Бангкок - темная зона - Бердетт Джон - Страница 4

Боже! Надо полагать, мужчина даже в таком состоянии понятен объекту любви. Если правильно помню, все случилось в ночь, после того как я написал эти строки, — в два часа. Вышло так, что из всех девушек осталась она одна, и я уже собирался закрывать заведение. Успел выключить музыку, и все мерзкие звуки, которые я производил, готовясь к закрытию, — звяканье бутылок, грохот сваливаемого в бак мусора, бульканье грязной посуды в раковине — словно сами обрели свойство гнетущего меня одиночества.

Я уставился в пол, чтобы не встречаться с ней взглядом, когда она уходила из бара. Дамронг игриво встала у меня на пути, но я не ответил на заигрывание. И тогда она осторожно провела рукой у меня под подбородком и подняла мою голову, чтобы я взглянул ей в лицо. Большего не потребовалось. Охваченные горячкой, мы даже не стали подниматься наверх, в номера.

— Ты самый восхитительный любовник, — прошептала она, когда все кончилось.

Разумеется, это были обычные слова в устах шлюхи, но я, как всякий клиент, хотел ей поверить. Теперь, бросая в прошлое взгляд, я понимал, насколько все, от начала и до конца, было ужасно банальным. Излагая американке свою печальную сагу, я откровенно в этом признался. А Кимберли старательно избегала на меня смотреть.

Все будто родилось из необузданности Сонгкрана. Когда-то это был священный праздник, во время которого монахов и уважаемых старейшин чинно и любовно окропляли святой водой. Но теперь, фаранг, в Бангкоке такого не увидишь: краснорожие, не в меру разыгравшиеся мужи от тридцати до пятидесяти лет караулят прохожих с водяными пистолетами и немилосердно обливают с ног до головы. Подвыпив, они становятся агрессивными и беснуются, пока не устанут и пока не надоест развлекаться. Тогда, не расставаясь со своими пластмассовыми игрушками, они валяются тут же, на тротуарах.

Все, кто заходил в тот вечер в бар, были до нитки мокрыми. Самые предусмотрительные заранее прятали мобильные телефоны в пластиковые пакеты. Повсюду царило безумие.

Я сделал глоток пива. Теперь и я, и агент ФБР, смотрели, как по небу совершает свой фаллический марш Орион.

— Середину можешь опустить; расскажи, чем все закончилось, — предложила Кимберли без малейших признаков ревности или иного чувства, хотя в ее голосе и появилась хрипотца.

— Женщины способны испытывать непомерную страсть?

— Еще бы. Это когда происходит полное физическое растворение, аннигиляция личности, утрата эго? Когда не понимаешь, один ты человек или двое, не чувствуешь себя в безопасности, если не в постели с партнером, но и когда с ним не намного спокойнее? Это ты имеешь в виду? Конечно.

— И чем все обычно заканчивается?

— У того, кто страдает больше, выбор простой: убить партнера или послать подальше, пока еще есть на это силы. — Она стрельнула по мне быстрым взглядом. — Ты полицейский и знаешь лучше других: физическое насилие в отношении членов семьи не сравнится ни с каким другим.

Я долго не мог прийти в себя — меня оглушила ее суровая прямота фарангов. Не рассчитывал в этот вечер так быстро взлететь к высшей точке. И минут десять сидел молча, пока сумел продолжить.

— После той первой ночи я заставил ее поклясться, что она больше не пойдет с клиентом. Пусть подает напитки и флиртует, а я восполню ее потерю в заработке, любую сумму. Типичный случай спятившего клиента, покупающего невинность девушки. Она выполняла условия соглашения дней десять, а затем подвыпила с молодым мускулистым англичанином. Он заплатил за нее бару и увел у меня из-под носа. — Я помолчал, собираясь с мыслями. — Как ты справедливо заметила, в таких случаях либо убивают, либо посылают ко всем чертям. Я взял себя в руки ровно настолько, чтобы позвонить матери и попросить подменить меня в баре до конца ночи. Пусть другие девушки расскажут ей, что произошло. Затем взял отпуск и две недели провел на острове Самоа. А когда вернулся, мать успела от нее избавиться.

