Гончая. Тень короля - Федотова Надежда Григорьевна - Страница 55

— Давай, — кивнул Ивар. — А что Мэдок?..

— Не хочет, — коротко ответил наемник. — Еле-еле два слова из него выжал… Ну да пускай, я ж не без понятия. Лучше не трогать пока, сам отойдет через денек-другой.

— И то верно, — согласился Айзек. И принял из рук Ивара полную чарку. — Помянем, братцы. Хороший был парень Ласер…

Остальные молча кивнули.

Выпили, не чокаясь. И, переглянувшись, заткнули бочонок пробкой. Вино было отменное, но к его терпкой сладости примешивалась горечь утраты. Ласер был действительно славный парень.

Глава 14

Нэрис пошевелилась на жестком соломенном тюфяке и медленно открыла глаза. Вокруг было темно. Правда, на этот раз сухо, что уже само по себе не могло не радовать. "Где я?.. — подумала девушка, приподнимаясь на локте. И тут же, охнув, упала обратно — локоть пронзила острая боль. — Неужто перелом?.. Нет, кость вроде цела… Наверное, это я еще тогда, на корабле, во время шторма ударилась — когда падала". Она повернулась на бок, стараясь не задеть поврежденную руку, и вгляделась в темноту. Место было ей незнакомо: какая-то маленькая комнатушка без окон, с голыми каменными стенами и круглым потолком. Над тюфяком — небольшой деревянный крест, тут же, возле постели — огарок свечи в глиняном подсвечнике. "Наверное, сквозняком задуло, — поняла Нэрис, осторожно садясь. — Так где же это я? Уже не в море — точно. На твердой земле… А как я сюда попала? И где капитан Хант, где Чарли?.."

Леди МакЛайон прищурилась и внимательным взглядом окинула свое пристанище. Глаза понемногу привыкли к темноте, поэтому дверь (точнее — просто дверной проем, занавешенный плотный войлочным пологом) отыскалась быстро.

— Надеюсь, это не логово пиратов, — тихо пробормотала девушка, поднимаясь на ноги. Слушались они плохо, но, кажется, были целы и невредимы. Уже хорошо. Ведь, помнится, "Альбатрос" врезался в скалу?.. Да еще и со всего размаху! Тут и переломы за счастье, лишь бы живой остаться… "Хотя как я вообще выжила после такого — совершенно непонятно! — подумала она, неуверенно взявшись за край полога. — По всему было ясно — не жильцы мы… Ой. Что это на мне надето? Рубище какое-то колючее. А где мое платье? И кто его с меня снял?"

— Одни вопросы, — с тяжелым вздохом констатировала она, протянув руку к пологу. — Ну что же, попытаемся найти на них ответы… Ай!

Полог отдернули с другой стороны. В глаза ударил яркий дневной свет.

— Очнулись? — улыбнулся возникший на пороге комнатки невысокий пожилой человек в длинном черном одеянии. Нэрис, щурясь, кивнула. У нее отлегло от сердца — никакими пиратами тут и не пахло. "Монах? Ну, точно — монах!.. Вон и крест на груди… И лицо такое благостное".

— Здравствуйте, святой отец, — с облегчением сказала она. — Наверное, это вас мне стоит поблагодарить за свое чудесное спасение?..

— Благодарите Господа, дочь моя, — возвел очи горе монах. — Ибо это воистину чудо! Ваш корабль разлетелся в щепки у подножия Скеллига, и мы не смели надеяться, что кто-то выживет… Я — брат Августин.

— А меня зовут Нэрис, — сказала она. — Нэрис МакЛайон. Брат Августин, вы сказали — Скеллиг?.. Скеллиг-Майкл?

— Он самый, — кивнул старец. — Как вы себя чувствуете, дочь моя? Ваша рука…

— О, ничего страшного! — снова улыбнулась Нэрис. — Кость цела, просто сильный ушиб и царапина. Если у вас найдется чистая тряпица и что-нибудь, чем можно обработать рану…

— Разумеется. Я как раз за тем сюда и шел. Уж простите, что так запоздал, да только спутникам вашим куда как сильнее досталось — пришлось повозиться!..

— Спутникам?.. — распахнула глаза леди. — Они живы?!

— Слава Богу, — кивнул он. — Живы, оба. И один даже в сознании… Хотя, да простит меня Господь, лучше бы он пребывал в беспамятстве. Невозможный ругатель!.. Такого наслушались, пока плечо ему зашивали…

— Чарли, — сразу поняла она. И добавила, удивляясь сама себе:- Простите его, брат Августин, я уверена, он не со зла. Просто не умеет по-другому! Характер такой… наверное.

