Английский детектив. Лучшее - Флеминг Ян - Страница 26

Фотограф сделал четыре снимка и ушел. Аллейн отметил мелом положение рук и ног умершего, сделал подробный план комнаты и повернулся к докторам.

— Считаете, что его убил электрический удар?

— Похоже на то, — ответил Кертис. — Несомненно, это произошло до полуночи.

— Разумеется. Но посмотрите на его руки. На пальцах ожоги. Большой, указательный и средний пальцы сведены как раз на расстояние, равное ширине ручек радио. Он настраивал свою шарманку.

— Черт подери! — воскликнул до сих пор молчавший инспектор Фокс.

— Вы хотите сказать, что он получил смертельный удар от радио? — спросил доктор Мэдоус.

— Не знаю. Я всего лишь сделал вывод, что его руки лежали на ручках, когда он умер.

— Когда вошла горничная, оно все еще работало. Его выключил Чейз и, кстати, удара не получил.

— Ваша очередь, напарник, — обратился Аллейн к Фоксу, и тот подошел к выключателю на стене.

— Осторожнее, — сказал Аллейн.

— Ничего, у меня туфли на резиновой подошве, — ответил Фокс и щелкнул выключателем.

Радио загудело, набрало звук, и комната наполнилась звуками веселой песни: «Рождество, Рождество…». Фокс его выключил и вытащил вилку из розетки.

— Хочу заглянуть внутрь этого аппарата, — сообщил он.

— Заглянете, друг мой, заглянете, — сказал Аллейн. — Только для начала, пожалуй, следует убрать тело. Вы можете помочь, Мэдоус? Фокс, будьте добры, сходите за Бэйли. Он в машине.

Кертис, Хислоп и Мэдоус с трудом подняли страшное скрюченное тело и отнесли Септимуса Тонкса вниз, в свободную комнату. Когда, вытирая пот со лба, вернулся доктор Мэдоус, сержант Бэйли, специалист по отпечаткам пальцев, изучал радиоприемник.

— Что вы делаете? — спросил доктор Мэдоус. — Хотите узнать, не копался ли он во внутренностях этого радио?

— Он, — ответил Аллейн, — или… кто-нибудь другой.

Доктор Мэдоус посмотрел на инспектора.

— Значит, вы согласны со мной. Вы подозреваете, что…

— Подозреваю? Я вообще не склонен к подозрениям. Я просто стараюсь ничего не упустить. Ну, что у вас, Бэйли?

— На ручке кресла четкий отпечаток. Но это наверняка отпечаток покойного.

— Несомненно. Позже проверим. А что радио?

Фокс, который был в перчатках, снял ручку громкости.

— Похоже, все в порядке, — ответил Бэйли. — Прекрасный аппарат. Просто замечательный. — Он посветил фонариком на заднюю стенку приемника, открутил пару винтиков и стал изучать электрическую начинку.

— Зачем нужно это маленькое отверстие? — вдруг произнес Аллейн.

— Какое отверстие, сэр? — спросил Фокс.

— На передней панели над ручкой просверлено отверстие. Диаметр — примерно одна восьмая дюйма. Краешек ручки прикрывает его. Немудрено, что мы его не заметили сразу. Бэйли, посветите изнутри. Видите?

Фокс нагнулся к аппарату и басовито заворчал. Тонкий лучик света пробился сквозь переднюю панель радио.

— Странно, сэр, — произнес Бэйли. — Не понимаю, зачем это могло понадобиться.

Аллейн снял ручку настройки.

— Здесь еще одно, — пробормотал он. — Да. Аккуратные маленькие дырочки. Недавно просверленные. Довольно необычно для радио, надо полагать?

— Вот именно, сэр. Очень необычно, — отозвался Фокс.

— Мэдоус, я хочу, чтобы вы ушли, — сказал Аллейн.

— Какого черта? — возмутился доктор Мэдоус. — Что это значит? Почему я должен уходить?

— Ваше место рядом со скорбящими родственниками. Вы же врач, вспомните, как должен вести себя врач, когда в доме труп.

— Я их уже успокоил. Что вы задумали?

— Хорошо, — смирился Аллейн. — Можете ненадолго задержаться. Кто сейчас под подозрением? Расскажите мне об этих Тонксах. Кто они? Чем занимаются? Каким человеком был Септимус?

— Если угодно знать, он был чертовски неприятным человеком.

— Расскажите о нем.

Доктор Мэдоус сел и закурил сигарету.

— Этот человек сам всего добился в жизни, — начал он. — У него был необычайно твердый характер, и… он скорее был груб, чем вульгарен.

