Соколиная охота - Александрова Наталья Николаевна - Страница 23

Надежда Николаевна не была верующей. То есть она вполне допускала существование высшей силы.

И уважала веру других, ведь вот даже Альберт Эйнштейн был глубоко верующим человеком. И вера не шла вразрез с его научным мышлением. Однако в трудных делах Надежда всегда предпочитала надеяться только на свои силы. Захочет бог ей помочь – милости просим! А если нет, то уж как-нибудь сами справимся, раз недостойны оказались.

В углу снова раздалось подозрительное шуршание.

Надежде показалось даже, что она видит усатую морду. Мелькнула тень с длинным хвостом, а может, так почудилось в мигании слабой лампочки, но Надежда Николаевна вскочила с ящика и заорала:

В окошечке на двери показалось лицо Стручка.

– Чего разоралась? – заворчал он. – Ночь, между прочим, я спать хочу.

продолжала Надежда, прибавив громкости.

– Заткнись! – заорал в свою очередь Стручок. – Сейчас дверь открою и так врежу – язык в глотку затолкаю!

Надежда замолчала, припоминая, как там дальше у Пушкина, а вовсе не потому, что испугалась Стручка.

– Сиди и не чирикай, – успокоился Стручок, – а не то хуже будет…

заревела Надежда раненым бегемотом.

закончила она на победной ноте и поклонилась в окошко.

Страх перед крысами пропал, очевидно, вышел криком. Надежда посмотрела на Стручка снисходительно – уж больно худосочный и щуплый, так, мелкая человеческая сволочь…

– Поаплодировал бы, – предложила она, – а не то дальше орать буду. Я еще много стихов знаю… «Мужичок с ноготок», например, это про тебя… «Однажды в студеную зимнюю пору!» – заорала она, но прервалась:

– Значит, я буду орать, пока те сверху не придут, а им скажу, что ты плохо со мной обращался – бил, например. А у меня сердце больное, от побоев помереть могу. Так что тебе мало не покажется, Витьку только волю дай, уж я-то знаю!

Очевидно, Стручок тоже знал, потому что подошел ближе к окошечку и спросил довольно мирно:

– Чего тебе надо?

– Воды, – призналась Надежда. – Пить очень хочется.

– Ладно, – Стручок помедлил, что-то соображая. – Только я дверь открыть не могу, так что подойди ближе, я горлышко бутылки в окошко просуну.

Надежда знала, что дверь он открыть может – она успела заметить, что дверь ее узилища запиралась снаружи на большую ржавую щеколду, – но сделала вид, что поверила паршивцу. Он завозился где-то неподалеку, потом в окошке показались его паскудно бегающие глазки:

– Держи, мочалка старая, пей! – И в лицо Надежде полетела струя едко пахнущей жидкости, по виду – обыкновенной мочи.

Надежда ожидала от негодяя очередной подлости и успела отскочить от окошка, так что только слегка подпортила костюм. Но тем не менее она жутко разозлилась. Она огляделась по сторонам. Какой там страх перед крысами, она даже хотела, чтобы парочка этих неприятных созданий пришла познакомиться с ней поближе. Надежда с удовольствием бы с ними сразилась, чтобы выпустить излишки злости.

– Ты не попал, – сказала она спокойно Стручку и отошла от окна.

Тот злобно заорал что-то матерное в коридоре.

Надежда кружила по камере, как голодный тигр по клетке. Переполнявшая ее злость требовала выхода, «Не может быть, – думала Надежда, – не может быть, чтобы такие, как Стручок, одержали надо мной верх. Как это они говорят? Против лома нет приема…

Это значит, что здесь, в подвале, нужно только уметь драться и убивать. Здесь не нужны ни мой жизненный опыт, ни годы учебы, ни мои знания. Сколько книг я в своей жизни прочитала, сколько пьес посмотрела, сколько музыки слышала! И это все зря? Если бы на моем месте сидела какая-нибудь обезьяна, она была бы в таком же беспомощном положении. Хотя что это я? Шимпанзе, например, очень сильное животное, не говоря уж о горилле…»

Надежда представила, как горилла расправляется со Стручком и остальными, и ей стало легче.

«Ну, раз уж я не горилла и не могу их всех придушить, то нужно призвать на помощь интеллект. Нужно обмануть Стручка и попытаться выбраться отсюда, пока не пришли остальные бандиты. Уж больно неохота умирать такой ужасной смертью. Вряд ли удастся с ними договориться».

Она вспомнила про пощечины, которыми наградил ее Дух, и поняла, что не хочет ни о чем с ним договариваться.

Проходя в пятый раз мимо самого дальнего угла, Надежда заметила там, в углу, маленькую узкую железную дверцу. Собственно, дверцей ее можно было назвать с большой натяжкой – просто лист железа, прибитый к стене, причем с той, другой стороны.

Ручки на дверце не было, и Надежда решила, что она должна открываться в ту сторону.

Она крадучись подошла к окошку и поглядела в него. Виден был кусочек коридора. Стручок куда-то делся, может, ушел наверх. Надежда решила рискнуть.

Она подошла к дверце и с разбегу ударила ее здоровой ногой. Был шум, но никакого положительного действия. Надежда попробовала плечом, и лист закачался.

На ощупь он был старый и ржавый. Надежда утроила усилия, теперь уже дверца ходила ходуном, и вот наконец что-то упало с той стороны, и дверца поддалась.

Надежда, согнувшись в три погибели, выползла в соседнее помещение. На первый взгляд она зря потратила столько усилий – это была такая же комната с низким потолком, что и та, где бандиты держали ее, с той разницей, что света не было вообще. Надежда метнулась к входной двери, она, естественно, была заперта. Немного света попадало через дверцу, а дальние углы тонули во мраке. Идеальное место для крыс…

Надежда вздохнула и решила все же обыскать комнату – так, на всякий случай. Идя вдоль стены, она споткнулась, и, чтобы не упасть, оперлась рукой о землю. Внизу было влажно. Она потыкала перед собой костыликом. Тот постучал о железо. Надежда нагнулась и подняла обрезок ржавой трубы. Сваечка была тяжеловатой, не то что алюминиевый костыль, и очень удобно было стукнуть ею кого-нибудь по голове.

«Пригодится», – обрадовалась Надежда и дальше, в самом углу, обнаружила торчащий из стены кран.

Земля была влажной потому, что из крана слегка капало, а обрезок трубы, очевидно, остался, когда меняли кран.

Не веря своему счастью, Надежда покрутила кран.

Хлынула холодная вода. Надежда дала ей сойти и напилась прямо из крана, рассудив, что лучше пить сырую и грязную воду, чем не пить вообще и умереть от жажды.

Жить стало легче, в голове прояснилось, и спать совсем не хотелось. Надежда вернулась в свою камеру, а дверцу просто прислонила к стене. Затем она походила по комнате, оглядываясь на дверь и кое-что прикидывая, и, отбросив последние сомнения, занялась приготовлениями. Она вытащила из куртки прочный синтетический шнур и привязала им тяжеленькую сваечку над дверью. Тут очень кстати послышались шаги возвращающегося Стручка, и Надежда, бросившись ничком на пол прямо напротив окошечка, жалобно застонала.

Стон ее не произвел на Стручка никакого впечатления. Надежда застонала погромче, потом помолчала немного и снова издала стон, краем глаза заметив в окошке лицо своего стража. Стручок внимательно рассматривал Надежду, и она постаралась придать своей позе как можно больше правдоподобия – женщине плохо, она от слабости не может встать.