Когда боги глухи - Козлов Вильям Федорович - Страница 56

Ребенок завозился, запищал, мать, не отрываясь от книги, стала качать рессорную коляску. Два голубя толклись у самых ног женщины. Сизарь, распушив перья на шее и бубня, круто наскакивал на подружку. Вот еще новое: нашествие голубей в города. Пабло Пикассо нарисовал аляповатого голубя мира, и люди полюбили эту птицу. А что в ней красивого? Глупая, грязная, вся в паразитах, теперь путается под ногами. А мира на земле не было и не будет. Так уж устроен человек, что без драки жить не может. Пишут, что вторая мировая война унесла пятьдесят миллионов человеческих жизней, а сколько унесет третья? Не будь этой чертовой атомной бомбы, уже давно гремели бы на полях сражений орудия, ползали танки, солдаты ходили бы в атаку. Да и народам дали большую волю, посмотришь телевизор – везде проходят демонстрации в защиту мира. У Гитлера были митинги в защиту войны, смешно представить себе в те годы на берлинских улицах демонстрацию сторонников мира! А сейчас в Западной Германии тысячные толпы ходят по улицам и площадям с лозунгами и транспарантами: «Долой войну! Да здравствует мир во всем мире!»

Младенец с хныканья перешел на крик, Иван Сергеевич поднялся – он не терпел детского плача – и неторопливой походкой старого человека пошел к парадной военкомата.

Молодой капитан с чисто выбритым лицом полистал документы, мельком взглянул на Грибова, улыбнулся и предложил:

– Пройдемте к военкому.

Крупный, с залысинами полковник поднялся из-за стола, подошел к Грибову и, вручив красную коробочку с книжечкой, крепко пожал руку:

– Поздравляю вас, дорогой Иван Сергеевич, с заслуженной наградой… После госпиталя в сорок четвертом году вы не вернулись в строй? А вас командование представило к награде. Долго искали вас и вот наконец нашли. Вручаю вам от имени Президиума Верховного Совета СССР орден Отечественной войны третьей степени.

Ошарашенный Грибов закивал, заулыбался в бороду, невнятно поблагодарил.

– Никто не забыт, и ничто не забыто, – проговорил улыбчивый капитан. – Награда нашла героя.

Выйдя из здания, Иван Сергеевич зажмурился от яркого солнца. В казенных комнатах военкомата было сумрачно и прохладно. Молодая мамаша, выставив белые колени из-под короткой юбки, увлеченно читала, малыш умолк, видно, заснул, а голуби, бубня и кивая головами, ходили по кругу друг за дружкой.

«Приколю к пиджаку и завтра заявлюсь на работу с орденом, – подумал Грибов. – Что же ты мне, дорогой покойничек, ничего тогда про орден-то не рассказал? Наверное, и сам не знал… Воевал ты, видно, геройски, а вот в петле умер, как разбойник какой-нибудь!»

Не так бы хотелось доживать чужой или свой век Ростиславу Евгеньевичу Карнакову. Может, попросить, чтобы переправили на Запад? Не стоит… Видно, возраст сказывается, страшно испытывать свою судьбу… Да и кому он, старик, там нужен? По-немецки разучился говорить… Бруно и Гельмут – отрезанные ломти. Да и они сами теперь на разных берегах. Каменная стена их разделяет… Неужели все для него кончилось? И нет впереди никакого просвета? Уж тогда лучше всего вернуться примаком к Александре Волоковой…

Он отмахнулся от глупых, несерьезных мыслей и, расправив плечи, зашагал твердой походкой бывшего фронтовика к своему дому. Не хотелось ему чувствовать себя стариком, слава богу, здоровьишко еще есть, может, и впрямь два века проживет – чужой и свой?..

Глава десятая

1

Вадим Казаков бесцельно брел по Невскому. Хотя кругом были люди – когда на Невском их не бывает? – он чувствовал себя, как никогда, одиноким. Удивительное это чувство: идешь, навстречу тысячи незнакомых лиц, тебя задевают локтями, легонько подталкивают на перекрестках у светофоров, ты слышишь реплики прохожих – и вместе с тем ты одинок, как в глухом лесу. И думается тебе свободно, не заметишь, как от Московского вокзала дотопаешь до Дворцовой площади, а там выйдешь на набережную – и смотри на Неву. Шелест проносящихся мимо машин напоминает ветер, путающийся в кронах деревьев, удары накатной волны в гранитный парапет вызывают в памяти черноморские пляжи.

