Президент не уходит в отставку - Козлов Вильям Федорович - Страница 1

Козлов Вильям

Президент не уходит в отставку

Часть первая

БЕЛЫЕ, БЕЛЫЕ НОЧИ

Глава первая

В пыльное окно электрички билась неведомо как сюда залетевшая крапивница. Она ударялась в стекло, прилипала к стеклу и замирала, складывая и раскрывая мелко дрожавшие крылья, тонкие черные усики-антенны шевелились.

Сороке захотелось взять ее, вынести в тамбур и выпустить. Он потянулся к бабочке, но вспомнил, что двери в электричке автоматические, и остался на месте, решив поймать крапивницу и выпустить ее на волю вольную при выходе.

Была пятница, и ленинградцы устремились на выходные дни за город: кто на дачи, кто на рыбалку, а кто с битком набитыми рюкзаками — на природу.

За окном, то приближаясь, то отдаляясь, возникали и пропадали многоэтажные здания со сверкающими витринами магазинов; раскатисто прогрохотал под колесами железнодорожный мост.

Город все еще цеплялся за электричку, не отпускал ее от себя. Лишь за Ланской стало просторнее, шире. Появилось яркое, с будто взбитыми облаками небо. Пригородные постройки и дачи прятались в зелени. На лужайке несколько парней гоняли футбольный мяч. Девушка, смотревшая на них, повернулась к электричке, улыбнулась и помахала рукой. И сразу такая знакомая с детства картина: крыша низкого сарая, задравший беловолосую голову парнишка с шестом в руках и стая голубей, разноцветными хлопьями кружащая над ним.

Сорока сошел в Комарове и лишь на перроне вспомнил про бабочку… Теперь будет биться о стекло до конечной станции. Он поискал глазами окно, но электричка тронулась. И окна поплыли мимо все быстрее и быстрее…

Спустившись по бетонным ступенькам вниз, он перешел через сверкающие рельсы на другую сторону и зашагал по неширокой улице мимо продовольственного магазина, почтового отделения. Вышел на сосновую аллею, по обе стороны которой укрылись за разноцветными заборами дачи. А вот и знакомая тропинка, что вьется среди сосен и папоротника. Тропинка ведет к большому двухэтажному дому. Когда-то он был салатного цвета, а теперь блекло-зеленый, с мутными разводами на стенах от дождей. К коньку крыши прибит флюгер, отдаленно напоминающий средневекового рыцаря в доспехах и с выставленным вперед копьем. Железка негромко посвистывает, а ржаное копье-стрела показывает направление ветра. Внизу живет худой, высоченный, большеносый профессор, похожий на покойного президента Франции де Голля. Он часто прогуливается по лесу с желто-белым фокстерьером. Вместо палки профессор держит в руке большой старинный зонт с изогнутой деревянной рукоятью. Этот зонт еще никто не видел раскрытым: профессор даже в дождь почему-то не раскрывает его. Наверху четыре небольшие комнаты занимают Владислав Иванович Большаков, отец Сережи и Алены, и Городовиков, владелец «Жигулей», которые Сорока как-то ему помог отремонтировать. Городовиков на дачу приезжал редко, ключ от своих комнат он передал Владиславу Ивановичу и просил его не стесняться и пускать туда гостей, которые в выходные дни частенько наведывались к Большаковым.

Дача принадлежала институту, в котором работали Владислав Иванович, профессор с зонтиком и Городовиков. Алена и Сережа приезжали сюда в свободные от занятий дни. Владислав Иванович, случалось, жил здесь один по неделе и больше, а в институт ездил на электричке.

К ним-то и направлялся в этот весенний теплый день Сорока. В сосновом бору не так светло, как на открытом месте. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь колючие лапы, выстлали мох под ногами яркими желтыми пятнами. Иногда с корявых нижних ветвей спускались синевато поблескивающие длинные нити паутины.

Услышав, казалось, лившуюся с неба музыку, Сорока замедлил шаги: впереди никого не видно, а музыка совсем близко. Подняв голову, он заметил на суку транзисторный приемник в коричневом чехле. Он висел на ремешке, а из динамика неслась джазовая мелодия. Сосна, на которой наподобие елочной игрушки висел дорогой японский транзистор — Сорока успел разглядеть на нем надпись: «Сони», — стояла прямо на тропинке, и, проходя мимо, можно головой задеть приемник.

