Всё-всё-всё о Ёжике - Козлов Сергей Григорьевич - Страница 2

— Можно сесть? — спросил Заяц.

— Садись, — сказал Медвежонок. И Ёжик с Медвежонком тоже сели.

— А как мы будем сумерничать? — спросил Заяц.

Ёжик промолчал.

— Сиди в сумерках и молчи, — сказал Медвежонок.

— А разговаривать можно? — спросил Заяц. Ёжик опять промолчал.

— Говори, — сказал Медвежонок.

— Я в первый раз сумерничаю, — сказал Заяц, — поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?

— Мы не сердимся, — сказал Ёжик.

— Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ёжик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…

— И чего? — спросил Медвежонок.

— А ничего. Темно стало, — сказал Заяц. — Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ёжиком и Медвежонком. Вдруг пустят?

— Угу, — сказал Медвежонок.

— А мы уже сумерничаем? — спросил Заяц. Ёжик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.

— А можно, сумерничая, петь? — спросил Заяц. Ёжик промолчал.

— Пой, — сказал Медвежонок.

— А что?

Никто ему не ответил.

— А можно весёлое? Давайте я весёлое спою, а то зябко как-то?

— Пой, — сказал Медвежонок.

— Ля-ля! Ля-ля! — завопил Заяц. И Ёжику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ёжиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь ещё воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.

— Ля-ля-лю-лю! — вопил Медвежонок.

— Ля-ля! Ля-ля! — пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ёжику просто больно было всё это слышать.

— Давайте помолчим, — сказал Ёжик. — Послушайте, как тихо!

Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.

— А что, — шёпотом спросил Заяц, — теперь делать?

— Шшш! — сказал Медвежонок.

— Это мы сумерничаем? — прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.

— До темноты — молчать?..

Стало совсем темно, и над самыми верхушками ёлок показалась золотая долька луны.

От этого Ёжику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.

Как оттенить тишину

— Я очень люблю осенние пасмурные дни, — сказал Ёжик. — Солнышко тускло светит, и так туманно-туманно…

— Спокойно, — сказал Медвежонок.

— Ага. Будто всё остановилось и стоит.

— Где? — спросил Медвежонок.

— Нет, вообще. Стоит и не двигается.

— Кто?

— Ну, как ты не понимаешь? Никто.

— Никто стоит и не двигается?

— Ага. Никто не двигается.

— А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. — И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.

— Комары только ещё больше, — тут Ёжик остановился, чтобы подыскать слово, — о т т е н я ю т неподвижность, — наконец сказал он.

Медвежонок сел:

— Как это?

Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.

— Ну вот смотри! — Ёжик встал и побежал. — Видишь?

— Что?

— Как неподвижен лес?

— Нет, — сказал Медвежонок. — Я вижу, как ты бежишь.

— Ты не на меня смотри, на лес! — И Ёжик побежал снова. — Ну?

— Значит, мне на тебя не смотреть?

— Не смотри.

— Хорошо, — сказал Медвежонок и отвернулся.

— Да зачем ты совсем-то отвернулся?

— Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.

— Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.

— Хорошо, — сказал Медвежонок. — Давай попробуем. — И уставился на Ёжика во все глаза. — Беги!

Ёжик побежал.

— Быстрее! — сказал Медвежонок.

Ёжик побежал быстрее.

— Стой! — крикнул Медвежонок. — Давай начнём сначала.

— Почему?

— Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ёжик!

— А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я — бегу, лес — стоит. Я оттеняю его неподвижность.

— А ты не можешь бежать большими прыжками?

— Зачем?

— Попробуй.

— Что я — кенгуру?

— Да нет, но ты — ножками, ножками, и я не могу оторваться.

— Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он — стоит.

— Хорошо, — сказал Медвежонок. — Беги!

Ёжик побежал снова.

— Ну?

— Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. — Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.

— Стой! — крикнул Ёжик. — Слушай! Медвежонок замер.

— Слышишь, как тихо?

— Слышу.

— А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.

— А-а-а!.. — закричал Медвежонок.

— Теперь понял?

— Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! — снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.

— Нет! — крикнул Ёжик. — Надо бежать и подпрыгивать. Вот! — И заскакал по поляне.

— Нет! — крикнул Медвежонок. — Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.

— Как это? — Ёжик остановился.

— А вот так! — И Медвежонок сиганул с обрыва.

— И я! — крикнул Ёжик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.

— Ля-ля-ля! — завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.

— У-лю-лю! — по-птичьему заверещал Ёжик.

— Ай-яй-яй! — во всё горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.

Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во всё горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.

В родном лесу

Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.

«Давно уже пора снегу пасть, — думал Заяц. — А лес стоит тёплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.

— Гуляешь? — сказал Заяц.

— Дышу, — сказала Мышка. — Надышаться не могу.

— Может, зима про нас забыла? — спросил Заяц. — Ко всем пришла, а в лес не заглянула.

— Наверно, — сказала Мышка и пошевелила усиками.

— Я вот как думаю, — сказал Заяц. — Если её до сих пор нет, значит, уже не заглянет.

— Что ты! — сказала Мышка. — Так не бывает! Не было ещё такого, чтобы зима прошла стороной.

— А если не придёт?

— Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чём не думай.

— Я так не умею, — сказал Заяц. — Я всё должен знать наперёд.

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Зайцы не состариваются, — сказал Заяц. — Зайцы умирают молодыми.

— Это почему же?

— Мы бежим, понимаешь? А движение — это жизнь.

— Хи-хи! — сказала Мышка. — Ещё каким стареньким будешь.

Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.

Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нём было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.

— Ты не грусти, — сказал Заяц.

— Я не грущу.

— Грустишь, я вижу.

— Да вовсе не грущу, просто печально.

— Это пройдёт, — сказал Заяц. — Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.

— А зачем?

— Глупая ты. Съедят.

— А ты бегай задом наперёд, — сказала Мышка. — Вот так! — И побежала по дорожке спиной вперёд, мордочкой к Зайцу.

— Здорово! — крикнул Заяц. И помчался следом.

— Видишь? — сказала Мышка. — Теперь никто не поймёт, кто ты.

— А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?

— Я кору не ем, — сказала Мышка.

— Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!

— Не надо, — сказала Мышка.

— Да чем же мне тебе отплатить?

— А ничем, — сказала Лесная Мышь. — Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.

— Спасибо тебе! — сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперёд, улыбаясь и шевеля усами.