Валерка-Председатель (Рассказы) - Козлов Вильям Федорович - Страница 16

— Белка, Белочка, — зовет он, — кс-с-с… кс-с…

Белка не шелохнется, скрытая густой листвой. Валерка ждет. Наконец слышится жалобное мяуканье — и Белка, царапая кору и роняя сучки, боком спускается вниз.

— Белочка, — гладит ее Валерка, — испугалась косого? А где же наша бабушка?

Он роняет корзину с грибами и орет:

— Бабушка-а-а! Ау-у-у…

«Ушка-а! У-у-у…» — дразнится эхо.

Лес притих, притаился.

У Валерки тревожно колотится сердце. Он кричит до звона в ушах, до хрипоты. И только громкое эхо насмешливо отвечает ему. Валерка стоит один в сумрачном лесу и озирается. Над головой сердито шумят, качаются деревья. «Почему-то птицы молчат?» Валерка садится на мягкий мох. В горле щиплет, и все кругом колышется, прячется за мутную пелену.

Мальчик грязным липким кулаком, от которого пахнет грибами, сердито вытирает слезы и, постукивая себя по лбу костяшками пальцев, задумывается. Рядом кто-то ворчит, хрустит костями. Это Белка уплетает мышонка, того самого, что с перепугу выпустила из когтей, когда от зайца шарахнулась. Валерка встает и бредет куда глаза глядят.

«Мяу-у-у…» — тоненько мяучит Белка. Валерке слышится: «А как же я-я!»

Возвращается к дереву и берет кошку на руки.

Долго пробирался Валерка с кошкой на руках по глухому бору. Облако закрыло солнце, и в лесу стало сразу прохладно и темно. На соснах затрещала, защелкала отставшая от стволов и свернувшаяся в трубки красноватая кора. Попалось несколько белых. Равнодушно сорвал их и бросил в корзину. Белка вдруг забеспокоилась и стала вырываться. «Без нее совсем станет страшно», — подумал Валерка и еще крепче прижал кошку к себе. Но Белка выпустила когти и, больно оцарапав шею, вырвалась. Приподнявшись на задних лапах, стала принюхиваться. Зевнула во весь рот и, оттачивая когти, заскребла по коре сосны, затем махнула Валерке пушистым хвостом и потрусила в противоположную сторону. Вот она нырнула под большой куст, обсыпанный черными волчьими ягодами, и исчезла из глаз. Валерка заволновался. Снова мелькнул белый хвост в зарослях пламенеющей костянки, уже там, у самой опушки бора. Сейчас Белка скроется за толстыми стволами деревьев! И прощай! Валерка бросился за ней, оглашая бор отчаянным криком:

— Белка! Белочка-а… подожди меня!

Ничего не видя перед собой, кроме Белкиного хвоста, с размаху налетает на большую муравьиную кучу. Корзинка выскальзывает из рук, грибы рассыпаются. Отплевываясь от пахучих муравьев, успевших забраться даже в рот, Валерка вскакивает на ноги и, чувствуя, как муравьи щекочут грудь и живот, снова бросается за Белкой.

Сердце бухает на весь лес. Стучит в висках, в кончиках пальцев. Валерка задыхается, а Белка, легко перепрыгивая через мелкий бурелом, бежит себе и бежит далеко впереди. Догнать ее нет больше сил, и Валерка сдается. Зацепившись ногой за корягу, падает на жесткий седой мох. Над ним, раскачиваясь, все сильнее шумят деревья. Тук! Тук! Тук! — где-то совсем рядом долбит кору дятел. Валерка открывает глаза и, словно из колодца, видит в голубом небе хлопья быстро бегущих облаков. Глухо рокочет гром, и сразу же по вершинам деревьев проносится сильный порыв ветра. Голубое окошко над головой затягивает плотная серая занавеска. Еще больше темнеет вокруг, еще сильнее раскачиваются деревья. И вдруг они начинают стонать протяжно и жутко. Умолкает, забившись в сухое дупло, дятел. С жалобным писком мелькает и тут же теряется в листве стайка длиннохвостых синиц. Мимо Валеркиного носа, таща на спине большущего комара, торопливо ползет одинокий красный муравей. Еще немного — и он скроется в своей хвоистой муравьиной куче. Вся живность лесная притаилась в своих домиках, молчит. Только Валерке негде укрыться. Совсем один он в этом большом страшном лесу.

