — сказала Верочка. — Просто у тебя такой характер. Железный.

— Что-то не трубят на обед, — сказал Витька.

— Мне не везет в любви… — продолжала Верочка. — Влюблюсь, а он на меня и не смотрит.

— Кто же это он? Сашка?

— Сашку я жалела, — вздохнула Верочка. — Он только и думал о своем животе. Людей, которые думают о чем-нибудь одном, я всегда жалею. Они очень бедные…

— И меня жалеешь? — Витька с любопытством смотрел на нее. Впервые видел он Верочку такой. — Нет, — сказала она.

— И на этом спасибо.

— Алла красивая… В нее все влюбляются. А в меня еще никто не влюбился ни разу. Почему так бывает: в одного человека многие-многие влюбляются, а в другого — никто?

— Несправедливо, — согласился Витька. И непонятно было, всерьез он это сказал или иронически.

— Ты почувствовал бы, если бы в тебя кто-нибудь влюбился и скрывал это?

— В меня тоже никто не влюблялся.

— Нет, — живо возразила Верочка. — Ты просто не можешь это почувствовать. Ты грубый. Не ходишь в театр. А если бы почаще ходил, то научился бы чувствовать.

— Это точно, театр виноват… — сказал Витька.

— Когда кончится война, я тебя обязательно в театр сведу. Мы с тобой посмотрим все лучшие спектакли, послушаем оперы…

— И я стану культурным и научусь чувствовать…

— Чувствовать прекрасное, — подхватила Верочка, не замечая его насмешливого тона. — В нашей жизни много красивого, только не все это видят.

— Выдумщица ты, — сказал Витька.

Послышался шум моторов. Все ближе, громче. Витька по звуку определил: «юнкерсы»! Облака все еще пролетали над соснами и елями. Ветер встряхивал остроконечные вершины, пощелкивая листвой, тоненько посвистывал в дуплах. С деревьев долго, с частыми пересадками падали на землю рыжие иголки.

«Юнкерсы» прошли невысоко, но их все равно было не видно. На какое-то время все остальные звуки растворились в мощном металлическом рокоте. Это был предостерегающий грохот надвигающейся грозы, рев пока смирной железной бури, вой разгоряченного металла, готового каждую секунду обрушиться на все живое.

Когда самолеты прошли, Витька поднялся с травы и, глядя в ту сторону, куда они улетели, сказал:

— Любовь, любовь… Какая сейчас может быть любовь?

Алла и Илья вернулись к ужину. Ординарец что-то шепнул ей на ухо и ушел за стол к бойцам. Алла молча присела рядом с Верочкой и Витькой. На ужин была тушеная картошка с мясными консервами.

Грохотов быстро доел свою порцию, встал из-за стола и ушел к ручью. На Аллу он даже не посмотрел. Впрочем, и Алла не обратила на него никакого внимания. Она задумчиво ковырялась ложкой в алюминиевой миске. Ела Алла без аппетита. Заметив это, Верочка спросила:

— Наверное, десять порций мороженого съела?

— Сто, — усмехнулась Алла.

— Сто порций Илюша в жизнь не купит. Он тут же умрет от разрыва сердца.

— За что ты его не любишь?

— У него рот до ушей, хоть завязочки пришей, — засмеялась Верочка. — И не закрывается.

— Перестань, — оборвала Алла.

— Это хорошо, что ты его защищаешь… Он ведь тебя мороженым угощал и в кино водил.

— Мне не нравится твой тон, — сказала Алла.

— А мне не нравится твой Илюша, — вспылила Верочка. — Ты слепая и глухая… Человек в тебя влюблен, а ты…

— Это ты о Викторе? — спросила Алла.

— Если бы он в меня влюбился, я была бы самая счастливая!

— Ты ему как раз подойдешь…

— Сердцу не прикажешь, — совсем как взрослая, сказала Верочка и вздохнула.

Алла озадаченно посмотрела на нее и улыбнулась.

— Это ты правильно сказала.

— Я ужасно какая несчастливая, — сказала Верочка и, нахмурив лоб, продекламировала:

Но ежели для истинной любви

Страдание всегда необходимо,

То, видно, уж таков закон судьбы.

Научимся носить его с терпеньем…

Алла изумленно уставилась на нее.

— Ты просто кладезь мудрости!

— Это Шекспир, — сказала Верочка. — Моя мама часто это повторяла…

— Еще что-нибудь знаешь про любовь?

— Еще… — Верочка на секунду задумалась и с чувством прочла; В душе померк бы день и тьма настала вновь, Когда бы из нее изгнали мы любовь.

Лишь тот блаженство знал, кто страстью сердце нежил, А кто не знал любви, тот все равно что не жил…

— Тоже Шекспир?

— Мольер

— Откуда ты все это знаешь?

— Мама вслух разучивала свои роли, — ответила Верочка. — Мама во многих театрах играла. И в драматическом и в оперном. Ходит по комнате и на разные лады повторяет. И в зеркало смотрится. Я всегда раньше нее все роли запоминала.

Алла стала задумчивой и грустной.

— В душе померк бы день… Повтори еще раз.

Верочка повторила.

— Значит, я все равно что не жила, — сказала Алла. — Ты знаешь, Верочка, я никогда не любила… Девчонки в классе влюблялись каждый день, записки писали, а я нет. Ни разу.