Ракетчик - Козлов Константин - Страница 10

— Давай же, ну давай… — просил он самолет. Медленно, словно нехотя, нос пошел вверх. Маленькая стрелка перестала вращаться, большая дрожала у прежней отметки. Давыдов перевел дух, посмотрел на приборы.

— Как много. Напихали же…

Опыта вождения самолетов у Давыдова не было. Вернее, был, но мизерный. Еще в училище он записался в аэроклуб. По чьей-то инициативе сверху командование училища дало всем желающим «добро» на посещение харьковского аэроклуба по воскресеньям. Большинство попросилось в секцию парашютного спорта. После трех прыжков давали значок и удостоверение парашютиста. Отпрыгавшие эту норму гордые собой курсанты прикручивали к парадным кителям синий значок с белым куполом и силуэтом болтающегося на стропах человечка — эмалевый символ воздушного волка. Давыдов записался в вертолетчики. Здесь тоже прыгали и тоже вручали значок, но по окончании курса выдавали еще и пилотское свидетельство. Продолжительность этого курса, правда, была побольше, да и сами занятия посложнее. Пилотское удостоверение Анатолий так и не получил. Перед сдачей зачетов и экзаменов в аэроклубе он сломал ногу на полосе препятствий. Преподаватель физической подготовки, исповедующий принцип «тяжело в учении — легко в походе», запустил учебную группу на восемь кругов. Норматива такого, конечно же, в природе не существовало, но училище готовилось к конкурсу, и новому начальнику кафедры были нужны высокие показатели. На седьмом круге Давыдов загремел с разрушенного моста. Из санчасти он вышел с предубеждением к беговым видам спорта и с легкой хромотой, от которой до окончания училища так и не избавился. Обиднее всего было то, что с аэроклубом ничего не вышло. Позднее Давыдов еще раз пытался освоить науку управления летательным аппаратом. Во время службы на Севере его учили знакомые ребята с местного аэродрома. Правда, до посадки «кукурузника» (других самолетов в местном авиаотряде не было) дело не дошло.

Пилотских навыков не хватало. Приборов было значительно больше, чем на стареньком «Ми-2» и на «Ан-2» пяозерского отряда гражданской авиации. Выровняв полет, Анатолий решил попытаться выйти на связь с землей. Натянул наушники, подобрал с пола блокнот, выпавший из рук командира. Несколько раз повторил вызов. Земля не отвечала: то ли вышли из зоны связи, то ли радиостанцию повредило взрывом. Давыдов знал, что воздушное судно может посылать сигнал бедствия автоматически, но вот где включается этот сигнал, он не знал. Покричав в микрофон для очистки совести: «Полюс, Полюс» — и не получив ответа, капитан оставил это занятие. Искать нужный переключатель на приборной панели было некогда. Задрав аэроплану нос, Анатолий добился лишь временного успеха. Теперь упала скорость, и самолет начал проваливаться вниз. Стрелка указателя высоты снова начала пугающий отсчет.

Чертыхаясь, Давыдов отжал штурвал и занялся поисками переключателей управления тягой. Нужные рычаги он нашел достаточно быстро. Такие же были в «Ан-2», хотя и выглядели иначе. Здесь их оказалось два, по числу движков. Для начала Давыдов перевел их вперед до упора и решил посмотреть, что будет. Однако ровным счетом ничего не произошло. Тогда он потянул рычаги назад — результат тот же. Двигатели тянули свою монотонную песню, значит, управлять моторами невозможно. Видимо, при взрыве что-то вышло из строя. Возможно, каким-то образом включалось резервное управление, но каким — для Давыдова было тайной за семью печатями.

— Вот влип!

В голову приходили всякие решения, но соответствующего случаю не появлялось. Всплывали какие-то обрывки из курса аэродинамики, что-то из рассказов знакомых летчиков. Давыдов сильнее подал штурвал вперед, самолет клюнул носом, заскользил вниз, скорость увеличилась. Дождавшись, когда скорость достигла пятисот километров в час, Давыдов потянул штурвал на себя. Машина поднялась чуть повыше, но лететь стала медленнее. Конечно, таким способом далеко не улетишь, но можно дрыгаться, пока есть запас высоты. А вот что будет потом?.. Про потом думать не хотелось. Еще одна проблема заключалась в том, что капитан понятия не имел, какая скорость для этого типа самолетов является критической, когда она достигнет своего предела и самолет начнет падать, как большой кусок металла. Извернувшись в кресле и не выпуская штурвала из потных ладоней, Давыдов вытянул ногу и попытался толкнуть раненого пилота. Со второй попытки он больно ударил его по лодыжке. Раненый застонал и открыл глаза.

