Когда боги глухи - Козлов Вильям Федорович - Страница 41

Молодой человек, которого никак нельзя было назвать многословным, провел Леонида Супроновича в комнаты нижнего этажа. В холле, обитом коричневыми деревянными панелями, с большим, выложенным красным кирпичом камином, никого не было. Перед широкой тахтой с диванными подушками стояли низкий квадратный стол, несколько кресел. Огромное кресло черного дерева с высокой спинкой нарушало общий современный стиль холла. Возле камина, снизу забранного решеткой, стояли черные, с фигурными бронзовыми рукоятками щипцы, кочерга и еще какое-то незнакомое Леониду приспособление, напоминающее большие ножницы.

Молодой человек поднялся по резной, с балюстрадой, деревянной лестнице на второй этаж. Взгляд Супроновича остановился на баре с холодильником: он с утра ничего не ел, а было уже около пяти вечера. Скользнув равнодушным взглядом по трем модернистским картинам непонятного содержания на стенах, он вздохнул и откинулся на мягкую спинку резного кресла. Хотя колени и торчали перед глазами, сидеть было удобно.

Леонид Супронович мог считать себя счастливчиком: с риском для жизни перешел границу и снова в ФРГ, ему есть что сообщить хозяевам. Едва избежав пули пограничника, он дал себе клятву, что больше ни за какие коврижки не отправится в Россию. Марок он заработал за эту операцию достаточно, привезенные драгоценности надежно спрятаны в железобетонном бункере, сохранившемся с войны. Бункер, вернее, бомбоубежище находится на территории дома Маргариты в Бонне. Его и не видно из-за разросшихся кустов малины и крыжовника. Маргарита не знает, где тайник. Даже ей Леонид не доверяет. Есть у него подозрение, что, пока он рисковал своей шкурой в России, пышная рослая немка снюхалась с чиновником из муниципалитета. Иначе с какой стати он зачастил по субботам к ним на кофе? Когда прижал к стенке Маргариту, та заявила, что Эрнест – так звали этого проклятого чиновника – помог ей получить лицензию на открытие парфюмерного магазина. Может, и помог, но Леонид-то знает, что там ничего не делается даром…

По лестнице спустился в кремовом летнем костюме улыбающийся Бруно фон Бохов. Он был чисто выбрит, без усов, от него исходил запах хорошего одеколона. Леонид не особенно удивился, увидев разведчика, хотя молодой человек с военной выправкой, доставивший его сюда, и не сообщил, к кому они едут. Значит, эта великолепная загородная вилла принадлежит Бруно? Быстро же разведчик абвера акклиматизировался в Западной Германии! Он немец, ему легче, а вот сумеет ли он, Леонид Супронович, стать не зависимым ни от кого?..

– Со счастливым возвращением! – тряс ему руку Бруно. По-русски он говорил почти без акцента. – Далеко не каждому, Леонид Яковлевич, везет так, как тебе.

– Не чаял и живым сюда вернуться, – счел нужным заметить Супронович. – Меня там чуть не подстрелили.

– Как это говорят в России? – улыбался Бруно. – Береженого бог бережет?

Он бросил взгляд на дверь, ведущую в другие комнаты, и она, будто повинуясь его взгляду, распахнулась, на пороге показалась стройная белокурая женщина с блестящим подносом в руках. Поставив поднос на квадратный стол, вопросительно взглянула на Бруно васильковыми глазами.

– Спасибо, Петра, – сказал он по-немецки. – Поставь в холодильник еще бутылку водки. Наш гость предпочитает русскую…

Молодая женщина улыбнулась, показав белые зубы, и удалилась. По тому как она высоко держала белокурую голову, чувствовалось, что она не служанка в этом доме. «А у тебя губа не дура! – с завистью подумал Леонид. – Эта Петра не чета моей корове…»

– Петра – мой личный секретарь, – счел нужным пояснить Бруно.

Казалось, он насквозь видит Леонида. Взял с подноса запотевшую бутылку смирновской водки, налил в стакан гостю, а себе плеснул самую малость в толстую хрустальную, стопку. На тарелках разложены тонко нарезанная ветчина с зеленым горошком, белая рыба, копченая колбаса. Выступила испарина на нескольких красивых жестянках с пивом. Леонид с удовольствием подержал в руках холодную банку, но пока открывать не стал.

– За твой успех! – высоко поднял стопку и чокнулся с ним Бруно.