Все это не очень понравилось Сороке: кто-то нарочно повесил транзистор на сук и спрятался поблизости, желая потешиться над чудаком, который клюнет на столь дешевую приманку и заберет приемник, или и впрямь какие-то рассеянные отдыхающие сделали на этом месте привал, а потом ушли дальше, позабыв про дорогую игрушку, что, в общем-то, очень сомнительно…

До злополучной сосны с транзистором пять-шесть шагов. Сорока все еще не знал, что ему делать: пройти мимо или остановиться, снять с сука приемник и потом отдать его хотя бы комаровскому участковому. Потому что если его действительно забыли, то обязательно обратятся в милицию.

Сколько он ни оглядывался, никого поблизости не заметил. Сняв транзистор и не выключая его, он продолжал свой путь к даче. Мелькнула мысль, что Аленка или Гарик задумали разыграть его, но он эту мысль тут же отбросил: ни у Гарика, ни у Алены с Сережей такого транзистора не было…

И тут ему на встречу из-за деревьев вышли трое: Ленька Гайдышев, которого ребята прозвали Гаденышевым, Мишка Лунь — настоящая фамилия у него Лунев, и Длинный Боб, всегда подтянутый и модно одетый.

Теперь все понятно, их шуточки… Но каким образом они узнали, что он пройдет именно по этой тропинке? Или подкарауливали кого-нибудь другого? Просто развлекались, на них похоже…

— Ваша игрушка? — спросил Сорока, раскачивая за ремешок транзистор.

— Нравится? — улыбнулсн Длинным Боб, показав ровные белые зубы.

Он был высокий, симпатичный, с вьющимися волосами, закрывающими уши и спускающимися на шею. Боб нравился девушкам. Его частенько на работе вызывали к телефону. «Тебя… такая… с приятным голоском…» — говорила Наташа Ольгина, работающая па приемке заказов.

Гайдышев и Лунь не улыбались. Видно было, что они хлебнули чего-то горячительного: лица порозовевшие, глаза блестят. Миша Лунь, круглолицый, с короткой челкой черных густых волос, хлопал большими, немного навыкате глазами и жевал резинку. Гайдышев смотрел настороженно, с угрозой в глазах.

— Если подаришь — не откажусь, — ответил Сорока.

— Получше бы ворочал мозгами — и у тебя давно бы такой был, — добродушно заметил Длинный Боб.

Сорока пропустил его слова мимо ушей — он понял, на что намекает Боб, но толковать с ним на эту тему у него не было никакого желания.

— У нас тут есть и выпить и закусить, — кивнул на кусты вереска Боб. — Присоединяйся?

Сверливший ненавидящим взглядом Сороку Ленька Гайдышев не выдержал:

— С ним пить? — он смачно сплюнул на папоротник. — Только на его поминках!

— Боюсь, что долго тебе ждать придется, — заметил Сорока. Он прислонился к корявому стволу спиной, продолжая раскачивать за ремешок транзистор. Джаз кончился, и диктор бодро сообщил: «А сейчас на волне „Маяка“ выступит долгожитель Абхазии…»

— А вдруг ты, Сорокин, долгожителем окажешься? — рассмеялся Боб. — Не пьешь, не куришь и за девушками не бегаешь… И наверное, вегетарианец? Как Репин, ешь суп из сена?

Миша Лунь ухмыльнулся, не переставая жевать резинку.

А Гайдышев презрительно фыркнул и, нагнув лобастую голову, процедил:

— Повесь приемник на место.

«Вот оно, начинается… — подумал Сорока. — Трое на одного… Многовато!»

И еще он подумал, что давно не дрался и драться ему вовсе не хочется. Но эти настырные парни не случайно оказались здесь, они явно его поджидали. А то, что Сорока сюда приезжает почти каждую неделю, знал Длинный Боб — он даже один раз подвозил Сороку на «Запорожце» до самой дачи.

Сорока молча поставил транзистор на тропинку и пошел дальше своей дорогой. Стоявший на его пути Миша Лунь нехотя отступил. Толстые губы его ритмично шевелились, он все еще жевал резинку.

— Кому говорю, повесь приемник на место! — повысил голос Гайдышев.