— Как, к примеру, доктор Джонсон?

— Вовсе нет. И не перебивайте меня. Я знаком с ним двадцать пять лет. Его жена, Изабелла Форстон, жила по соседству с нами в Дорсете. Я принимал у нее роды и, можно сказать, привел их детей в эту юдоль слез. И это не шутка, это горькая правда. Семья эта очень необычная. Последние десять лет Изабелла находилась в том состоянии, которое вызывает бурный восторг у разного рода психологов и прочих умников. Но я всего лишь отставший от жизни терапевт, поэтому скажу просто: она находится в последней стадии истерического невроза, до которого ее довел страх перед мужем.

— Не понимаю, зачем просверлили эти дырки, — пробормотал Фокс и покосился на Бэйли.

— Продолжайте, Мэдоус, — сказал Аллейн.

— Полтора года назад я говорил об этом с Сепом. Я сказал ему тогда, что проблема заключается в ее мозге. Он взглянул на меня с улыбочкой и сказал: «Я удивлен, что у моей жены вообще есть мозг…» Но послушайте, Аллейн, я не могу такое рассказывать о своих пациентах. Черт, и о чем только я думаю?!

— Вам прекрасно известно: то, что вы расскажете мне, не узнает больше никто, если только…

— Если только что?

— Если только в этом не будет необходимости. Прошу вас, продолжайте.

Но доктор Мэдоус поспешил спрятаться за профессиональным тактом. Он лишь добавил, что у мистера Тонкса было повышенное давление и слабое сердце, что Гай работал вместе с отцом, что Артур хотел стать художником, но ему велели изучать юриспруденцию, и что Филлипа хотела выступать на сцене, но ей велели забыть об этой бредовой идее.

— Выходит, он запугивал детей, — заметил Аллейн.

— Разбирайтесь сами. Я ухожу. — Доктор Мэдоус дошел до двери и даже взялся за ручку, но потом вернулся. — Послушайте, — сказал он, — я вам вот что скажу. Вчера вечером здесь произошла ссора. Я попросил Хислопа — он толковый парень — дать мне знать, если случится что-нибудь такое, из-за чего миссис Тонкс может расстроиться. Расстроиться действительно сильно, понимаете… Я и этого не должен бы говорить, но я имею в виду, если бы он стал распускать руки. Мне ведь известно, что Изабелла и дети от него всякого натерпелись. Он сильно пил. Прошлым вечером Хислоп позвонил мне в двадцать минут одиннадцатого и сказал, что тут произошла жуткая ссора. Сеп наорал на Фипс… Филлипу, ее все так называют… в ее комнате. Еще он сказал, что Изабелла — миссис Тонкс — уже спала. У меня вчера был тяжелый день, и мне не хотелось выходить из дому, поэтому я попросил его перезвонить мне через полчаса, если он не утихомирится. Я посоветовал ему не вмешиваться, оставаться в своей комнате — она находится рядом с комнатой Фипс — и убедиться, что с ней все в порядке, когда Сеп оттуда уберется. Хислоп тоже имел отношение к этой ссоре, но я не скажу, какое именно. Из слуг тогда дома никого не было. Я сказал, что если через полчаса он мне не перезвонит, я сам ему позвоню, и если мне никто не ответит, это будет означать, что у них все в порядке. Я им позвонил, но ответа не получил, поэтому и лег спать. На этом все. Я ухожу. Кертис знает, где меня найти. Я полагаю, что еще понадоблюсь вам для следствия. До свидания.

Когда он ушел, Аллейн принялся тщательно осматривать комнату. Фокс и Бэйли все еще возились с приемником.

— Не понимаю, как этот господин умудрился получить удар от аппарата, — недовольно проворчал Фокс. — С ручками все в порядке. Все так, как и должно быть. Вот взгляните, сэр.

Он щелкнул выключателем на стене и покрутил ручку настройки. Какое-то время не было слышно ничего, кроме шипения, а потом радио вдруг объявило: «…на этом мы завершаем наш рождественский концерт».

— Хорошо звучит, — одобрительно произнес Фокс.

— Я кое-что нашел, сэр! — неожиданно воскликнул Бэйли.

— Надо полагать, опилки? — произнес Аллейн.

— Верно, — удивленно протянул Бэйли.

Аллейн заглянул в аппарат, подсвечивая себе фонариком, и взял щепотку опилок из-под просверленных отверстий.

— Улика номер один, — сказал Аллейн и нагнулся к розетке. — Ну-ка… Двойник! Для радио и радиатора. Я думал, они запрещены. Подозрительно. Давайте еще раз взглянем на ручки.