Летний день был не слишком жарким, с Невы тянул свежий ветерок, он трепал прически женщин, хлопал полосатыми полотнищами торговых палаток, приткнувшихся к стенам зданий. Солнце позолотило чугунных клодтовских коней на Аничковом мосту, гигантской свечкой сиял Адмиралтейский шпиль. Над ним зависло пухлое белое облако.

Когда на душе становилось тоскливо, вот так, как нынче, Вадим уходил из дома и, выйдя на Невский, брел до набережной. Прекрасные здания да и вся архитектура Ленинграда настраивали его на философский лад. Вспоминались писатели, которые жили в Петербурге и тоже гуляли по Невскому проспекту. Каждый дворец имел свою историю. Когда-то ездил по Невскому в пролетке Александр Сергеевич Пушкин. Бывали в книжной лавке Вольфа Гончаров, Тургенев, Крылов, Некрасов… Сколько великих имен!..

Как-то дождливой осенью Вадим исходил все каменные дворы, описанные Достоевским, скоро откроют квартиру-музей великого русского писателя.

Здесь зачиналась Великая Октябрьская революция 1917 года, жил на подпольных квартирах Ленин: если перейти через Кировский мост, то выйдешь к дворцу Кшесинской, с балкона которого обратился к петроградцам Владимир Ильич со своими знаменитыми Апрельскими тезисами… Об этом недавно написал Вадим для АПН, ему сообщили, что статью напечатали во многих независимых странах Ближнего Востока.

Настроение в этот летний день было у Вадима испорчено: снова уж в который раз поругался с женой. Он предложил ей на месяц поехать в Андреевку – у него как раз отпуск, – а она заупрямилась: мол, поедем в середине августа, пойдут грибы, ягоды… Но Вадим не может перенести свой отпуск, а Ирина уперлась – и ни в какую! Видите ли, ей необходимо сдать иллюстрации к книжке Лескова к десятому августа, как будто нельзя закончить их в Андреевке!

Ефимья Андреевна так еще и не видела своего правнука, а ей уже за восемьдесят, может случиться и такое, что вообще не увидит Андрюшку. Вадим сказал, что завтра же с сыном уедет в Андреевку, а она как хочет. Ирина взвилась и заявила, что сына с ним не отпустит, да она тут с ума сойдет от беспокойства! Там собаки, быки, змеи, да мало ли что может случиться с пятилетним городским мальчишкой, впервые попавшим в деревню…

– Андреевка – рабочий поселок, а не деревня! – заорал ей в лицо Вадим. – И быки там по улицам не разгуливают, дура!

– Сам дурак, – отпарировала Ирина.

Хлопнув дверью, Вадим выскочил из дома и вот, как говорится, по воле волн плывет по Невскому в потоке прохожих. Из толпы влился в тоненький ручеек, устремившийся к Казанскому собору, вместе с экскурсантами долго бродил по залам и подвальным комнатушкам, где были выставлены орудия пыток инквизиции, а потом снова вынырнул из мрачного подземелья на божий свет и у Дома книги столкнулся с Викой Савицкой.

– Сегодня какой-то волшебный день! – засмеялась она. – Забежала в Лавку писателей просто так, без всякой надежды купить сборник Анны Ахматовой, и вот свершилось чудо! В букинистический отдел только что принесли этот потрепанный томик. Я гонялась за ним полгода! И купила без всякого блата. Только что подумала о тебе, рыцарь Печального Образа, и ты стоишь передо мной!

– Почему Печального Образа? – мрачно улыбнулся Вадим.

– Поругался со своей Иришкой, идешь в Неву топиться, – балагурила Вика. Она была рада встрече. – Хочешь надраться? – спросила она. – Я могу составить тебе компанию. Сколько мы не виделись? Целую вечность!

– Надраться? – усмехнулся он. – А знаешь, это идея!

– Я всегда тебе подкидывала хорошие идеи, а ты, неблагодарный, вот не ценишь.

– Ты мне «подкинула» Иринку? – грозно посмотрел на нее Вадим.

– О-о, дорогой! – протянула она. – У вас далеко зашло… Как говорит мой друг Вася Попков, тут без поллитры не разберешься…

Они сунулись в «Европейскую», но там все столы были зарезервированы для иностранных туристов, заглянули в «Кавказский» – очередь, в конце концов нашли на набережной «поплавок» и там обосновались на открытой террасе. Слышно было, как волна стучала в дерево, гудели буксиры, покрикивали чайки. Кроме них за столами сидели несколько парочек и одна компания пожилых людей. Наверное, отмечали чей-то юбилей.