К тягучему стону деревьев присоединяется нарастающий вой ветра. И вот деревья, как по команде, нагибают макушки в одну сторону и замирают, напряженно дрожа. Ярко-голубая вспышка, короткое тягостное затишье — и ужасающий грохот подбрасывает, дробит небо над головой. Тревожно шелестят первые капли. Они барабанят по листьям где-то сверху, пока не падают на землю. Наконец, пробившись сквозь ветви, гулко шлепается Валерке на лоб большая теплая капля, вторая клюет в голову… И вдруг что-то мокрое, мохнатое суется прямо в лицо. Валерка вскакивает на ноги и орет дурным голосом:

— Ма-а!

Но что это? Перед ним стоит Белка, смотрит своими умными глазами, словно спрашивает: «Страшно одному?» Дождь местами прибил ее шерсть, и Белка вроде стала меньше. Валерка шепчет какие-то ласковые слова, прижимает кошку к себе, нежно гладит. Снова полыхает молния, грохочет гром. Хлынул ливень. Прикрыв Белку грудью, Валерка уткнулся лицом в мох. Дождь хлещет в спину, вода, стекая с волос, попадает в нос, глаза, но на сердце легче: Белка, теплая, живая, тут, рядом!

— Белка, — говорит Валерка, — давай дружить?

«Давай», — мурлычет Белка.

Ливень умолк, но долго еще с деревьев, перезваниваясь с листвой, брызгает звонкая капель. Валерка, промокший до нитки, идет по блестящему, обновленному бору за взъерошенной Белкой.

По макушкам деревьев унеслась вдаль мрачная грозовая туча, и первый несмелый луч, выглянувший из косматого клубящегося облака, осветил бор розоватым светом.

«Ку-ку! Ку-ку!» — закуковала рядом кукушка.

— Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить? — спросил Валерка.

Кукушка оказалась на редкость щедрой. Накуковала Валерке двести пять лет, а Белке — сорок.

Белка осторожно шагает впереди. Иногда с кружевных листьев папоротника на нее брызжет вода. Белка дрыгает лапой и недовольно фыркает. Увидев закрасневшуюся в мокрой зелени бруснику, Валерка плюхается на колени и горстями запихивает сладко-кислые ягоды в рот. На маленьких глянцевых листьях брусники дрожат, сверкают капли. Валерка ест вкусную ягоду, а Белка, чутко поводя ушами на слышные только ей ласковые шорохи, сидит рядом и терпеливо ждет.

Вот и Черная речка! Узкий ручеек вздулся и, обрушиваясь на валуны, сердито ворчит. Помутневшая вода пенится, кружит в водовороте кору, листья, хвою.

Белка по камням подбирается к воде и, наклонив набок голову, смешно жмуря глаза, лакает. Валерке хочется схватить ее и зарыться лицом в белую мокрую шерсть, но… Белка моется. Лапой приглаживает длинные редкие усы, чистит маленький розовый нос, чешет за ушами.

Валерка терпеливо ждет.

Пусть умоется, причешется. Неудобно ведь растрепой возвращаться домой!

— Ну все, Белка? — серьезно, как ровне, говорит Валерка. — Теперь домой!

ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ

Незадолго до того как идти в школу, к Валерке пришел Вовка Шошин.

Он за лето еще вырос на полголовы. Стал черный, как цыган. Только зеленые глаза ничуть не изменились. Все такие же хитрющие.

— Здравия желаю, — по-военному сказал Вовка и дотронулся двумя пальцами до желтого вихра.

— Привет, — сказал Валерка (он сидел во дворе на скамейке и обертывал новые учебники толстой голубой бумагой).

— Где мой бинокль? Не потерял? — миролюбиво спросил Валерка.

Вовка засучил рукав своей клетчатой ковбойки и, краснея от напряжения, стал сгибать руку в локте.

— Потрогай-ка! — пропыхтел он. — Крепкие, как железо…

Валерка потрогал. Мускулы у Вовки и правда стали крепкими.

Только до железа им было еще далеко.

— Все лето на турнике подтягивался, — самодовольно улыбаясь, сказал Вовка. — Я теперь в классе буду самый сильный!

— Бинокль принес? — снова спросил Валерка.

— Это тот, который ты мне давал на лето?

— Ты что, потерял?

— Нет… — сказал Вовка. — Такие вещи не теряют.

— Где же он?

— Дома, — вздохнул Вовка. — Хоро-о-ший бинокль! — Он почесал пальцем за ухом и вдруг сказал: — Знаешь, я за лето здорово привык к твоему биноклю, не могу без него жить… Не надо было надолго отдавать.

Валерка закатал рукав своей белой рубашки, напряг мускулы.

— Жми изо всей силы!

Вовка сжал.

— Ничего, — сказал он, — крепкие… Только мои крепче.