— Падаем! — заорал Давыдов. — Скажи, что делать!

— Прибавь обороты, — ответил пилот и отключился.

— Да очнись же, не выходит у меня ни хрена! — кричал Давыдов. — Чего тут у вас нажимать надо?!

Пилот не отзывался.

Давыдов решил поискать подходящее поле и садиться. При мысли о посадке меж лопаток потек холодный пот. Как известно, эта процедура самое сложное в пилотировании. Большие самолеты сажает командир корабля, да еще при этом ему весь экипаж ассистирует. К тому же для посадки не помешало бы наличие аэродрома или ровной поверхности. Если садиться не выпуская шасси, желательно, чтобы запас топлива был минимальным. Лучше всего его вообще слить. Давыдов посмотрел на указатель уровня топлива — вроде бы около двух тонн. Если найти подходящее место, можно кружить над ним, пока не кончится топливо, и в крайнем случае сесть на брюхо. Давыдов осторожно нажал на педаль поворота. Стрелка указателя курса отклонилась, машина начала крениться вправо. «Черт, только бы не влезть в штопор. — Анатолий выровнял самолет. — Тогда точно свалюсь».

Запас высоты кончался. Пришло время искать место приземления. Впервые с момента взрыва Давыдов посмотрел вниз. От увиденного захватило дух. Внизу, куда ни кинь взгляд, была вода. Анатолий оцепенел. Вытянув шею, посмотрел вправо. Сердце зашлось от радости: там была суша. Осторожно-осторожно, медленно, не дыша, он начал разворачивать машину. Впереди показался песчаный, изрезанный бухтами и поросший густым лесом берег. Давыдов решил садиться на воду, как можно ближе к берегу. Так шансов уцелеть больше.

Снижаться начал издалека, тщательно выбирая направление. Понимал — второго захода не будет, вновь набрать высоту самолет не сможет. Давыдов выбрал для посадки бухту, окаймленную длинной песчаной косой. Сверху бухта казалась мелкой, даже дно видно. Капитан понятия не имел о том, что сверху можно обнаруживать подводные лодки на большой глубине. Он думал, раз дно видно — значит, мелко. Параллельно кромке берега тянулся перекат. На него он и решил садиться. Кое-как направив машину на нужный курс, капитан начал снижаться. Высота стремительно убывала. Время от времени Давыдов задирал нос машины, сбрасывая скорость. Как выпустить закрылки и поставить винты в режим фиксирования, он не знал, хотя и слышал, что это сделать необходимо.

Тяжелая машина неслась над подернутой легкой рябью гладью. Скорость упала до трехсот километров. В голову полезли мысли о камикадзе, они вот так же выходили на вражеский корабль. Самые подходящие мысли, как раз на злобу дня. Взгляд машинально фиксировал показания указателей высоты и скорости. Скорость триста, высота сто. Скорость двести девяносто, высота пятьдесят. Скорость двести семьдесят, высота — двадцать…

Давыдов потянул штурвал на себя, и в следующий момент машина ударилась о воду. Подпрыгнув, самолет заскользил по поверхности. Через мгновение брюхо заскребло по песку и нос опустился. Движение прекратилось. Давыдов сидел в кресле и орал благим матом.

— Так себе посадочка, на три с минусом, — отозвался очнувшийся от толчка пилот. — Но, думаю, тебя можно поздравить.

Двигатели замолчали, и наступила тишина. Немного успокоившись, Давыдов почувствовал, что в нем что-то изменилось. Он задумался, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде бы все в порядке, немного болит ссадина на лбу, вот, пожалуй, и все. Однако что-то было не так. Вернее, не так, как прежде. И тут Анатолий понял, в чем дело, и рассмеялся: он больше не чихал. От мучившей его аллергии не осталось и следа.

Глава 7.

КОНЦЫ В ВОДУ.

После первого выхода в эфир трассового самолета связь с ним была утеряна. Диспетчер несколько раз попытался вызвать борт. Ответа не было, но сквозь шумы эфира вдруг отчетливо пробилась фраза: