Красное небо - Козлов Вильям Федорович - Страница 23

Лист и вправду был тонкий, прозрачный, с паутинистой сеткой вдоль стебля. Красивый лист. Их много было, красивых листьев, под ногами, вот только в голову не приходило рассматривать их.

— Хочешь, я тебе из леса принесу дубовых листьев? Или кленовых? Они тоже красивые? — предложила Катя.

— Если бы из них можно было суп сварить, — улыбнулся Ратмир.

— Я тебе вечером кусочек шоколадки дам, — понизив голос, пообещала девочка. — Меня раненый летчик утром угостил… На вокзале.

— И не съела? — удивился Ратмир. Он уже забыл и вкус шоколада.

— Я тебе маленький кусочек оставила, — сбоку совсем по-женски взглянула на него Катя.

На станции стоял воинский состав. Паровоз пускал клубы дыма у самого переезда, а хвост торчал у стрелочной будки. На платформах вырисовывались очертания прикрытых брезентом танков, горбатились тяжелые орудия. Зеленые фургоны ничем были не замаскированы. Это радиостанции. Внутри них ехали радисты. Бойцы в новой форме, но почему-то в башмаках с обмотками не спеша направлялись с котелками к водонапорной башне. По перрону прогуливались командиры с кубиками и шпалами на черных петлицах.

Воинский состав дожидался встречного. В той стороне, откуда он должен прийти, был открыт семафор. Если санитарный, то пройдет без остановки.

Пашка сразу направился к теплушкам, возле которых курили бойцы и младшие командиры. Ратмир знал наперед, о чем заведет речь его приятель: далеко ли едут? Не возьмут ли на фронт его, Пашку? Стрелять он умеет, убил наповал диверсанта, что пускал над поселком ракеты…

Ратмиру нужно было говорить другое: мол, он попал в поезде под бомбежку, потерял родителей и теперь круглый сирота… Ратмир все это говорил, но, то ли потому, что он врать не умел, то ли по чему-либо другому, его жалостливые слова — он произносил их с отвращением — не вызывали сочувствия, ему советовали пробираться дальше в тыл и искать родителей…

День был пасмурный. Небо плотно обложили дымчатые облака. Утром высоко пролетел над поселком «юнкерс», потом низко прошли наши «Тубы» — четырехмоторные бомбардировщики. Эти тихоходы любят пасмурную погоду. В ясную их легко могут подловить «мессеры». Иногда начинал накрапывать мелкий дождь, но не надолго. Дома в поселке потемнели, заблестели бурые крыши теплушек.

Ратмир подошел к группе бойцов в обмотках и заученно завел нудный разговор о своей сиротской судьбине. Его молча слушали, но лица бойцов были непроницаемы. Когда он кончил, рябой боец с котелком в большой волосатой руке сказал:

— Таких, как ты, голубок, ох как много сейчас бродит по Расее-матушке!

— Вась, достань из моего мешка два ржаных сухаря, — повернулся к дверям теплушки другой боец, низенький и носатый. — И поищи сахару кусок.

— Я не побираться пришел, — покраснел Ратмир. — Я на фронт хочу. Воевать вместе с вами. Я стрелять умею из пистолета.

Василий протянул носатому два сухаря и извоженный кусок сахара.

— Добренький ты, Петруха! — заметил он. — Раздаешь весь свой сухой паек, а сам потом куковать будешь?

Ратмир отказался взять сухари и сахар. Тогда Петруха подозвал миловидную Катю и отдал ей. Девчонка, хлопая длинными ресницами, поблагодарила и, прижав угощение к груди, побежала домой. Ратмир знал, что она скоро вернется с полной банкой черники. Только успеет ли?.. Уже вдалеке послышался протяжный паровозный гудок. Немного погодя над бором появятся шапки дыма, а потом из-за сосен и елей вынырнет черная громада паровоза, тянущего за собой бесконечную вереницу товарных или пассажирских вагонов. Раненых доставляли в тыл в пассажирских. На крышах были нарисованы красные кресты, только фашисты все равно бомбили санитарные эшелоны. И теперь на крышах устанавливали зенитные крупнокалиберные пулеметы. А на этом воинском составе с танками на платформах даже установлены зенитки, уткнувшиеся длинными острыми стволами в серое небо.

— Бомбили? — спросил рябой боец, кивнув на поселок.

— Сколько раз, — ответил Ратмир. — Пять домов разрушили полностью, а стекла почти у всех повылетели. И людей положил, гад, немало.

— Да-а, война теперь кругом, — вздохнул низенький боец. — Нас тоже в одном месте фриц ущучил да все фугаски вдоль полотна положил, когда наши зенитчики дружно сыпанули по нему!

— Воюют же на фронте мальчишки? — гнул свое Ратмир, — И в газетах пишут, и по радио…

— Вон наш старшина стоит, — показал рябой на круглолицего мужчину в сапогах, беседующего с двумя другими бойцами. — Иди, милый, попытай свое счастье! Он у нас дядя добрый…

У круглолицего на черных петлицах по четыре красных треугольника. Лицо у старшины и впрямь улыбчивое, располагающее.

Ратмир подошел и все повторил, что рассказал бойцам. Кстати, те внимательно прислушивались, глядя в их сторону.

Круглолицый старшина понимающе покивал, улыбнулся, отчего полное лицо его стало совсем добрым.

— Повоевать, значит, соколик, захотел? — ласково взглянул он на мальчишку. — В красных и белых? Или в синих и зеленых?

— Я умею стрелять из пистолета, — ввернул Ратмир. — В любую цель попадаю.

— Снайпер, значит? — с улыбкой продолжал смотреть на него старшина. — А снайперы у нас в армии на вес золота! — Он рисстегнул кобуру, вытащил новенький пистолет ТТ и протянул Ратмиру: — Покажи-ка нам свое искусство, малыш!

Ратмир машинально взял тяжелый пистолет и недоуменно взглянул на старшину:

— Разве здесь можно?

— Можно, малыш, можно! — улыбался тот. Вокруг них стали собираться бойцы. Подошли рябой и носатый. Все с интересом смотрели на мальчишку, а тот стоял с пистолетом в руках и хлопал глазами, все еще не зная: шутка это или нет?

— Куда стрелять-то? — растерянно спросил он.

— Один секунд! — Старшина театрально снял с головы фуражку с бархатным черным околышем и вразвалку подошел к дощатой двери багажного сарая. На двери висел ржавый замок. Старшина повесил новенькую фуражку на него и отошел в сторону.

— Пали, малыш, в самую середку! — сказал он. Пропадай моя парадная фуражечка!

Ратмиру жаль было портить новую фуражку, но ему не понравилось, что добряк старшина называет его малышом. Он поднял пистолет, привычно отвел предохранитель и щелкнул затвором.

— Заряжен? — на всякий случай спросил он.

— Давай-давай! — кивнул старшина. Ему не стоялось на одном месте, и он приплясывал.

Ратмир согнул руку в локте, чтобы она не дрожала от тяжести, тщательно прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. «Цок!» — негромко щелкнуло. «Никак осечка?» — успел подумать он и услышал, как разом грохнули все присутствующие. Старшина смеялся тоненьким захлебывающимся смехом и хлопал себя по широким галифе. Из вагонов выглядывали бойцы и тоже смеялись.

Ратмир снова передернул затвор и только тут сообразил, что из пистолета вынута обойма. Как же он сразу не почувствовал, что пистолет стал легче, чем обычно!

Увидев направляющегося к ним командира с портупеей через плечо, старшина подскочил к мальчишке и выхватил пистолет. Запихав его в скрипучую кобуру, негромко произнес:

— Не ляпни капитану, что я тебе личное оружие доверил…

— Вам, наверное, не дают в дороге патроны? — невинно поинтересовался Ратмир, когда все умолкли. — На фронте под расписку выдадут?

К ним подошел капитан. Бросив взгляд на мальчишку, зычно скомандовал:

— По вагонам! — Привет снайперу! — широко улыбнулся старшина и подмигнул.

Ратмир отвернулся и поддел ногой камешек, который, отлетев в сторону, тоненько звякнул о рельс.

Бойцы направились к своим теплушкам. Из сосняка уже показался паровоз. Он тащил за собой зеленые пассажирские вагоны. Санитарный. Ратмир думал, что он с ходу минует станцию, но состав стал тормозить. И еще об одном подумал мальчишка. Странно как-то получается: старшина показался ему на вид добрым, душевным человеком, оказался совсем не таким… Как он противно смеялся! Визгливо, с причитаниями. Выходит, внешний вид еще ничего не значит. Потом, гораздо позже, Ратмир научится получше разбираться в людях… На бойцов он не обижался, даже хорошо, что он их развеселил…