Американец - Рожков Григорий Сергеевич - Страница 11

Три орудия, запомнили и зарисовали в блокноте.

Там же нарисовал схематическую карту местности с пометками важных объектов. Кроме пушек отметил место временного складирования боеприпасов для орудий и небольшой лагерь на самом краю поляны с развернутой радиостанцией.

Рация – это очень хорошо и плохо! Ее надо будет брать обязательно.

А вот грузовиков, приволокших 105-миллиметровки, видно не было – наверное, ушли уже. Обратил внимание на то, что от границы в сторону отряда пару раз проезжали грузовики «опель», почти у самой опушки леса они сворачивали и скрывались в лесу. Пометив на бумаге все, что было возможно, на этом участке, мы сместились на восток и изучили место съезда грузовиков. Отсюда удалось разглядеть маскирующихся артиллеристов и их ПТО. С нашей позиции удалось рассмотреть по меньшей мере два ПаКа и расчеты. Артиллеристы – немцы, а пехотное прикрытие – поляки.

– Смотри, вон грузовики маскируют, – толкает меня в плечо Леха, когда я зарисовываю новые данные.

– Где? – Бинокль в руки – и следим за направлением. О! Я уже люблю этих педантичных нацистов. Пять грузовиков немцы размеренно маскировали в кустах в полусотне метров от дороги. Отмечаем и их на бумаге. – Думаю, это все… Уходим. – Уйдя метров на сто от места лежки, я останавливаю Леху. Двое пограничников тоже замерли.

– В чем дело? – Старлей удивлен и заметно напряжен.

– Все в порядке, просто я поразмыслил над раскладом и кое-что придумал. – Голова моя гудела, и я присел. – Если ты не против, я расскажу, что задумал. – Аверьянов, заинтересовавшись, присел рядом. Бойцы взглядом спросили у командира, что делать, и Леха отправил их к нашему лагерю. – Смотри, нам нужно прорваться в отряд, но пройти мимо такой цели, как эти батареи, мы не можем и не имеем права. Пройдем – и в отряде эти пушки натворят такое, что мы все пожалеем…

– Я уже это понял, Пауэлл, давай к делу, – с легким раздражением бросил старлей.

– Хорошо. Вот смотри, у нас такая ситуация. Батарея гаубиц развернулась на удалении от основных сил, тут примерно метров пятьсот – семьсот от них до позиции ПТО и пехоты. У гаубиц расчеты по пять человек – пятнадцать артиллеристов. Плюс еще пять – трое у радиостанции и двое у временного склада снарядов. Итого в общей сумме двадцать человек. Думаю, если обойти их с тыла, со стороны границы, группой из десяти – пятнадцати стрелков, то этот вопрос можно будет решить очень быстро. Радиостанцию желательно захватить, она пригодится. – Кружочком выделяю пометку радиостанции. – Одновременно с атакой на гаубицы начинают действовать еще две группы. – Черчу на схеме две стрелочки. – Одна, малочисленная, атакует стоянку грузовиков. Вторая, самая большая, от дороги начинает обстрел позиций ПТО. – Повторяю все на схеме. – Захватив стоянку, подаем сигнал первой группе, и та, уничтожив гаубицы, продвигается на соединение с группой у стоянки. Вместе эти группы ударяют в тыл по противотанкистам и пехотному прикрытию. Мы как бы всеми действиями рассеиваем внимание врагов, не даем им понять, где главная беда. Главное – действовать быстро и дерзко. Пусть враги думают, что нас здесь не взвод, а рота. Много шума, много агрессии. Но без лишнего фатализма – не лезем на рожон. Мы не главная сила в этом спектакле. Как только нашумим, надо подать сигнал в отряд. У вас там была рация? – киваю на восток. От этого движения в глазах на мгновение потемнело, и мир плавно поплыл, но я собрал волю в кулак и не отключился.

– Есть рация, ее месяц тому назад привезли.

Ответ меня удовлетворил.

– Тогда еще один вопрос: у тебя на заставе были бойцы, разбирающиеся в радиосвязи?

Теперь Аверьянов задумался всерьез.

– Васильков и Ерошин, они до призыва были радиолюбителями в Минске… С немецкими рациями имел дело Васильков.

Прекрасно, есть еще и сведущий в вопросе солдат.

Теперь осталось достичь идеала во всей этой безумной затее с радиостанцией: нужно, чтобы радиолюбители разобрались с нашей немецкой рацией, чтобы смогли настроиться на нужную волну, чтобы передали в отряд запрос о поддержке и, главное, чтобы в самом отряде рация была в порядке и нас услышали вовремя. Мечты, мечты… Однако это маленький, хиленький, но шанс!

