Когда боги глухи - Козлов Вильям Федорович - Страница 27

– А если бы я? – подначил он, глядя на нее с легкой улыбкой.

– Я… я выцарапала бы глаза крановщику! – выпалила она.

– Он не виноват, – сказал Игорь. – Захват оборвался. Кто мог такое ожидать?

– Бедный Лешка, – вздохнула она. – В субботу после работы навестим его?

– В субботу у меня тренировка… Давай в воскресенье?

– Я ему груш на базаре куплю, – сказала Катя. – Он их любит.

– Откуда ты знаешь? – ревниво спросил Игорь.

– Я знаю, что ты любишь котлеты по-киевски, – улыбнулась она. – А Семен обожает бутерброды с маслом и красной икрой. Один раз на моих глазах слопал десять штук!

– Ты что, считала? – улыбнулся он.

– Я просто наблюдательная, – проговорила Катя, Глядя на девушку, думал: почему, когда добиваешься женщину, то готов на все – часами дожидаться в парке на скамейке, крутиться в дождь и метель возле ее подъезда, глазеть на пустые окна, моля бога, чтобы вспыхнул в ее комнате свет, и тогда стремглав к будке телефона-автомата, чтобы позвонить… А теперь, когда она принадлежит ему, он спокоен, ничто его не волнует, конечно, приятно, что она рядом, но если бы ее сейчас не было тут, он особенно не огорчился бы. В душе он убежден, что Катя-Катерина никуда не денется: вон какими счастливыми глазами на него смотрит…

– Я уже по-английски могу читать, – похвастал он. – Правда, пока еще со словарем.

– А я в этом году получу в вечерней школе аттестат и подам документы в наш автомобильно-дорожный институт, на конструкторско-механический факультет.

– Тоже мне конструктор! – усмехнулся он.

Она опустила глаза, улыбка погасла на ее лице; кроша пальцами сухарик, холодно заметила:

– Мне в сентябре премию дали за два рационализаторских предложения – было бы тебе, гений, известно.

– Мне-то что, поступай, – усмехнувшись, сказал он. Ему сейчас действительно были безразличны ее дела.

– Тебе-то что! – вспыхнула девушка. – Тебе до меня и дела нет…

– Что за рацпредложения? – поняв, что сморозил глупость, попытался он исправить положение, но Катя не на шутку обиделась.

– Давай лучше поговорим, какой ты способный, смелый, сильный…

Из кафе вышли с испорченным настроением, не смотрели друг на друга. Игорь предложил ее на такси подбросить до дома, но девушка отказалась, сказав, что еще хочет зайти к подруге. Расстались холодно. Обычно она подставляла прохладную щеку для поцелуя, а тут даже руки не протянула.

«Ладно, проветрись, Катя-Катерина, – самодовольно думал Игорь, шагая по Петровке мимо Центрального универмага. – Никуда, моя красавица, не денешься…» Он вспомнил, как все у них случилось в первый раз. Он уже с месяц работал на ЗИСе, частенько провожал Катю до дома, но в квартиру она его не приглашала, – мол, у нее строгая мать, не любит, когда посторонние приходят… И в этот раз Игорь остановился с ней внизу у лифта, прижал к себе и стал целовать… Катя отвечала ему, гладила пальцами волосы на затылке. Вот тогда впервые он и заметил, что, хотя она вся горит, щеки у нее почему-то прохладные. Тело у нее крепкое, не ущипнешь! Да и вся она сбитая, округлая; когда он целовал ее, девушка откидывала голову и закрывала глаза, так что черные ресницы трепетали. Лишь хлопнула входная дверь парадной, он отпустил девушку, а она все еще стояла с зажмуренными глазами, потом медленно раскрыла их, снизу вверх посмотрела ему в глаза.

– Ну, чего ты вздыхаешь? – прошептала она.

– Вздыхаю? – ответил он. – А я и не замечаю… Катя, я…

– Мама сегодня дежурит в больнице, – совсем тихо произнесла она.

– А соседи? – тоже почему-то шепотом спросил он. Сердце его гулко застучало.

– Что соседи?

– Катенька, родная…

Они поднялись на четвертый этаж. Деревянные перила были отполированы до желтого блеска, на каждой лестничной площадке лампочка в проволочной сетке освещала почтовые ящики, налепленные на высокие двери, многочисленные кнопки звонков с бумажками, кому сколько раз звонить. Девушка волновалась, она не сразу попала в скважину большим, с зазубринами ключом. Открыв дверь, велела ему подождать на площадке, а сама скрылась в длинном, с многими дверями, темном коридоре. Игорь заметил, что стены его оклеены бурыми с какими-то синими ромбами обоями. На высокой тумбочке черный телефон. Немного погодя появилась Катя, уже без пальто, и, приложив палец к губам, кивнула: мол, скорее…

Комната у них большая, с высоким потолком, мебель старинная, бронзовая люстра с тремя лампочками, над Катиным диваном, накрытым шерстяным пледом, куда она его усадила, были пришпилены кнопками фотографии известных артистов: Петра Алейникова, Николая Крючкова, Евгения Самойлова. И все трое жизнерадостно улыбались. Особенно обаятельная улыбка была у Алейникова.