Кимберли покачала головой. На ее губах появилась приправленная озорным юмором сочувственная улыбка.

— То есть в итоге тебя спасла мамочка?

— Да. Но не только она. Когда я вернулся с Самоа, у нас начала работать Чанья. Пообщаешься с ненормальной, невольно потянет к здоровой. Не думаю, что я бы оценил Чанью, если бы не потерял рассудок с Дамронг. Вселенная состоит из противоположностей.

Когда мы ехали в такси обратно на Сукумвит, американка предположила:

— Скажи: в тот вечер, когда Дамронг ушла с клиентом-англичанином, ты был готов ворваться к ним в номер? Терял контроль над собой?

— Да. Под кассой в кобуре лежал мой пистолет. И эта мысль не давала мне покоя.

— А затем на Самоа ты две недели был одержим мыслью об убийстве и изо всех сил с ней боролся?

— Все время. На меня накатывало волнами. Я выигрывал схватку только по утрам, а потом приходилось прибегать к спиртному и гандже. [3]

— А она? Почему эта девушка так поступила? Тяга к саморазрушению? Хотела погубить себя? В конце концов ты же был ее начальником.

— У бедных потаскушек и личности-то никакой нет, так что губить было нечего. Подобные девушки знают: если они обретают немного власти, то это лишь на мгновение. У них нет опыта заботиться о будущем. Как правило, они даже не верят, что будущее у них есть.

— Это правда? — Агент ФБР задумалась.

— Для бедных рождение — катастрофа. Тот, кто обрел тело, вынужден его кормить, укрывать, заботиться о нем, повиноваться инстинкту продолжения рода. Все остальное, включая смерть, — детские забавы.

Кимберли вздохнула, и я понял, когда американка заговорила, что она вспоминала видеозапись с Дамронг.

— Я опасалась, что ты скажешь нечто подобное. — Кимберли повернулась ко мне. — Она позволяла бы тебе все. Буквально все — любое извращение. Готова была терпеть унижение, лишь бы завладеть твоей душой? Так, да?

Я не ответил. Мы уже подъехали к отелю «Гранд Британия», и я думал, что на сегодня все. Но на этом наш разговор не закончился. Кимберли не желала ложиться в постель, не выяснив все до конца.

— А увлечение доктора Супатры — оно типично для тайцев? Или я правильно предположила, что она женщина немного эксцентричная?

Я кашлянул.

— Все тайцы эксцентричны, Кимберли. Нас никто не колонизировал. Поэтому в нас не слишком укоренилось осознание общемировых правил, которым необходимо следовать.

— Но ты же сам это видел? Так? Я хочу сказать, там были не только совокупляющиеся духи. Происходили по-настоящему гротескные вещи — я видела демонов или что-то в этом роде, неземных существ… Признаю, это звучит жестоко. Все было очень продуманно, но явно с психическими отклонениями.

Я пожал плечами.

— Супатра больше двадцати лет работает судебным патологоанатомом. Только представь, что у нее в подсознании.

Агент ФБР кивнула. Такое объяснение ее устраивало и соответствовало ее культурным предрассудкам. Тем не менее что-то в ней сопротивлялось.

— Сончай, у меня такое ощущение, что не все так просто. На поверхности одно, но под спудом видимого таятся, один под другим, новые уровни. Скажи, ты со мной до конца откровенен? Но ведь если бы эта штука в компьютере Супатры была правдой, она бы прославилась на весь мир. Согласен? Подключились бы телеканалы «Нэшнл джиогрэфик», «Дискавери», журнал «Сайнтифик американ», организовали бы изучение этого феномена.

При мысли, что Супатра может согласиться стать центром всеобщего внимания, я едва сдержал улыбку.

— Доктор Супатра очень скрытный человек, — объяснил я американке. — Она скорее согласится умереть, чем даст вовлечь себя в балаган средств массовой информации.

К этому моменту агент ФБР успела выйти из машины, но дверца оставалась открытой. Она наклонилась ко мне, наморщив лоб.

— Хочешь сказать, все это правда? Или может быть правдой?

— Зависит от того, что ты понимаешь под правдой, — тихо проговорил я и осторожно закрыл дверцу.