— Это я понял, — тяжело вздохнул монах. — Да и наживую зашивали ведь, от боли еще не так заругаешься. А приглушить ее у нас нечем. Спиртного не держим, а настойку подходящую братья с собой забрали…

Он запнулся на полуфразе и быстро добавил:

— Да что же это я тут жалуюсь?.. Вам ведь тоже не сладко. Пойдемте, я перевяжу ваш локоть. Как бы зараза какая в рану не попала!

— Не беспокойтесь, — поспешно сказала девушка. — Я всё сделаю сама, мне не привыкать. С нами и так столько хлопот!.. Это бинты?

Брат Августин кивнул и протянул девушке аккуратно завернутые в чистую холстину длинные тряпичные полосы. Потом вынул из-за пазухи маленький мешочек, в котором что-то звякнуло, и пояснил:

— Здесь серебряная вода и целебная мазь для скорейшего заживления. Немного, но должно хватить. Вы уверены, что справитесь сами?.. Я мог бы попросить кого-нибудь из послушников…

— Нет-нет, — замотала головой Нэрис. — Мне и так уже неловко… Я наложу себе повязку, брат Августин, можете быть спокойны.

Она помялась и все-таки спросила:

— А второй мой спутник? Что с ним? Что-нибудь серьезное?

— Жить будет, — отозвался монах. И печально сдвинул брови:- Но лицо ему восстановить, увы, не в наших силах!..

— Лицо?..

— Когда корабль разбился, вас выбросило на камни, — пояснил брат Августин. — Вы, дочь моя, упали удачнее всех — на этого богохульника с рваным ухом. Он, в свою очередь, отделался синяками, вывихнутым коленом и порванным плечом. А что касается третьего… Мы ведь нашли его только с четверть часа назад! С другой стороны острова, под обломками, отнесло волной, наверное. Крепкий мужчина, ведь считай, всю ночь в холоде да одежде мокрой пролежал… И живой! А что до ран его — видно, сильно головой ударился, сознание потерял да и проехался лицом по самым камням. Нос сломал, кожу содрал чуть не до мяса… Ох, Господи, да что ж я вам такие страсти рассказываю?!

— Все в порядке, брат Августин, — медленно сказала Нэрис. — Вы меня не напугали… Бедный капитан Хант! Если бы не он, мы б ведь точно все утонули… И ему же больше всех досталось!.. Скажите, брат, а я могу его увидеть?

— Можете, — ответил старец. И добавил, подумав:- Но не советую. Не лучшее зрелище для женских глаз.

— С вашего позволения, я все-таки рискну.

— Что ж, дело ваше… Он вон в той келье, крайней слева, — вытянул руку монах. — Не ошибетесь, их всего шесть.

Она проследила за его жестом и кивнула:

— Благодарю вас.

— Не за что, дочь моя, — улыбнулся монах все той же кроткой улыбкой. — Если вам что понадобится — пошлите за мной кого-нибудь из послушников… Кстати, платье ваше забрали паломницы — обещали выстирать, высушить и принести. Денек пригожий, думаю, к вечеру управятся.

— Хорошо, спасибо, — Нэрис снова кивнула и, проводив взглядом его сгорбленную спину, шагнула за порог. Все равно внутри слишком темно, а свечу зажечь нечем… Девушка обогнула стену кельи и остановилась, прижав к груди узелок с бинтами. Она стояла на узкой, кое-где поросшей жалкими кустиками травы площадке. Справа и слева — приземистые монашеские кельи, до странности похожие на пчелиные ульи. Вниз, извиваясь змеей, уходят широкие неровные ступени: от площадки до самых почти прибрежных камней. Над головой — причудливо загнутые скалистые зубцы утеса, засиженные птицами. А вокруг — море. Синее-синее, гладкое, ровное… Такое спокойное в солнечный погожий день!

Нэрис не смогла удержать в груди восторженный вздох — вид был поистине божественный!.. Она много слышала об утесе Скеллиг-Майкл, но никогда не видела его даже вблизи. "Не было бы счастья, да несчастье помогло, — подумалось ей, — как же тут красиво! И тихо. И так… умиротворяюще, что ли!.. Сразу чувствуется, не простое место. Святое. Я, конечно, не праведница, но… Как же на душе легко сразу стало!" Она улыбнулась своим мыслям и присела на невысокий каменный поребрик, что опоясывал площадку. Развернула холстину. Бинты были вылинявшие, кое-где истрепавшиеся, но безукоризненно чистые. "А больше мне ничего и не надо!" — сама себе сказала девушка, деловито закатывая рукав своей хламиды. Какое же кусучее это рубище!.. Шерстяное, грубое. Под него бы рубашку… Она сердито тряхнула головой: "Нашла, о чем печалиться! Спасибо скажи, что в мокром не оставили, да займись уже делом!.. И без того сколько времени с открытой раной провалялась. Монах прав, как бы не загноилась"