– Тогда мы можем подать сигнал по радио. Это первый вариант. Второй – мы можем отправить в отряд посыльного, но не факт, что он доберется… А ракетница у нас есть? – Алексей кивает. – И в качестве третьего варианта мы можем попытаться подать сигнал ракетами и надеяться, что нас поймут правильно и пришлют на огонек помощь. – Вижу, старлей смеется. – Я что-то не так сказал?

– Скажи, Пауэлл, откуда ты так хорошо русский язык знаешь? И акцента у тебя почти нет. Да еще и всякие шуточки откалываешь.

Вы спросили, а мы ждали. Хотя сейчас в голове всплыла мысль о том, что я все же для этого времени говорю неправильно. Даже построение предложений, наверное, здесь немножечко, но другое. Это же у нас на иностранное происхождение легко списывается? Вот и ладненько.

– Мама у меня русская, еще до революции в Америку уехала. Вышла замуж за бизнесмена, то есть за частного предпринимателя, и в восемнадцатом году родился я. – Стараюсь говорить об этом с любовью и неким трепетом. Не знаю, выходит это или нет. – С малых лет вертелся как волчок в двух культурах. С бабушкой и дедушкой по отцовской линии приобщался к американской культуре и английскому языку. А с многочисленными русскими родственниками и друзьями мамы изучал историю России и русский язык. Так мне удалось изучить два языка… Ладно, хватит об этом, у нас на носу первая серьезная операция. – Слушал меня старлей внимательно и с пониманием. Значит, мой ответ его удовлетворил. Но в глазах у собеседника на миг появилось и угасло нечто… опасное.

– Верно… Но… Зачем ты мне одному рассказал свой план? Пришли бы к бойцам, я бы дал тебе слово. Идея-то у тебя очень дельная, и работать будем по ней, не думаю, что у меня вышло бы лучше, – удивился Леха. Врет ведь, смог бы и получше план придумать.

– Понимаешь, я же иностранец, да и офицер. – От упоминания слова «офицер» Аверьянов невольно поморщился. Ну а что поделать-то? Это у вас тут такие выражения попахивают старорежимщиной, а там, «за бугром», это уставное обращение. – Командование РККА и пограничных войск признало мои полномочия в соответствии со званием, но я не командир ТВОИХ пограничников. Они будут слушаться тебя и принимать твои приказы, не мои. Я лишь инструктор. Понимаешь? – Он понял и явно одобрил мои слова.

– Ты мне нравишься, товарищ инструктор. Знал я, конечно, что американцы наши лучшие друзья, особенно после Договора Содружества тридцать восьмого года, но не думал, что вы настолько серьезные люди. Я тебя понял и сам изложу твой план. Но скажу, что идея принадлежит товарищу инструктору. Будем считать, что ты на время боевых действий являешься моим советником…

Что-то меня сильно-сильно зацепило в его словах. Точнее, все его слова меня очень зацепили!

Какой такой Договор Содружества между СССР и США 1938 года?! Это что за выкрутасы? Видимо, не ошибся я в своем сомнении по поводу неправильности этого прошлого. Тут с первых минут пошли несовпадения с историей МОЕГО мира, а уж после слов о Договоре я окончательно убедился в том, что это прошлое – альтернативное…

Вот тебе, Артур, и горячо любимые Конюшевский, Конторович, Логинов, Махров и Таругин с их альтернативной историей! В одном лице! Мать, мать, мать…

Мое лицо так сильно скривилось, что Леха заволновался.

– Майкл! Ты в порядке?

– Да… Все нормально… Голова гудит. – Встаю на ноги и ободряюще хлопаю старлея по плечу. – Пойдем обратно. Надо подготовить бойцов…

Через полчаса мы вышли на исходные позиции. Леха попросил меня возглавить группу для удара по позициям гаубиц. Захват радиостанции – это очень важно, а сам Леха должен вести основную группу…

Вот я и лежу в кустах, наблюдаю за шевелением у гаубиц и отбиваюсь от разозленных моим присутствием муравьев. Немцы заканчивали согласование своих действий на всех уровнях – у рации долго ошивался командир батареи, постоянно записывавший что-то в блокнот. Наконец узнав все, что ему требовалось, офицер рванул к орудиям и стал бодро раздавать указания. Что это значит? А это значит, что вот-вот огненный шквал обрушится на погранотряд.