Леонид опрокинул в себя полстакана водки, хозяин отпил один глоток. Супронович, не стесняясь, налег на еду. Бруно потянул за блестящий язычок на банке, послышался легкий хлопок, янтарного цвета пиво с белоснежной шапкой пены наполнило высокий стакан. Потом Леонид протянул Бруно написанный им отчет. Бруно бегло прочел с десяток листков, перевел спокойный взгляд на гостя. Тот малость осоловел от выпитого; жуя бутерброд с рыбой, откинулся на спинку кресла и молча смотрел на Бохова.

– Ты неплохо поработал, Леонид Яковлевич, – похвалил тот. – А теперь все подробно расскажи о Карнакове и Игоре Найденове.

Леонид поведал о своей встрече с Ростиславом Евгеньевичем, поделился даже сомнениями, что он уже не тот, каким был раньше, – то ли сильно постарел, то ли разочаровался во всем. В общем, надеяться, что он разовьет для западной разведки активную деятельность, пожалуй, не стоит. Настроение у него упадническое, откровенно заявил, что не хотелось бы ему привлекать к делу Игоря Найденова.

– Не узнаю отца, – нахмурился Бруно и застучал пальцами по столешнице. – Конечно, возраст дает о себе знать, потом, поражение Германии в войне – все это, видно, подействовало на него. Столько лет его не беспокоили… Пожалуй, это ошибка. Агент, от которого не требуют активных действий, расхолаживается, становится инертным и даже трусливым.

– А Матвей Лисицын? – возразил Леонид. – Не выполнил ни одного вашего задания. Сразу кинулся в Андреевку, к своей бабе, детишкам… Сколько мне пришлось порыскать в лесу, чтобы его выковырять из-под земли и ликвидировать! Уверен, что он готов был пойти к властям с повинной. Боялся лишь вышки.

– Чего? – вскинул брови Бруно.

– Расстрела, – улыбнулся Супронович.

– Правильно, что убрал Лисицына, – согласился Бруно. – Я не советовал его туда посылать…

– А если бы Карнаков… – рискнул ввернуть Леонид. – Ну это… капитулировал?

– Тогда и его пришлось бы ликвидировать, – спокойно сказал Бруно.

И Леонид поразился сверкнувшему в его глазах холодному беспощадному блеску. Таких людей он уважал – сам ведь поднял руку на родного отца…

– Не думаю, чтобы Ростислав Евгеньевич когда-либо переметнулся к ним, – успокоил Леонид. – У него, как и у меня, нет пути назад. Как говорят, наша карта бита! И он это прекрасно понимает.

– Человек по своей натуре бывает слаб, – изрек Бруно. – Но разведчик никогда не должен поддаваться этому пороку. Слабость – наша погибель.

– Для таких, как я, погибель в России, – счел нужным вставить Супронович. – Там чекисты не дремлют!

– Мы тоже не лыком шиты, – улыбнулся Бруно. – Так, кажется, русские говорят? А твои заслуги будут отмечены.

«Как же мне от вас, таких хороших, вырваться? – мучительно думал Супронович. – Я бы даже от ваших марок отказался…»

Бруно, очевидно, незаметно нажал под столом кнопку, потому что, когда водка кончилась, дверь отворилась и снова возникла с другим подносом Петра. Кроме бутылки водки и острых закусок на нем были металлический кофейник и маленькие фарфоровые чашечки. Молодая белокурая женщина показалась Леониду еще более соблазнительной. Он проводил ее долгим взглядом: ничего не скажешь, фигура что надо, а чего стоит одна походка?..

Бруно чуть приметно улыбнулся.

– Я сказал Генриху, чтобы он пригласил сюда даму… в твоем вкусе, – сообщил Бруно. – Надеюсь, ты не откажешься переночевать здесь? Вилла и бар в твоем полном распоряжении, а мы с Петрой будем ночевать в своей городской квартире, сегодня в театре идет «Пер Гюнт» Ибсена.

Леонид не мог не ощутить, что Бруно невысокого мнения о его культуре, даже из простой вежливости не пригласил в театр. Разумеется, Леонид отказался бы ради возможности провести вечер и ночь с дамой. А Генрих, по-видимому, тот самый молодой человек, что привез его сюда. Леонид слышал, как за окном негромко зарокотал мотор «мерседеса», прошелестели по асфальту шины.