Катя быстро накрыла на стол, выходя на кухню, всякий раз тщательно прикрывала дверь. Она принесла из кухни дымящуюся сковороду с жареной колбасой и яичницей. Выключила люстру, а вместо нее зажгла лампу под пышным шелковым абажуром. В большой квадратной комнате с двумя окнами сразу стало уютнее, фотографии артистов попали в тень, улыбки их погасли.

Прижавшись друг к другу, они танцевали медленное танго. Игорь смотрел в ее сияющие глаза и верил, что любит эту девушку, он даже несколько раз повторил ей эти слова и сам удивился, как легко они сорвались с губ. Катя молчала, смотрела ему в глаза, не противилась, когда он целовал ее, теснее прижимал в танце к себе, а когда они очутились на диване и руки Игоря стали расстегивать крупные пуговицы на ее кофточке, вдруг оттолкнула его и, пряча глаза, тихо произнесла:

– Уходи, Игорь! Если это случится, я… я никогда не прощу себе!

Если бы он стал умолять, снова клясться в любви, возможно, ничего и не произошло бы, но он молча встал и пошел к двери. Он даже не услышал ее шагов, только почувствовал на своей шее ее руки и стук ее сердца.

– Ну почему ты такой? – чуть не плача, шептала она. – Говоришь – любишь, а глаза у тебя пустые…

– Где я другие-то возьму? – обиделся Игорь. Раньше она говорила, что у него красивые глаза.

– Ну а потом? Что будет потом? – тихо спрашивала она.

… А потом она плакала, уткнув лицо ему в грудь, от волос ее пахло полевыми цветами – то ли васильками, то ли ромашкой, а он, счастливый и опустошенный, лежал на диване и смотрел в белый потолок, по которому ползли и ползли голубоватые отблески от фар проносившихся внизу машин, троллейбусов. Скажи она, мол, пойдем завтра в загс, он бы не раздумывая согласился, но она ничего не сказала. Тихо плакала, отвернувшись к стене, маленький нос ее покраснел, округлое белое плечо вздрагивало.

«Ну чего слезы льешь, чудачка? – лениво думал он. – Никак они без этого не могут…» И ему ни капельки не было жаль девушку, даже не хотелось утешать ее…

Рано утром она разбудила его, на столе уже стоял чайник, на тарелке – бутерброды с колбасой и сыром.

Они пили чай из высоких фаянсовых кружек, он то и дело ловил на себе ее испытующий взгляд. Губы у нее вспухли, на шее – красное пятно, но лицо свежее, глаза блестят.

– Ну и горазд ты спать, победитель! – улыбнулась Катя.

Он про себя поразился, как верно она почувствовала его настроение, – он действительно ощущал себя победителем, когда, продрав глаза, увидел на столе дымящийся чайник, хотел сострить, мол, почему не подают кофе в постель, но вовремя опомнился: Катя неглупая девушка и обиделась бы на такую шутку.

– Слушай, если ты хочешь, мы это… поженимся, – сказал он.

Он ожидал, что она страшно обрадуется, бросится ему на шею, но Катя резко повернулась к нему, глаза се сверкнули из-под спустившихся на лоб волос.

– Если я захочу… – повторила она. – А ты? Ты этого хочешь?

– Я? – глупо спросил он. – Ну да, конечно, хочу…

– Не будем пока об этом говорить, – вдруг улыбнулась Катя. Подошла к нему, поднялась на цыпочки и крепко поцеловала в губы. – Я не хочу, милый, чтобы это было по обязанности… Ты сам поймешь, когда это будет надо…

Больше он не говорил ей о своей любви, не предлагал жениться. Иногда читал в Катиных глазах немой вопрос: когда же? Но жениться на ней ему уже не хотелось. Зачем обзаводиться семьей? А Катя… Она всегда и так рядом. Порой это даже раздражает. Частенько прибегает в цех сборки и угощает его бутербродами, в столовой всегда занимает за столом место для него. И чем больше она проявляла внимания к нему, тем меньше хотелось встречаться с ней. На свете так много других красивых девушек! Вот если бы жениться на них всех разом!..